Россия неизвестная: История культуры вегетарианских образов жизни с начала до наших дней

Бранг Петер

А. П. Барыкова была убежденной православной, но интересовалась также и буддизмом.

«Я с прошлого сентября не ем зверей; и вот все ко мне пристают из—за этого и уверяют, что надо есть говядину и рыбу, чтобы писать хорошие вещи! Я спорю, что это вздор, что между моим умом и талантом (если они у меня есть), и рыбой, и говядиной, которую я съем, нет ничего общего. [NB: этим же упрекали Лескова и Толстого. – П. Б.]. (.) Моя «тигрица» написана без содействия рыбы и говядины, – а мне кажется, что она ничуть не хуже других вещиц, написанных раньше, когда я еще была omnivore… А я чувствую себя отлично от перемены диеты. (.) Я забыла вам написать, что выдержала пресмехотворную баталию со своим немцем—доктором из—за вегетарианства моего. И выдержала победоносно. Он мне говорит: «Что это вы не кушаете мясного – по отвращению от мясной пищи или по каким—нибудь предвзятым убеждениям? Если

по убеждениям только, то им можно и изменить в виду опасности для вашей жизни от недостаточного питания!.. " Я отвечала кратко: «Людоед, который убедился в том, что жрать человечье мясо подло и противно, не станет есть ближних, – даже если ему скажут, что это необходимо для поддержания его жизни». Немец только руками развел и замолчал. И я остаюсь вегетарианкой, что они там мне ни жужжи в уши!

Ну, умру от недостатка питания, такая значит мне судьба; а крови своих братьев—скотов не буду пить… (.) На днях навестил меня мой приятель доктор***, человек, очень хорошо знающий свое дело. Он сказал мне, что мой вегетарианский режим принес моему здоровью большую пользу; что я, сведя свои жизненные потребности до минимума, поступаю «премудро» и я могу продлить свою жизнь до бесконечности. (.) Я, смеясь, ему ответила, что заботы о долговечности моей и о здоровье вовсе не входили в мои расчеты при «перемене жизни».

Чувствую себя очень хорошо и бодро; меня пугали, что я поглупею от своей диеты; пугали и тем, что умру от истощения; но все это вздор: вот уже три года скоро, как я так живу бескровною пищей; и я не замечаю в себе ни особенной глупости, ни особенного истощения сил. И ни малейшего желания отступить от своей избранной пищи нет…» ¹⁰. Она пришла к убеждению, что «жить – значит: любить и жалеть» ¹¹. Итак, ее вегетарианство мотивировано в большой степени защитой животных.

Важными для издательства «Посредник» и для вегетарианского движения в России были, в первую очередь, переводы Барыковой. Она перевела по Овидию «Поучения Пифагора» ¹²: «Полно вам, люди, себя осквернять недозволенной пищей! / Есть у вас хлебные злаки; под тяжестью ноши богатой / Сочных, румяных плодов преклоняются ветви деревьев: / Грозди на лозах висят наливные; (…) Люди! Убить человека не трудно тому, кто, внимая / Жалким предсмертным блеяниям, режет телят неповинных»; этот текст Толстой включил в «Круг чтения» от 20 июля ¹³.

Барыкова перевела пять басен Джона Гея (John Gay; 1685–1732), автора комедии «Опера нищего» («The Beggar's Opera»):

«Овцы и кабан» (The Wild Boar and the Ram) – басня, в которой кабан называет пергамент и барабаны отмщением за заколотых баранов, – сделанные из кожи животных, они доводят людей до судебных тяжб и приводят их на поле брани ¹⁴;

«Двор смерти» (The Court of Death) ¹⁵ – Смерть своим лучшим другом называет Невоздержанье;

«Пифагор и крестьянин» (Pythagoras and the Countryman) – Пифагор напоминает крестьянину, наказавшему хищного коршуна, о том, что ест всепожирающий человек и что за кровавые пиршества он справляет;

«Философ и фазаны» (The Philosopher and the Pheasants) – философ предостерегает птиц от людей и указывает на гусей, которые дают людям гусиные перья, и в благодарность за это их зажаривают ¹⁶.

А, кроме того, она перевела фрагмент басни:

«Овчарка и волк» (The Shephardess and the Wolf) – Волк оправдывается тем, что ему – волку – лишь изредка барашек попадется, в то время как для добрых людей на убой ведется десять тысяч барашков ¹⁷.

Из Джеймса Томсона Барыкова перевела отрывки из поэмы «Времена года» (The Seasons), содержащей «вегетарианские» вкрапления ¹⁸;

Из В. Гюго «Караван» (La Caravane) ¹⁹ – стихотворение, в котором человечество находится на пути к осуществлению высоких идеалов;

Из Ламартина – отрывки поэмы «Падший ангел» (La chute d'un ange), опубликованной в 1838 г.: автор указывает на гнусность кровавой пищи и превозносит режим, состоящий из плодов, злаков и меда ²⁰;

Из Джеймса Фенимора Купера – фрагмент стихотворения, клеймящего жестокость человека в обращении с породами «низшими» и призывающего животных свидетельствовать в суде против человека ²¹.

