Россия неизвестная: История культуры вегетарианских образов жизни с начала до наших дней

Бранг Петер

Несмотря на свой аскетический образ жизни, Федоров не был мрачным отшельником – он почти всегда имел в кармане сладости для детей.

После первой встречи с Толстым в 1878 г. Федоров не раз встречался с ним на протяжении 1880–х—1890–х гг. Об этих встречах сохранилось много свидетельств. Встречи их происходили либо в Румянцевской библиотеке, либо в доме Толстого в Хамовниках, либо в убогих обиталищах самого Федорова. Личность Федорова, последовательная непритязательность и аскетичность его образа жизни произвели на Толстого большое впечатление: «Он живет в крошечной комнате. Тут стоит деревянный сундук, прикрытый газетой, это – его постель. Платье у него только то, что на плечах; пища – молоко, за которым он ходит в молочную, где и выпивает его. Одно! (.) он курит! Говорит, что от этой привычки отстать не может» ⁴. В. Ф. Лазурский сообщает об одном разговоре с Толстым летом 1894 г., в котором последний сказал об авторе «общего дела»: «Это святой

человек (.) у него ничего нет; всякую книжку, которую купит или ему подарят, он сейчас отдает в музей. Дома спит на сундуке и на газетах в маленькой комнате; живет на квартире у какой—то старушки. Он, конечно, вегетарианец, но не любит и стесняется говорить об этом» ⁵.

Федоров, с своей стороны, замечал часто обсуждаемое несоответствие между требованиями и действительностью в жизни Толстого; ему же самому удовлетворение личного тщеславия было неведомо. В отличие от Толстого он никогда не позволял себя портретировать. Толстой, как известно, не принимал икон, называя их «дощечками». Однако, критикуя непоследовательность Толстого, Федоров замечал: «свои изображения, свои иконы Толстой распространяет всюду, так как если собрать все разнообразные иконы Толстого, – а это и будет когда—либо сделано, – получится громадный иконостас» ⁶. Сфотографировать себя Федоров «позволил» лишь однажды – на смертном одре. Те немногие портретные эскизы, которые существуют, были набросаны тайно: так, например, на тайно сделанном рисунке основывается знаменитая картина Леонида Пастернака «Три философа», которая висит в «комнате философов» в Московском музее им. Толстого и изображает Федорова, Толстого и Вл. Соловьева за беседой (илл. 3) ⁷. Сама картина была закончена только в 1919 г.

Со временем между Толстым и Федоровым установилось взаимное отчуждение: Федоров решительно отрицал учение Толстого о непротивлении злу, а также его все более положительное отношение к смерти, и страстно защищал науку, веря в ее великое будущее.

И Вл. Соловьев, высоко чтивший Фёдорова с момента первого знакомства с его идеями (1878), неоднократно встречался и беседовал с ним. Об этом, в частности, свидетельствует картина Пастернака. В одном из писем середины 1880–х гг. Соловьев называет Федорова своим «дорогим учителем и утешителем». Автор «Трех разговоров», правда, имел другое представление о воскресении: «Простое физическое воскресение умерших само по себе не может быть целью. Воскресить людей в том их состоянии, в каком они стремятся пожирать друг друга, воскресить человечество на степени каннибализма, было бы и невозможно, и совершенно нежелательно» ⁸.

2. Христианская этика: В. С. Соловьев

14 февраля 1905 г., как уже говорилось выше, у Толстых гостил Анри де Вогюэ. Толстой спросил его: «Вегетарианских столовых много в Париже?» На это Вогюэ ответил: «Есть, но немного. Я знал одного русского вегетарианца, Владимира Соловьева: бледный, высокий». Толстой заметил: «Но он рыбу ел. Не был вегетарьянцем.» ¹.

Соловьев, между тем, все—таки был вегетарианцем, как указывал в 1992 г. лучший, пожалуй, знаток его дела и жизни Людольф Мюллер ². В 1904 г. А. И. Воейков назвал Соловьева «вегетарианцем по убеждению»: «Вегетарианцы между молодежью были и в 70–х годах, когда граф Толстой еще не был вегетарианцем, затем и позже можно указать, напр., на Влад. С. Соловьева, которого уже никто не назовет последователем гр. Л. Н. Толстого» ³. Соловьев знал о тех силах, которые можно черпать из воздержности; в его философии вопросы питания играют значительную роль.

В третьей главе труда «Духовные основы жизни», созданного между 1881 и 1884 гг. и отдельной книгой опубликованного впервые в 1884 г., он говорит «О посте»: «Как воплощенный Бог спасает человечество, так воссоединенное с Богом человечество должно спасти всю природу. (.) Весь природный мир должен стать живым телом возрожденного человечества» ⁴. Этот тезис полностью соответствует одной из главных мыслей Л. Н. Толстого: улучшать мир человек может только тогда, когда он улучшает сам себя. Не может быть сомнения в том, что аргументы Соловьева в пользу поста являлись для Толстого подтверждением и его собственных убеждений ⁵.

