Роман… С Ольгой

Иголкина Леля

Ей нужно достучаться? Донести? Поведать? Рассказать и объяснить? Заверить и попросить порадоваться?

— Оль…

— У нас будет ребёнок, Рома. Вот, — запустив руку к себе в широкий боковой карман, что-то там старательно отыскивает, — это снимок сына. Хочешь посмотреть?

Нет! Я всё увидел в прошлый раз. Хватит. Пусть на хрен уберёт. Не желаю вспоминать и что-то видеть. Счастье можно сглазить. Это нехорошая примета.

— И что? Ты не явилась в ЗАГС. Мы не развелись, но я все равно уйду.

— Не надо, — Ольга

виснет на моих плечах, закинув руки мне за шею, крепко-крепко обнимает. — Это мальчик, Рома. Слышишь?

— Да, — прикасаюсь к её берету своим виском. — Он уже большой? Откуда знаешь?

— Нет, ты что, — прыснув, еле слышно отвечает. — Совсем крошка. Обыкновенное предчувствие. Не злись, пожалуйста. Не уйдешь?

Не решил пока.

— Там видно, что он парень? — нежно обнимаю. — Не плачь, тише-тише.

— А ты не уходи, — лезет носом в ухо. — Почему не обещаешь?

— Я не хочу уходить, но ты настаиваешь.

— Понял, каково это, когда кого-то ждёшь, а он, засранец, не является?

Что-что? Так значит, всё было спланировано заранее?

— Ты специально, что ли? — зубами задеваю сползающий с головы берет.

— Конечно, — красиво плачет и смеётся. — Почувствовал? Приятно было? Как ощущения?

Откровенно говоря, не очень.

— Да и нет.

— Значит, действие требует повторения-закрепления. Мне хотелось, чтобы ты попал в ту же ситуацию, что и я год назад. Например, покраснел перед этими занудами, которые сочувствующими зеньками тебя, как экспонат, рассматривают, потом отчитывают, изображая классных дам, потом направо и налево раздают непрошенные глупые советы. Как ощущения, Рома? Ты так и не ответил.

Я был унижен, однозначно оскорблен, а сейчас… Я в бешенстве. Но чуточку обескуражен!

— Изначально развод не предполагался? Правильно понял? — мягкой силой впечатываю податливое тело в себя. — Идем в машину. Тут прохладно. У меня есть кофе и печенье.

— Нет, не предполагался. Я тепло одета. А мороженое?

К несчастью, не предусмотрел.

— Это, видимо, расчет? Можем заехать в кафешку, там и выберешь.

Ей-богу, если скажет «да», то сегодня многократно будет за подобное наказана.

— Наука жизни. Штраф. Дисциплинарное взыскание.

Рано радовался, когда виртуальный товарищеский суд меня как будто миновал. Молодая Юрьева никогда и ничего не забывает.

— Зараза! — впиваюсь в шапку, клыками неосторожно задевая податливую кромку уха.

Ольга взвизгивает, сколопендрой извиваясь, возмущается:

— Отпусти, отпусти-и-и-и. Дурак!

— Нет! — всё же выпускаю и, наклонившись назад, раскладываю Олю на себе.

Кружу её, заглядывая в яркие глаза. Это счастье? Да? На последнее надеюсь.

— Где ты была? — завершая оборот, лениво останавливаюсь.

— У врача, — портит мне прическу, взъерошивает волосы, прочесывает острыми ногтями спрятанную под шевелюрой кожу. — Плановый визит.

Обязательный учёт и все дела.

— Без меня?

Забыл-забыл! «Дура-а-а-к». Ведь я перевоспитывался.

— В следующий раз пойдем вместе. Смотреть на сына будешь, старатель?

— Старатель?

— Забыл, как педалировал процесс? Сейчас я чувствую себя удачно спешившейся наездницей. Твое тело застыло у меня между ног, Юрьев. Там зияет огромная дыра, а походка с некоторого времени называется кавалерийской.

— Кстати, в этой позе ты очень хороша, — ставлю Лёлика на землю. — Ветер шпарит, как безумный, — ощутимо вздрагиваю, подлавливая небольшой озноб. — Идём в машину?

— Потерпишь, Рома Юрьев.

Жена обходит и становится передо мной.

— Обнимешь? — вполоборота обращается.

Я тут же выполняю.

Стихия сильно разгулялась. Штормит. По общим показателям и личным ощущениям — почти четыре балла. Ветер пронизывает насквозь, поднимая пляжный песок, закручивает необычные воронки. Мы греемся телами. Ольга смотрит вдаль, что-то шепчет, сама с собою улыбается и будто в знак согласия хлопает ресницами, ритмично опуская-поднимая веки.

— Тебе нравится эта брошь? — обвожу пальцем контур птицы. — Птичка мило выглядит, но суть чудна.

— Очень, — поджав подбородок, следит за тем, что делаю. — Это талисман, Рома. Не впадай в детство, нам пригодится твой здравый смысл. Не сюсюкай, ладно? Я беременна, но не больна и нахожусь в сознании. Просто чаще плакать хочется. Это, кстати, сильно напрягает.

— В каком смысле? — накалываю указательный палец об острый клюв железной птицы.

Сто слов в минуту… Пиздец! Я ведь помню её такой: озорной, весёлой и по-детски мудрой.

— Марго права.

Приплыли!

— Не думаю, — тут же отрицаю.

— Уверена, что на этой штуке лежит заклятие. Хочешь расскажу, почему я так считаю?

— Хочу…

Во внутреннем кармане моего пальто оживает мобильный телефон, на который совершенно нет желания отвлекаться.

— Что случилось? — жена, по-видимому, ощущает лёгкую вибрацию лопаткой.

— Неважно. Рассказывай.

— Пашка забеременела потому, что я прицепила эту штуку ей на лежанку. Было плохое настроение, я, конечно, отыгралась на этой птичке, — намекает на то, что украшение подарила ей свекровь? — Так вот, недолго думая, мерзавка привела Матроскина.

Проверив действие на кошке, Оля перешла на человека в собственном лице?

— Скажи, что шутишь, — прыскаю от смеха. — Это просто совпадение и моя несознательность в вопросах определения пола у кошачьих. Она бы обросла потомством в любом случае. Паштет — кошка, подобные ей беременеют без остановки, несколько раз за год. Недаром говорят: «Плодовита, как кошка». К тому же, сколько раз она сбегала из дому, чтобы встретиться с той рыжей тварью?

— Она ему изменила, — хохочет в кулачок жена.