Из поэзии Шелли Барыкова перевела на русский «Оду западному ветру» (Ode to the West Wind), сонет «Осимандия» (Ozymandias), фрагменты из поэм «Королева Мэб» (Queen Mab. A Philosophical Poem),

«Восстание ислама» (The Revolt of Islam) ²² и «Аластор» (Alastor), а также отрывки из драмы в стихах «Освобожденный Прометей» (Prometheus Unbound).

«В истории русских переводов Шелли А. П. Барыкова – непосредственная предшественница К. Бальмонта», – пишет Л. И. Никольская, цитируя строки из «Королевы Мэб» в переводе Барыковой, при этом, конечно, выбирая не какие—либо «вегетарианские» части ²³. «Королева Мэб» в переводе Бальмонта стала выходить в 1893 г., – год смерти Барыковой. Его перевод поэмы – в тех отрывках, которые напрашиваются для сравнения, – лучше, уже потому, что он больше радеет о форме; как и Шелли, Бальмонт использует пятистопный ямб, Барыкова же – шестистопный. Однако оба перевода обнаруживают принадлежность к той или иной «идеологии»: Барыкова – «вегетаризирует» текст, Бальмонт же – «девеге—таризирует» его. Формулу Шелли, согласно которой человек возвысил красоту земли with taintless body and mind, Барыкова переводит как чистый, непорочный душой и телом; между тем у Бальмонта эпитет taintless теряется: у него человек «умом и телом / Теперь лишь красит ласковую землю». Далее у Шелли: … no longer now he slays the lamb that looks him in the face. В переводе Барыковой: …не зарежет он без сожаленья / Ягненка жалкого, смотрящего с мольбой / Глазами кроткими и ждущими пощады, – таким образом она добавляет целую строку, говоря об отсутствии у человека сострадания к животному и о нежных, ищущих пощады глазах ягненка. Далее, у Бальмонта находим убивать вместо резать / забивать; смягчает он также двумя строками ниже: в строке And horribly devours his mangled flesh Бальмонт опускает horribly и избегает наглядное mangled flesh искромсанное мясо'. Перевод Барыковой здесь – точнее: не пожирает трупов искаженных; впрочем, и здесь Барыкова сгущает краски: у Шелли речь не идет о убивать не надо, и говорит он не о святом любви законе, а о «nature's broken law». Шелли вряд ли был бы доволен обоими переводчиками, поскольку Барыкова – драматизирует (и депоэтизирует), тогда как Бальмонт смягчает картину. Правда, оправданием для Барыковой могут послужить «Notes to Queen Mab» Шелли. Именно строки No longer now / He slays the lamb that looks him in the face Шелли сопроводил своей знаменитой речью в защиту вегетарианского образа жизни, которая охватывает половину печатного листа. Он ссылается на античную философию, сравнительную анатомию и аргументацию медицины и даже дает практические советы о переходе на вегетарианский режим питания. Он отвергает, как позже и Барыкова, утверждение о том, что чисто растительное питание рано или поздно приводит к преждевременной смерти… ²⁴

Фрагменты из поэм «Queen Mab», «The Revolt of Islam», «Prometheus Unbound» А. П. Барыкова перевела для книги Говарда Уильямса «Этика пищи», вышедшей 1893 г. со вступительным эссе Л. Н. Толстого «Первая ступень». В это же издание в ее переводе вошли стихотворения и фрагменты из сочинений Дж. Мильтона, Э. Арнольда, А. Поупа, Томсона, Гея, Гесиода и других ²⁵. О принципах Барыковой в выборе текстов для перевода И. И. Горбунов—Посадов позднее говорил, что всю ее поэзию надо брать целиком, не отделяя переводных ее произведений от оригинальных: «Она выбирала то или другое произведение для перевода не по капризу (…), но лишь тогда, когда произведение иностранного автора совпадало с ее заветными чувствами и идеями. Поэтому переводные ее стихотворения представляют не груду пестрого сборного материала, а необходимое дополнение к ее оригинальным работам» ²⁶.

О том, какова была судьба произведений Барыковой в разные режимы правления, можно заключить из монографии А. Ефремина, вышедшей в 1934 г. В Советском Союзе приверженцы Толстого в то время уже подвергались преследованиям, в связи с чем автор монографии вынужден был сделать оговорку, что толстовство А. П. Барыковой (ее отход от некрасовской традиции) относится лишь к самому последнему периоду ее творчества: собрание ее сочинений было напечатано «Посредником» лишь в 1897 г., уже после смерти поэтессы, что свидетельствует о том, что опубликование этих текстов не следует ставить ей в вину. Вместе с тем автор сообщает о решении царского цензора запретить всю книгу – за пропаганду толстовских воззрений о «непротивлении злу силой», за пропаганду вегетарианства [!] [восклицательный знак Ефремина! – П. Б.] и т. д. Петербургский комитет цензуры предоставил отчет цензора Главному управлению по делам печати. Оно, в свою очередь, не согласилось со строгим решением цензора и допустило книгу к печати ²⁷.