Рота стрелка Шарпа
Шрифт:
Майор продолжал:
— Гиблое место. Представьте себе стены с ваш Тауэр, да накиньте Виндзорский замок на высоту холма над рекой. Плюс рвы, способные проглотить целую армию. Шансов у нас маловато.
— Неужели всё так плохо?
— Трудно сказать… — Хоган плеснул себе ещё вина, — Бадахос большой. Французы не смогут сторожить каждый вершок стен. Думаю, пэр будет штурмовать крепость в своей обычной манере.
«В своей обычной манере» — это означало атаку одновременно с разных сторон, как, например, вёлся приступ в Сьюдад-Родриго, что, впрочем, отнюдь не гарантировало успех. Ветераны, начинавшие
Шарп пожал плечами:
— Что ж, так тому и быть.
— Говорите, как старая дева! — фыркнул Хоган, — Какие новости в полку?
— Пока тихо. — стрелок пальцем превратил лужицу вина на столе в некое подобие буквы «А», затем смахнул вовсе — Под Элвашем получим пополнение: двести новобранцев и офицеров. О новом полковнике вестей тоже нет.
Ирландец выплюнул косточку оливки:
— Ставлю два ящика вина против одного, что вы получите его перед самым началом осады!
— Когда оно, это начало?
Раздумывая, Хоган покатал по ладони новую оливку:
— Недели три? Пушки везут морем, в обход…
Шарп посмотрел в окошко задней двери, залитое потёками дождя:
— Не самая подходящая погода для сапёра.
Майор сморщился:
— Дождь не может идти вечно.
Шарп лукаво ухмыльнулся:
— Говорите, как Ной!
Ирландец хохотнул:
— А что, героический старик! Поди, погреби слоновье дерьмо сорок дней подряд!
Дерьмо-не дерьмо, но грязь-то погрести армии придётся, прогрызая себе в земле путь к Бадахосу. По-видимому, при мысли о крепости выражение лица у Шарпа изменилось, и майор это заметил:
— Неприятности?
Шарп покачал головой, но Хоган и сам сообразил:
— Из-за той газетёнки? Не расстраивайтесь, Ричард. Они просто не могут поступить так с вами.
— Вы поставили бы на это хоть одну бутылку вина?
Хогану нечего было сказать. Главный Штаб всегда с готовностью продвигал любого ущербного или безумца, выпущенного из жёлтого дома (конечно, при условии, что у тех имелись связи и положение), но содействовать офицеру только потому, что он хорошо умеет делать своё дело?! Майор вновь поднял бокал:
— Чума на всех крючкотворов!
— Гори они в аду!
К их компании присоединился майор Форрест. Шарп вполуха слушал, как Хоган пересказывает ему новости, а из головы не выходила пресловутая газета. Каково ему будет снова влезть в шкуру лейтенанта? Отдавать честь Ноулзу, звать его «сэр». Кто-то посторонний возглавит роту Шарпа, вот уже два года ЕГО роту! Стрелок помнил этих парней беспомощными и перепуганными, только Господь ведал, каких усилий ему стоило превратить их в лучших солдат армии Веллингтона. Шарпу больно было даже думать о том, что он может потерять их, потерять Харпера? Господи Боже! Потерять Харпера!
— Господи Боже! — словно вторя терзаниям Шарпа, воскликнул майор Хоган. Глаза его выпучились в изумлении и восхищении, — Я сплю или ангел сошёл в наш грешный мир?
Шарп улыбался. Ангелом была Тереза, она спустилась вниз и направлялась
— Майор, это, вероятно, ваша дама? Только не говорите мне, что Шарпа, такое совершенно невозможно. Я хорошо отношусь к Ричарду, но он солдафон, ни черта не смыслящий в поэзии. Перед такой женщиной хочется распластаться ниц и читать наизусть сонеты или баллады, а наш Ричард в подобной ситуации может продекламировать разве что устав!
Форрест хохотал над ирландцем. Тем временем лейтенант Прайс в порыве чувств преградил Терезе путь. Опустившись на колени, он предложил ей, как залог своей бессмертной любви, большой стручок красного перца (за неимением розы). Другие молодые офицеры подбадривали его криками, уговаривали Терезу не пренебрегать перспективным юношей, но девушка прошла мимо Прайса, ограничившись воздушным поцелуем. Шарп раздувался от гордости. В снобистской гостиной, в театре, во дворце ли — Тереза неизменно оказалась бы в центре внимания, не говоря уже о задымленном постоялом дворе в Порталегри. Его женщина. Мать его ребёнка. Она приблизилась, и стрелок предложил ей стул. Шарп представил Терезе Хогана. Майор быстро затараторил по-испански, заставив девушку рассмеяться. Она бросала на Шарпа любящие взгляды из-под длинных ресниц, смеясь шуткам ирландца. Майор рассыпался перед ней мелким бесом, кокетничал, пил за её здоровье и, в конце концов, сказал Шарпу:
— Вы — счастливчик, Ричард!
— Согласен с вами, сэр.
Лейтенант Прайс постоял на коленях, встал, уныло отбросил перец. Задержавшись на пороге, он вдруг повернулся к залу и крикнул что было сил:
— Куда мы, парни?
В ответ грохнуло:
— В Ба-да-хос!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Февраль-март 1812 года
ГЛАВА 7
— На месте стой! — ботинки грохнули о дорогу.
— На месте стой, глухие бездельники, кому сказано! — сержант хихикнул, ощерив зубы. — Гаттеридж, если у тебя зачесалась задница, то я почешу её штыком!
Он повернулся к юному офицеру и безукоризненно отдал честь:
— Сэр!
Прапорщик вернул приветствие:
— Спасибо, сержант!
— Не благодарите меня, сэр! Это моя работа, сэр!
Сержант снова захихикал. Его бегающие по сторонам глазки были пронзительно-голубыми. «Как у ребёнка,» — машинально отметил прапорщик. Всё остальное: кожа, зубы, даже волосы — отдавало какой-то нездоровой желтизной. Сержант уставился на офицера:
— Вы пойдёте искать капитана, сэр? Доложите о нашем прибытии, сэр?
— Конечно.
— Передайте ему мои лучшие пожелания, сэр. Самые лучшие.
Хихиканье сержанта перешло в кашель, и его голова задёргалась на тощей шее, изуродованной жутким шрамом.
Прапорщик направился ко двору, на воротах которого виднелась метка «ЮЭ/ЛР». Он рад был избавиться от сержанта, чьё присутствие отравляло ему долгий путь из учебки Южно-Эссекского в Испанию. Сержант не был сумасшедшим в общепринятом смысле этого слова, но где-то в глубине чистых, как небо, глаз тлела едва заметная искорка безумия, готового выплеснуться в любой момент. Юного офицера пугал сержант.