Роман воспитания
Шрифт:
– Тетя Паня, Настю с моими не видели сегодня? На горку ушли с утра и...
У тети Пани был сильно развит комплекс вахтера: она минуты не могла прожить, чтобы кого-нибудь не ругать. Сейчас же она принялась осуждать Настю: лиходейка, без ума, детей еще взяла... не родится от свиньи бобренок, а родится тот же поросенок... А может, они уже дома? Света побежала бегом, ворвалась, как вепрь, - детей не было. Она сказала Мише, что сейчас сбегает в милицию, и тут же упала без чувств. И тут вошли дети. Они, оказывается, замерзли, зашли согреться во Дворец Свердлова, где у Насти знакомая работает, потом
– Так и ходишь?
– спросила ехидно Лю, когда Миша шел обратно.
– Я могу только ходить и лежать. Сидеть, оказывается, не могу...
– А как же ты на унитаз пристроился?
– В позе космонавта: полусидя-полулежа, когда перегрузки действуют в наиболее безболезненном направлении: грудь - спина.
– Вот, Настя, до чего ты человека довела!
– радостно вскрикнула Лю.
Миша почувствовал, что сестра доведет его сейчас еще сильнее. Он хотел лечь на диван, но вдруг резко перекосился в другую сторону и упал, потеряв сознание. Света побежала вызывать "скорую". Когда она вернулась, Миша уже открыл глаза. А когда вошла миниатюрная женщина в белом халате, Миша даже выпятил свою мускулистую волосатую грудь.
– Встаньте!
– приказала терапевтесса.
Мини-терапевтесса подбежала к его мышечной громаде и запустила ему пальчики меж ребер. Миша побледнел, задышал на всю комнату, но продолжал улыбаться. Видимо, чтобы исключить симуляцию, терапевтесса неожиданно подскочила высоко вверх, в полете сцепила руки и, уже летя вниз, нажала на череп подозреваемого. Полы ее халата победно развевались. Миша глухо рявкнул и стал оседать.
– Люмбаго, - удовлетворенно сказала терапевтесса. Миша ответил невнятным сипением, после чего лег, несколько усох и стал мутно глядеть в потолок.
– Понервничали, простудились или выпили много, - готовила она уколы, в очередной раз радуясь, что наука оказалась права.
Миша согласно сипел, с надеждой глядя на ампулы, которые могут его спасти от физического и морального падения. После укола стало в самом деле легче. Он даже встал. Встать было проблемой. Да еще сестра трещит без умолку:
– Ну вот, он вышел походкой Синей бороды - нервный смех меня одолел, честное слово...
Вдруг от этих слов Мишу пронзила такая боль, что он на некоторое время поверил в бога, а может быть - даже в Бога.
Близнецы успели прокатать по коврику в детской банки тушенки. Коврик стал коричневым и жирным. А Лю в это время похвалила своих сыновей за примерное поведение, называя их не акселератами, а почему-то бройлерами. Один из братьев принимал антибиотики. Судя по тому, что мать дала ему таблетку сразу по приходе и вот сует снова, они просидели в гостях уже четыре часа. Миша решил чем-нибудь вспугнуть сестру и запел:
– Доктор Живаго лечит люмбаго-а...
– Ты, люмбажный муж, лежишь - и лежи!
– не поняла его замысла Света. Она-то знала, что сейчас Мишиному сердцу достанется
– Пижоны! Тебе, Свет, надо мужа разогнуть, а ты небось будешь вечером Пастернака читать! Дают ведь самиздат на ночь, я знаю...
Миша бессильно вытянулся на своем диване. И тут Настя схватила решительно карандаши, подняла с полу резинку с нарисованным на ней глазом в форме пирожка (ее излюбленная форма глаз) - Настя сейчас попробует сделать набросок с тети Люси, да, именно вот сейчас, захотела. И тетя Люся должна молчать, иначе выйдет похоже!
Лю замолчала, хотя сил не было, как ей хотелось высказать все этим родственничкам! Ведь каждую резинку можно разрезать на три части, экономия, а у них целые валяются, и на каждой нарисован глаз, огромный, словно, можно подумать, намекают: КГБ за нами всюду и всегда следит, да!
– Это глаз художника за всем подглядывает. Или - природы...
– (Про Бога ей уж лучше и не напоминать, а то тут такое начнется...)
– Тетя Люся, Настя вас похоже так рисует, - заметил Антон и для солидности добавил: - Но не слишком ли красиво? Слащавости мама не любит...
– Ничего!
– обрадовалась Лю.
– Красота спасет мир! Давай, Настя, работай, желаю успеха! И пусть пятерки сыплются на тебя!..
– Пятерки - это в смысле деньги, бумажные? Нет? оценки... а... Вы, тетя Люся, молчите! Я рот должна рисовать... Кто там звонит? Йог Андрей!
– Откуда и куда так поздно?
– строго спросила Света.
– Из дорождения в посмертие, - не моргнув глазом ответил йог.
В уголках глаз у него была такая белая накипь, какая бывает на пути из запоя в белую горячку. Между тем йог Андрей упал на колени перед диваном с лежащим Мишей и начал объясняться в любви другу. Лю подозрительно косилась на эту сцену, Настя рисовала, Миша лежал, йог Андрей на коленях объяснялся в любви, а Свету в этот миг пронзило ощущение блаженства. Ни с того ни с сего! Она примерно так это расшифровала: "Повезло мне: не спилась, как Андрей, не слегла, как Миша, не оболванилась советской идеологией, как Лю... Сплошные плюсы, ни одного минуса! Я счастливчик из счастливчиков..."
– Наиполнейший! Болеть не нужно!
– мямлил йог Андрей.
– Не дури.
– Патриарх! Ты бы мне помог с лекарствами, - повторял Миша.
– Ты ин-те-претируй, что я говорю...
– Йог вдруг заснул, уткнувшись головой в Мишину ногу, во сне пробормотав имя Бродского.
– Ин-тер-претировать!
– поправила его Лю.
– Пить меньше нужно!
– А ты б выпивала иногда, сестра, а? Трезвость тебя не красит.
– Миша вдруг выпалил, хотя обычно с сестрой был осмотрителен: - Наш Патриарх, может, второй Бродский...
– Сбродский!
– усмехнулась Лю, - вот он кто, твой Патриарх...
"А я - Патриарх плюсов... одни плюсы", - продолжала блаженствовать Света, радуясь тому, что Миша прямо и резко отвечает сестре.
– Цвета, а можно клейкопластырь Мише на спину?
– Настя вспомнила, как ей от кашля недавно клеили на грудь перцовый пластырь.
– А почему нельзя? Волосы у мужчин, а-а... в-в-в...
– (Это она вобрала в себя громко слюну, которая копилась от аппарата для зубов.) - ...в-в-в...