Россия неизвестная: История культуры вегетарианских образов жизни с начала до наших дней

Бранг Петер

14 января 1902 г.: «Здоровье Льва Николаевича не поправляется. Надо бы совершенно переменить пищу, но упорный, независимый и, не в обиду будь сказано, страшно упрямый характер великого человека [! – П. Б.] не склонится ни за что на питание рыбой и курицей, как ему советуют, и будет есть морковь и цветную капусту, как сегодня, и страдать от этого» ¹⁵.

Особым огорчением для Софьи Андреевны было то, что и ее дочери, а также племянницы Толстого перешли на вегетарианство. 24 февраля 1898 г. Софья Андреевна пишет: «Было письмо от Сергея Николаевича [брата Л. Н. Т., 1826–1904. – П. Б.]. Вера, его дочь, кажется, больна чахоткой. Еще одна жертва принципов Л. Н.! Она недоедала, слабела (…) и вот и она, и наша Маша погибают от болезни и слабости, от вегетарианства и переутомления. Я всегда предупреждала их, особенно Машу, что нет у них сил вынести болезнь, если она придет. Так и вышло» ¹⁶. Запись от 28 января: «Сегодня известие от Маши бедной, что ребенок опять в ней умер и она лежит с схватками, грустная,

огорченная обманутой надеждой, как и Таня. Мне все время плакать хочется и ужасно, ужасно жаль бедных моих девочек, изморенных вегетарианством и принципами отца. Он, конечно, не мог предвидеть и знать того, что они истощаются пищей настолько, что не в состоянии будут питать в утробе своих детей» ¹⁷. Очевидно, Софья Андреевна запамятовала, что у нее самой было трое мертворожденных детей. Уже 5 ноября 1893 г. она сожалела: «Злые духи овладели человеком, которого я люблю, но он не замечает этого. (…) И вот сын его гибнет [С. А. имеет в виду Льва Львовича, который часто болел. – П. Б.], и дочери гибнут, и гибнут все, прикасающиеся к нему» ¹⁸. Даже сам Толстой впадает в сомнения, когда Таня в 1903 г. в Риме родила мертвых близнецов: «Но я не удовлетворен тем, что не объяснена смерть первого. Ведь не от потери белка же?» ¹⁹ Однако в 1905 году Таня родила здорового ребенка – дочь Татьяну.

Вегетарианство Тани и Маши (а позднее и Александры, родившейся в 1884 г.) Софья Андреевна расценивает как их жертвы отцу: «Он [Л. Н.] чувствовал себя счастливым, поработив три женские жизни: двух дочерей и мою. Мы ему писали, ухаживали за ним, заботились усердно об очень сложном и трудном подчас при нездоровье – вегетарианском питании…». Эта запись относится к 4 сентября 1897 г. ²⁰ А немногим позже, 30 сентября, она жалеет мужа в связи с тем, что Таня уехала в Крым: «Сколько лет он проводил свои тихие осенние месяцы с своими дочерями: они служили ему, они писали ему, они вегетарианствовали…» ²¹.

Вегетарианский режим питания кажется ей таким сложным в силу того, что она считает необходимым и возможным компенсировать вред, якобы причиняемый здоровью вегетарианством, большим разнообразием пищи и ее количеством. Продукты действительно были дорогими, так как для Толстого выписывали малодоступные тогда южные плоды – апельсины, финики, миндаль ²². Он ел их с удовольствием, но не считал обязательно нужными. 6 мая 1898 г. он пишет жене: «Я совершенно здоров. Напрасно ты присылаешь эти горы провизии» ²³. В записках писателя Ивана Наживина, не раз гостившего в Ясной Поляне с 1901 по 1910 г., находим следующее описание положения в семье:

