Роман
Шрифт:
Он поднялся по ступенькам коляски и сел рядом с ней.
Сейчас же следом влез, нещадно колыша коляску, Красновский и, плюхнувшись напротив новобрачных, выдохнул:
– Ух! Славно…
Аким, уже проворно взгромоздившийся на козлы, смотрел на молодых, сияя белыми зубами и оглаживая густую бороду.
Гости шумно рассаживались по коляскам, окружённым крестьянскою толпой. Отец Агафон с дьяконом стояли на пороге храма, щурясь на солнце и блестя облачением.
Антон Петрович привстал в коляске и громко обратился к народу:
–
– Ура-а-а-а! – закричали крутояровцы.
– Батюшка, дьякон! – крикнул Антон Петрович. – Без вас не начнём! Поспешайте!
Толпа шумела, отец Агафон улыбался и, крестя толпу, кивал головой. Антон Петрович повернулся в коляске к новобрачным:
– Аким! Аллюр два креста! С Богом! Марш, марш!
– О-го-го!!! – закричал Аким, с размаху вытягивая лошадей кнутом.
Широкогрудый вороной жеребец, запряжённый коренным, вздрогнул всем своим лоснящимся на солнце телом и, грозно всхрапывая, рванул коляску с места; две серые в яблоках пристяжные, присев и склонив набок красивые головы, рванули вместе с ним. Коляска понеслась, звеня бубенчиками расписной дуги, увитой фиолетовой лентой.
Вслед за коляской с новобрачными тронулся весь свадебный поезд.
– Ну, слава Богу, слава Богу! – радостно перекрестился Красновский, придерживая шляпу – Как я волновался, милые мои! Я на своей свадьбе так не волновался, как теперь в церкви!
– Всё позади! – ответил Роман сквозь шум несущейся коляски и, улыбнувшись, посмотрел на жену Татьяна просто и легко улыбнулась и подняла руку с обручальным кольцом.
– Слава Богу! Слава Богу! – качал головой Красновский. – Теперь, как наши предки говорили, и погулять не грех! Но как я волновался, когда венец держал! Милые мои! Вообразите, Татьяна Александровна, держу, а сам думаю – а как уроню, что тогда? Ну да выдержал! Аким, гони, гони, родимый!
Коляска неслась по дороге к дому Воспенниковых.
“Вот я и женился!” – подумал Роман и сжал руку Татьяны.
– Вот я и вышла замуж! – шепнула она ему на ухо.
Он посмотрел в родные, полные радостного умиротворения глаза и прижал её пальцы к своим губам.
А впереди уже показались липы, дорога пошла круто в гору, знакомые кусты и холмики мелькали вокруг.
Подхлёстываемые Акимом, лошади легко преодолели подъём, пронеслись мимо лип и уже готовы были на всем скаку врезаться в дом, как смуглые руки кучера беспощадно натянули вожжи:
– Прррр! Стоять!!!
Храпя и тряся разгорячёнными головами, тройка остановилась, и вслед за ней стали подъезжать и останавливаться остальные тройки. Красновский первым сошёл на землю, а новобрачные, встав с сиденья и держась за руки, смотрели на дом и на преобразившийся вокруг него ландшафт. Окна и двери дома были гостеприимно распахнуты, всё в нём дышало ожиданием торжества.
Более десяти по-праздничному одетых крестьянок, минуту назад подобно рабочим пчёлам сновавших в доме и у столов, теперь полукольцом стояли у крыльца, держа что-то. Роман смотрел на всё это, и знакомое чувство гордости за этот простодушный, спорый на работу и на праздники народ наполнило его.
И как уже случалось в подобные мгновения, он со всей остротою почувствовал себя русским, роднясь в душе и с этими девушками, и с друзьями, и с родными, и с той толпой простых крестьян, которых ожидали эти сдвинутые столы.
“Русские! Как хорошо, что все – русские, – восторженно думал Роман, сходя на землю и подавая руку жене. – Я русский, и она русская. И девушки, и Дуролом. И эта трава, и этот дом, и небо… Всё, всё русское!”
И по русской траве в сопровождении родных и друзей они пошли к крыльцу. Девушки тоже двинулись навстречу новобрачным и встретили их у крыльца. Все двенадцать девушек были в ярких праздничных сарафанах, одна из них держала на расшитом рушнике пшеничный каравай с маленькой деревянной солонкой в центре. С поклоном она передала каравай Роману, и сразу же девушки запели звонкими голосами “Величальную”.
Несмотря на большой размер, каравай оказался лёгким.
Роман поцеловал его золотистую поверхность, ещё хранящую теплоту печи, и передал Красновскому.
Свет-соколик, да разудалый! Ты пригрей, приласкай голубицу, Ты призри да покой непорочну, Проведи её, да во светёлку! Наглядись да на жену, на молодую, Успокой её сердце ретивое!Продолжая петь, девушки расступились и образовали коридор, подняв руки с цветами хмеля.
Роман взял Татьяну за руку и повёл в этот поющий коридор. Девушки стали осыпать новобрачных цветами.
Не красны щёки тихой голубицы, Яко мелом да белёны-белёны! Ни жива ни мертва, да во светёлке Поневаж тепло сердушко немеет! А любить да полюбить молодицу. А лелеять да беречь крепо-зельно!Песня, цветы с дурманящим запахом, сарафаны, Татьянина рука – всё было прекрасно, от всего веяло светлым духом русского праздника, всё было родным.