Рота, подъем!
Шрифт:
Оставаться человеком или стать вдруг жуткой, страшной сволочью.
Продрав с трудом глаза около семи часов утра, я толкнул в соседнюю койку ногой.
– Абдусаматов, подъем.
– Иди нафиг, сержант.
– Подъем, солдат.
– Я не солдат. Я матрос.
– Какой ты матрос, мотострелок?
– Солдаты служат два года. А у меня третий год пошел. Я матрос.
– Вставай, матрос. Коечку застилаем. Кучкаров, подъем.
Абдусматов сел на кровати, свесил ноги и посмотрел на свои тапочки.
– Почему я, дембель советской армии, должен сам за себя застилать койку?
– Хаким,
Геру? Он сейчас придет… а ему до дембеля еще пилить и пилить.
– Точно. Он же дух советской армии. Давай его заставим?
– Заставь, родной, кого хочешь, заставь хоть Папу Римского.
Только к завтраку, чтобы койка была как у дембеля.
Весь день в роте только и было разговоров, что про Стефанова.
Каждый предполагал, чем это может закончиться и сколько ему дадут.
Разговоры о бывшем старшине внезапно закончились с прибытием в часть солдат-афганцев. Солдаты и сержанты, облаченные в парадную форму, украшенную не только значками, но и боевыми наградами, сидели на бордюре плаца и, молча, курили. Подходить к ним было несколько стыдно. Независимо от того, как и где проходила наша служба, несмотря на регулярные стрельбы и учения, несмотря на марш-броски и караулы, никто из нас не прошел и тысячной доли того, что легло на плечи этих ребят. Мы стояли поодаль, обсуждая начавшийся несколько дней тому назад вывод советских войск из Афганистана и причины, по которым часть солдат привезли к нам в Солнечногорск. Я смотрел на них, и мне казалось, что они там служили за меня, закрывая там меня своими спинами и получая раны. Немного постояв, я отошел от сослуживцев и подошел к сидящим.
– Мужики, если что нужно… помощь там или подсказать что, где – только скажите. И сами поможем, и воинов организуем.
Чернявый парнишка с медалями "За отвагу" и "70 лет Вооружённых
Сил СССР" посмотрел на меня снизу вверх и ответил за всех:
– Спасибо, зёма, ничего не надо. Мы ненадолго.
К ужину всех солдат, исполнявших интернациональный долг, отправили из части. Как мы дружно предположили – уволили в запас.
Перед отбоем в казарму вернулся командир роты. Понимая, что я следующий после Стефанова на увольнение в запас, а место освободилось, и совсем не обязательно ожидать еще два дня, я пошел вслед за командиром в канцелярию роты.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
– Чего тебе? – ротный явно был не в духе, и причина тому имелась самая существенная.
– Мы аккорд закончили. Если место освободилось, то, может быть, я получу документы вместо Стефанова?
– Не будет никаких документов. Никому не будет.
– Как не будет? А отправка?
– Отправка была вчера и сегодня утром.
– Еще два дня ждать?
– Не знаю я, сколько ждать. Я тебе, дураку, говорил, вали? А ты?
Сам виноват. Иди отсюда.
Уходить я не собирался и попробовал с другой стороны.
– Есть проблемы с аккордом?
– Есть проблемы с Рейганом.
– С Рейганом?
– Да, с его приездом. Час тому назад пришел приказ из генштаба временно приостановить увольнение в запас тех, кто может оказаться в
Москве
Чтобы военной формы в столице практически не было.
– Так Рейган же в Москву только через шесть дней прилетает.
– А вдруг ты останешься в Москве на него посмотреть? В общем, не задавай глупых вопросов. До второго июня никто из части не увольняется.
– Товарищ старший лейтенант, мне не надо в Москву. Я электричкой до Клина доеду, а там уже на поезде в Ленинград. Вы меня, если хотите, сами на эту электричку посадите.
– Ладно, я спрошу в штабе, вдруг разрешат.
Утром я получил приказ от командира роты сдать объект "как положено" и вернулся на "стройку века". Через полчаса к площадке подкатил УАЗик командира части.
– Так. Что у вас тут? Где каптерки? Ханин, я не наблюдаю каптерок. Бетон вижу. Неровно лежит…
– "Ноль", товарищ подполковник. Проверено специалистами. С учетом того, что каптерки вообще не находятся в калькуляции, мы справились с поставленной задачей вовремя и на пять баллов.
Полковник-строитель, который руководит тут всеми работами, аккорд принял.
– Вот когда тут каптерки стоять будут, тогда и домой пойдете.
– Каптерки, товарищ полковник, будут вновь призванные достраивать на свой дембель. Материалов нет, объем работ на три месяца человек на десять.
– Вот и будешь три месяца класть. Я имею право в случае необходимости задержать увольнение личного состава на срок до трех месяцев.
– В таком случае, мне дешевле выйдет три месяца загорать, чем работать.
– Твой выбор, – подполковник развернулся и полез в УАЗик.
– Нечестно, товарищ подполковник.
– Это ты мне про честь говорить будешь? Вперед, работать.
И командирский УАЗик укатил.
– Зря ты отношения с кэпом портишь перед дембелем, – сказал
Прохоров, когда машина отъехала далеко.
– Уже нет "перед", уже дембель. Нам все равно тут всем почти две недели куковать.
– А партии отправки?
– Нет больше партий. Есть ожидание дня отъезда товарища Рейгана после дружественной встречи с Михал Сергеичем. Этот приезд кэпа, чтобы нам скучно не было. Считай как знак внимания. Пойдем на озеро искупаемся. Все равно больше делать нечего.
– А если поймают?
– Все равно всех до конца июня уволят. Или… вали все на меня.
Скажи, что старшОй приказал.
Каждый день мы возвращались в полк ночевать. Приезжали или перед самым ужином, или перед отбоем. Дни тянулись ужасно долго. Такое было ощущение, что день специально затягивается. Даже поспать днем не получалось. Не шел сон. Не шел, как и мысли. Мы занимались тем, что гадали, когда же нас отпустят. За это время из каптерки старшины исчезла часть вещей, и я решил, что стоит найти брюки хотя бы моей длины, пусть и на три размера больше. Выбрав парадные брюки поприличнее, я нашел в офицерском городке пошивочную и, договорившись с портным за три рубля, попросил ушить. К вечеру на примерке я поразился умению профессионала сделать из армейского обмундирования что-то очень приличное и спрятал одежду у почтальона в комнатке. На третий день пустого ожидания ко мне подошел Кучкаров.