Иногда случалось мне заставать Льва Николаевича за обедом, когда графини не было дома. Обыкновенно в таких случаях я находил перед ним гречневую «размазню», печеную картошку или репу, хлеб. Графиня дома – и перед стариком цветная капуста зимой, необыкновенные пуддинги, два лакея в белых перчатках и пр. И графиня жалуется, как тяжело ей вегетарианство мужа: что же можно изготовить в деревне порядочного, а особенно зимой, если не есть мяса, дичи, рыбы? Ей и в голову не приходит, не может придти, не может войти мысль, что и ему, действительно, приятнее есть размазню, чем диковинный пуддинг, и печеную репу, чем цветную капусту под изысканным соусом. Да и что в этом удивительного, когда даже друзья его, когда он ехал с ними куда—нибудь, брали для него билет не в 3 классе, как ему это было приятно, а во 2, т. е. подавали ему опять ту же цветную капусту под сложным соусом? А он хочет пареной репы… Софья Андреевна, угощая его цветной капустой, хочет только одного: чтоб ему было лучше. И они, друзья, также искренно хотят того же. И она, далекая, и они, «близкие», не хотят понять, что это «лучшее» на их языке и на его языке совсем не одно и то же. ²⁴.

Вопрос Софьи Андреевны (что же можно приготовить приличного, если не мясо, дичь или рыбу?) – не столь удивителен, если принять во внимание то, что в ресторанах до сегодняшнего дня овощи и картофель предлагают скорее в качестве «добавки» или «гарнира». Ее тревогу можно объяснить, правда, и тем, что Толстой в самом деле еще с молодости много страдал от болей в желудке и кишечнике: Софья Андреевна зачастую сводила post hoc к propter hoc. K тому же Толстой – учитывая, что, с одной стороны, он обладал хорошим аппетитом, с другой стороны, практиковал тяжелый физический труд, – предпочитал большие порции. «Перед отъездом он с жадностью вдруг напустился на вареники, виноград, грушу, шоколад. Было 6–oe рождение Андрюши и всякие угощения. Теперь идет так: чуть поправится, все истратит невоздержанием в еде и движениях» ²⁵. Толстой проповедовал воздержание в еде, требуя того же от самого себя, и, в общем, соблюдал этот принцип, – правда, удавалось ему это не всегда. В письме к Софье Андреевне от 11/12 мая 1900 г. он сообщает: «Я совсем здоров. Беда моя только в том, что ем за троих» ²⁶. Или сравним запись в дневнике от 5 мая 1909 г.: «Ел лишнее – стыдно» ²⁷.

 

В мае 1892 г., после появления в печати «Первой ступени», вопросы питания начинают обсуждаться как никогда остро. В этот период Толстой попадает под влияние «интересного гостя», семидесятилетнего шведа Абрама фон Бунде, и некоторое время пытается жить так, как те, кого мы сегодня называем веганцами,

и даже как сыроед ²⁸. Фон Бунде был богатым коммерсантом и владельцем домов. Раздав свое богатство до копейки бедным, он стал вести бродячую жизнь и призывать к крайнему опрощению. Фон Бунде прожил тридцать лет в Америке и впоследствии странствовал по Дальнему Востоку. Толстой пишет о нем Софье Андреевне: «Он немного на меня похож, проповедник жизни по закону природы. (.) Он вегетарианец, без молока и яиц, предпочитая всё сырое, ходит босой, спит на полу.» ²⁹. А в письме от 16 мая 1892 г., сравнивая «оригинального» шведа с пророком Иеремеем, он замечает: «Вегетарианство, если только оно не имеет целью здоровье, всегда связывается с высоко нравственными взглядами на жизнь. Это нескромно, но я пишу это не для тебя или себя, а для него» ³⁰. Толстой ставит себе в укор собственный образ жизни, ведь он не питался одними фруктами, овощами и лепешками «из зерна толченого, а не молотого», и не пил только воду, как это делал швед; к тому же он не отказывался от чая и даже от ячменного кофе. Однако вскоре ему пришлось оставить попытки подражать этому шведу – из—за чувствительного желудка. Впоследствии Толстой вернулся к лактоововегетарианству, причем старался обойтись без молока, готовил себе овсяную кашу на воде, а яйца ел только тогда, когда на том настаивали врачи. Очень наглядное и вряд ли широко известное описание приготовления овсяной каши оставил электротехник Ульрих Шооп из Цюриха, посетивший московский дом Толстых в 1895 году:

…Тотчас слуга в черной ливрее, тот самый, что внизу принял наши пальто, принес маленькую спиртовку вместе со спичками и довольно большую жестяную коробку. Граф, рассказывая между тем о своем образе жизни, зажег спиртовку и стал заваривать кашу [tut tiber], т. е. налил воду в кастрюльку и прибавил столовую ложку овсяной муки, взятой из таинственной жестяной коробки. «Вы, наверное, удивитесь, если я Вас заверю, что моя пища обходится мне всего примерно в 4 копейки в день; но это действительно так».

