Росток
Шрифт:
Кто смог сбежал.
Остальные же были допрошены и добиты. Ну или просто убиты сразу, если слишком громко выступали. Пленные в таком деле никому были не нужны. Просто потому, что неясно, как с ними дальше распорядится. Выкуп требовать? Да никто о таком и разговаривать не станет. Скорее отправятся войска порешать вопрос по-свойски, в привычной им манере. Слишком уж слаб тыл у Беромира для таких выкрутасов. Пытаться обменять? На кого? Всех угнанных славян роксоланы сразу же продавали в рабство, чтобы ни дня лишнего не кормить. Вот и получалось — живыми
А потом начали делить трофеи…
В ходе которых ведун внимательно поглядывал на своих южных союзников. Следил за их реакцией. Клятва клятвой, а дело делом. Поэтому он и привлек их к нападению на засадный отряд роксоланов. Специально. Иди потом — оправдайся, что это не ты. Ну и в добивании пленных они активно вовлекались. Иными словами — связывал узами крови по полной программе., стараясь сделать так, чтобы им сложнее оказалось сдать назад.
— А часто вы ходили к нам в набеги? — поинтересовался Беромир, когда вся эта возня завершилась и они расположились на отдых.
— Как все, — пожал плечами Добрыня.
— Раз в год? Раз в два года? В три? Сколько?
— Да так и не припомню. — продолжал уклончиво отвечать один из старших набежников.
— Вы за кузнецом не приходили по позапрошлому лету?
— Это к которому? Из Быстрых медведей?
— Да.
— Такой он с соломенный головой да серыми глазами?
— Он самый, — кивнул Беромир, припоминая устный портрет, который ему давали.
— Нет, не ходили.
— А откуда ты его знаешь?
— Видели. То кто-то из Ястребов ходил. Точнее я не ведаю. А его видели, когда роксоланы гнали на торг, через нас. Как узнали, что кузнец — попытались сговориться, но нам они его продавать отказались наотрез. Он же, когда услышал ответ роксоланов, разозлился и решился бежать.
— Я так понимаю, не убежал?
— Почему? Убежал. Но недалеко. Сопротивлялся он отчаянно. Они ведь кузнеца того хотели скрутить — раб-то ценный. Но не смогли. Вот и зарубили. И сжигать запретили, приказали бросить в степи на потеху диким зверям.
— Тоже их жечь не будем. Их хоронить.
— Так нельзя! — воскликнул кто-то из набежников.
— Можно! — рявкнул Беромир, сверкнул глазами. — А на каждое их тело я нанесу проклятие. Любого, кого поймаю за угоном на продажу наших людей — страшно карать буду. Живым или мертвым.
— Нет… нет… — покачал головой Добрыня.
— Да!
— Да зачем это делать? Это же степь! Здесь так испокон веков заведено!
— Будем менять обычаи. С нами так нельзя. Любой роксолан должен понимать, что с ним случится, если попадется… — не сказал, а практически прорычал ведун и начал отдавать распоряжения.
Его ученики охотно выложили покойников рядком.
А сам Беромир лично вырезал им на груди здоровенный символ Biohazard, то есть, угрозы биологической угрозы. Грубо, но узнаваемо. Ну и вогнал кол в сердце, словно бы прибивая к земле.
— Все. Дело сделано. — произнес он, осматривая это кровавое зрелище.
— И что сей знак означает? —
— Что это тело проклято. Если ведун Перуна такой нанесет, а бог посчитает, что за дело, то душу покойного он на семь циклов человеческого облика лишит. Зверем диким станет бегать, рыбой, али червем или еще какой букашкой. А то и вовсе — в Мрачные чертоги бросит, если человек говном жил.
Все присутствующие промолчали, лишь нервно переглядываясь.
— Не слишком ли? — наконец спросил Добрыня.
— Перун сам решит слишком или нет. Душа перед ним лгать и юлить не может. Он спросит, и умерший прямо ответит на любой его вопрос.
— И все же… нельзя же так. Это слишком сурово.
— Можно! Роксоланы имеют наглость угонять наших в плен, а потом еще и поступать с ними так, словно они помойные твари, а не люди. Ведь наказал я их не за то, что с нами воюют, а за то, как поступают. Кем бы ты ни оказался — веди себя достойно. А эти уже не первый раз с их слов таким промышляют. Значит, наказаны заслуженно. Ибо сказано: по делам их узнаете их. — выдал Беромир по памяти концепт из Евангелия от Матфея. Как помнил и в том смысле, который ему нравился больше всего, распространяя оценку со лжепророков на всех и всякого.
— Кем сказано? — осторожно спросил кто-то.
— Перуном. Это один из главных его заветов. Суди о человеке по делам, а не по словам.
Люди снова промолчали, переваривая.
Эти несколько дней очень сильно переформатировали им мозг. Критически просто. Вроде бы ведун говорил вполне допустимые и обычные вещи, но в такой подаче и связке, что они представали совсем иначе.
— А вам бы надо подумать — что роксоланам сказать, — нарушил затянувшуюся тишину Беромир. — Ведь обязательно спросят.
— Бежать нам надо. — покачал головой Добрыня. — Что тут думать? Не простят нам этого. До вас роксоланам далеко идти, да и леса там. Поэтому постараются постращать, наказав нас напоказ.
— А куда бежать?
— Да куда глаза глядят. Тем более что жрать все одно — нечего. До весны, может, и дотянем, но на посев зерна уже не найдем. Да и так… на траве до осени вряд ли доживем.
— До осени? — усмехнулся другой старший. — Да нам бы до весны протянуть.
— Зимой нас не тронут. — покачал головой Добрыня. — Эти твари со дня на день отойдут к морю. Там снега не такие большие и скот может легче пастись. А вот весной, по свежей траве, вернутся. И тут нам несдобровать.
— А что, мыслишь, они с вами сделают?
— Да почем мне знать? — пожал плечами Добрыня.
— Ой, да брось, — махнул рукой другой старший. — Вон, Желтые волки попытались огрызнуться. Помнишь, чем все закончилось? Всех, кто на продажу пригоден — забрали и угнали, остальных попросту перебили. Мыслишь, с нами иначе поступят? А ведь там провинность куда меньше имелась. Тут-то вон скольких побили. Ради такого дела — по снегу придут за нами.
— Мы будем помалкивать, — хмуро буркнул Добрыня. — А по весне здесь и костей не останется.