Соловьев различает пост духовный, пост умственный и пост в собственном смысле, или пост физический: «Есть пост духовный – воздержание от самолюбивых и властолюбивых действий, отказ от чести и славы человеческой. Этот пост особенно необходим общественным деятелям. (.) Есть пост умственный – воздержание от односторонней деятельности ума. (.) Не ищи знаний для знаний, без пользы для ближнего и для дела Божия. (.) Наконец, третий пост, в собственном смысле пост, есть пост чувственной души, т. е. воздержание от чувственных наслаждений, неуправляемых и не умеряемых сознанием ума и властью духа» ⁶. Затем Соловьев излагает свой взгляд на эти три вида поста в отдельности: «Основным и главнейшим видом

физического поста всегда по справедливости считалось воздержание от кровавой пищи, от мяса теплокровных животных, ибо этого рода пищи прямо противоречит идеальному назначению нашей физической деятельности. Истинная задача нашей чувственной жизни – возделывать сад земли – превращать мертвое в живое, сообщать земным существам большую интенсивность и полноту жизни – животворить их. Прямая противоположность этому – умерщвлять живые существа в особенности там, где жизнь достигает наибольшей силы и напряженности, как у теплокровных животных. Пока мы еще не способны животворить мертвую природу [это, может быть, намек на теорию Н. Ф. Федорова. – П. Б.], мы по крайней мере должны как можно меньше умерщвлять живую. Таким образом, начальная обязанность физического поста направлена не только к ограничению наших чувственных наслаждений, но и к исправлению наших прямых отношений к внешней природе.

 

Мы не можем сразу исправить эти отношения, не можем совершенно избавиться от необходимости умерщвлять, чтобы жить; но мы можем и обязаны постепенно ослаблять и уменьшать эту необходимость. Если зло не может быть совсем уничтожено, то во всяком случае чем меньше его, тем лучше, и мы должны по мере возможности сводить его к наименьшему. Поэтому мудрость св. церкви, не требуя безусловного воздержания, признает много степеней и видов физического поста» ⁷.

Во второй главе своего труда «Оправдание добра. Нравственная философия», написанного между 1894 и 1899 годами, Соловьев вновь говорит о воздержанности. «В области телесной жизни наша нравственная задача состоит собственно в том, чтобы не определяться страдательно плотскими влечениями – особенно в двух главнейших отправлениях нашего организма – питания и размножения» ⁸. Рассмотрев вопросы, касающиеся контроля дыхания и борьбы со сном в различных исторических формах аскезы, Соловьев обращается к питанию:

«У животных перевес материи над формой происходит от избытка питания, как это наглядно можно видеть на примере гусениц между низшими и откормленных свиней между высшими животными. У человека та же причина (избыток питания) обусловливает перевес животной жизни, или плоти, над духом. Вот почему воздержание в пище и питье – пост – всегда и везде составляло одно из основных требований нравственности. Это воздержание касается, во—первых, количества – и тут не может быть общего правила – и, во—вторых, качества. В этом последнем отношении правилом всегда и везде было воздержание от пищи животной и в особенности так называемой мясной (т. е. мяса теплокровных животных). Причина этого состоит в том, что мясо, легче и полнее претворяемое в кровь, скорее и сильнее повышает энергию плотской жизни ⁹. Воздержание от мясной пищи, без сомнения, может утверждаться как всеобщее требование. Все возражения против этого правила не выдерживают критики и давно опровергнуты не только моралистами, но и естествоведами. Было время, когда употребление сырого или прошедшего через огонь человеческого мяса считалось делом нормальным ¹⁰. С точки зрения аскетической, воздержание от мяса (и вообще животной пищи) вдвойне полезно: во—первых, поскольку этим ослабляется энергия плотской жизни, во—вторых, так как наследственная привычка развила естественную потребность в этой пище, то воздержание от нее, упражняя силу воли на счет материального влечения, повышает тем самым духовную энергию ¹¹.

Что касается до питья, то самое простое благоразумие запрещает употребление крепких напитков, доводящее до потери разума. Аскетический принцип требует, конечно, большего. Вообще вино повышает энергию нервной системы и чрез нее психической жизни; на наших ступенях духовного развития, где преобладающая сила в душе еще принадлежит плотским мотивам, все, что возбуждает и поднимает служащую душе нервную энергию, идет на пользу этото господствующего плотского элемента и, следовательно, крайне вредно для духа; поэтому здесь необходимо полное воздержание «от вина и сикера». Но на более высоких ступенях нравственной жизни, какие достигались и в языческом мире, например Сократом (ср. Платонов «Пир»), – энергия организма служит более духовным, нежели плотским целям, и повышение нервной деятельности (разумеется, в пределах, не затрагивающих телесного здоровья) усиливает действие духа и, следовательно, может быть в известной мере не только безвредно, но даже и прямо полезно. Всеобщим и безусловным правилом остается здесь одно: сохранять духовную трезвость и ясность сознания» ¹².

В примечании к этому месту следует дополнение: «Впрочем, так как при действительном уровне человечества господство плотских влечений есть правило, а преобладание духовных побуждений – только исключение и притом довольно неустойчивое, то проповедь трезвости и борьба против искусственного одурения может без всяких практических неудобств выставлять своим правилом полное воздержание от крепких напитков и всяких других возбуждающих средств. Но это уже имеет значение педагогическое и профилактическое, а не принципиально—нравственное» ¹³.