Мне кажется, я всё еще вижу его перед собой, здорового, остроумного человека со специфически русским, отталкивающим лицом, – человека, моральные проповеди которого отнюдь не результат потери сил; вижу, как он с ложкой, время от времени пробуя варево, стоит перед маленькой спиртовкой и рассказывает приятным голосом, что, конечно, овсяная мука стоила бы ему гораздо дороже, если бы ему надо было ее покупать; но он ведь счастлив тем, что сам сеет овес в поле… (…) «Вы обязательно должны отведать моей овсянки», – говорит он и без обиняков ставит передо мной тарелочку, до краев наполненную приятно пахнущей овсянкой. У этой «affsianki» был только тот недостаток, что она была слишком горячей. Я весь обратился в слух, когда граф заговорил о плохих обычаях, о дьявольской троице – вине, женщинах и пении, – а потом о вредном питии чая и курении, – с последним он давно распрощался. Потом он продолжил разговор о еде, заметив, что уже годами пища его состоит только из свежих и сушеных фруктов, овсянки и хлеба, и все это продукты, выращенные в Ясной Поляне. Именно строгой диете и чисто вегетарианскому образу жизни он приписывает заслугу своего избавления от долголетнего, очень мучительного заболевания почек и то, что его общее состояние теперь гораздо лучше, чем прежде.

Графиня, сперва не присутствовавшая за столом, вошла в зал во время разговора и теперь принимала в нем живое участие. Она, похоже, была разгневана на вегетарианство и утверждала, что одна из ее дочерей стала страдать анемией только вследствие этой «ненатуральной, безмясной» пищи, прибавив, однако: «Надо признаться, граф чувствует себя гораздо лучше, чем раньше, но, хотя вегетарианский образ жизни, может, и полезен старым людям, для молодых это вовсе дурно» ³¹.

Для Толстого этическая мотивация всегда была на первом месте. 28 марта 1894 г. его посетил писатель Ф. Ф. Тищен—ко. Во время беседы гость сказал, что нервы его расстроены со времени сибирской ссылки. Толстой спросил: «Мясо едите?» Тищенко ответил: «Нет. – Почему? – По соображениям гигиеническим: оно меня раздражает. (…) Лев Николаевич кивнул головой в знак согласия. Но я почувствовал, что мой ответ не совсем понравился ему: ему было бы приятно слышать, что я не ем мяса по этическим соображениям. И он сказал: – А я вот недавно перестал есть молоко и яйца и чувствую себя от этого еще лучше» ³². С годами принципиально—этическая позиция Толстого становится все более жесткой. И. Е. Репин во время своего посещения Ясной Поляны в сентябре 1907 г. рассказал ему, что не ел мяса два с половиной года, а теперь иногда ест. Толстой удивился: «Как можно иногда есть мясо?» ³³

Кроме соображений гуманности (защита животных), в этическую мотивацию Толстого входил и социальный компонент. Радикальность его требований опрощения и самоограничения может вызывать у нас удивление, но нельзя забывать о том, какова была окружающая его действительность. Ему казалось невыносимым то, что в господском доме столь много хлопочут о как можно более изысканном и рафинированном столе, в то время как кругом царят крайняя бедность, а порой и голод. Ситуация отчасти была подобна нынешней: в супермаркетах промышленно развитых стран полки переполнены вкусным кормом для собак и кошек, в то время как в странах «третьего мира» тысячи людей ежедневно умирают от голода. Разница заключается только в том, что нужда, в отличие от нашего времени, не была так отдалена, не была столь безлично представлена на экране телевизора, – с ней сталкивались воочию изо дня в день.