Ротмистр Гордеев 3
Шрифт:
Вагоны, само собой, будем строить с нуля. Идея обшить листами железа обычные «теплушки» или пассажирские, отвергается сходу. Понятно, что нужно кроить, но точно не здесь.
В дополнение Колобов предлагает ещё изготовить и бронедрезину: она пригодится для разведки путей перед бронепоездом. Японцы не дураки, могут подстроить впереди какую-нибудь пакость. В принципе, бронедрезина может действовать и отдельно от бронепоезда. Например, для охраны железнодорожных путей.
— Вы видели мой проект? — прерываю я наконец
Колобов отрицательно мотает головой:
— Нет, мне передали только ваш проект бронепоезда. Идея бронедрезины мне пришла в голову независимо от вас.
— Вот видите, у умных людей мысли сходятся.
— Как назовем бронедрезину?
Колобов ненадолго задумывается, уголки его усов опускаются.
— Анчутка! — выпаливает он.
— Анчутка[1]?! Хм… Пусть будет так, назло нашим врагам.
В качестве локомотива выбираем самый массовый паровоз — «овечку», причём Колобов обещал подогнать улучшенный вариант[2], который начали производить совсем недавно. Один из таких паровозов только-только появился на Харбине, по сути на нём ещё даже муха… не садилась.
— Начальство пойдёт нам навстречу! — убеждённо говорит Михаил Дмитриевич.
— Дай бог! — вздыхаю я.
В моменты отдыха он рассказывает о себе, про то, как учился сначала в кадетском корпусе, откуда выпустился в Николаевское инженерное училище, а уже там за отличную учёбу получил направление в Николаевскую инженерную академию, которую закончил с отличием, получив штабс-капитана.
Вместе с семьёй живёт в Харбине, дочке Тамаре уже пять. Она любит ездить с папой на осмотр станций, и уже успела выучить, что в буфете станции Дуйциньшань самые вкусные блинчатые пирожки, на станции Аньда — свежайшие молочные продукты, на Цицикар — сахарные арбузы, на Чжаланьтунь — наваристые борщи.
Ну, а пиво (это уже для папы) нужно покупать на Восточной линии.
Мы много работаем и почти не спим. Пьём кофе литрами.
Наши глаза покраснели, в голове шум, отчаянно зеваем, но не сдаёмся.
Для нас очень важен результат.
У меня давнее предубеждение: если что-то хорошо начинается — жди проблем.
И они не заставляют себя ждать на этапе согласования сметы.
Прежде чем показать её Куропаткину, приходится идти в управление полевого главного контролёра при штабе главнокомандующего.
Колобов приводит в порядок чертежи, не хочу отвлекать его от этого важного дела и прихожу туда в гордом одиночестве.
Пока жду назначенного часа, становлюсь свидетелем не самых приятных бесед. Парочка полковых каптенармусов жалуется, что не может получить зимнее обмундирование: оказывается, его попросту нет, в лучшем случае на складах могут предложить убитые в хлам полушубки и валенки, которые разваливаются на ногах.
Мысленно матерюсь про себя. Одна тыловая гнида подсунула нам
Меня вызывают к полковнику Султанову — заместителю главного полевого контролёра.
Он больше похож на бухгалтера, чем на офицера: бесцветные глаза за толстыми линзами очков, расплывшаяся фигура, двойной подбородок.
— Что тут у вас? Показывайте…
Кладу перед ним ведомости.
Султанов погружается в изучение, задумчиво погрызывая кончик карандаша.
Я сижу напротив. Заняться пока всё равно нечем, вопросов Султанов не задаёт, поэтому развлекаюсь, наблюдая за его действиями.
Время от времени толстые пальцы полковника щёлкают костяшками счётов, затем он хмурится и начинает ещё интенсивнее грызть несчастный карандаш.
Пару раз издаёт странные звуки, громко вздыхает и говорит в пустоту:
— Так-так… значит…
У меня миллион дел и все они одинаково важные, но приходится терпеть и ждать. Без финансирования проект обречён.
Султанов откидывается на спинку кресла, убирает измочаленный карандаш, смотрит на меня.
— Что ж, работа действительно проделана на славу.
— Благодарю вас, господин полковник.
— Рано благодарите, ротмистр. Нужно уладить кое-какие формальности.
Он пишет что-то на бумажном листке и пододвигает мне.
Читаю, что там написано, и удивлённо вскидываю голову.
— Пять процентов? Что это значит, господин полковник?
Султанов щерится. У него гнилые зубы и пахнет изо рта отнюдь не фиалками.
— Ровным счётом то, что вы прочитали. Моя доля — пять процентов от суммы. Не меньше!
— В смысле? — напрягаюсь я. — Мы не закладывали в смету непредвиденных расходов. У нас каждая копейка на счёту…
Полковник фыркает.
— Ваше горе поправимое. Сколько вы планируете закупить стального листа? Давайте слегка увеличим вес, пудов эдак на…
— Полковник… — прерываю я.
— В чём дело, ротмистр?! — продолжает улыбаться Султанов. — Уверяю вас, если прислушаетесь к моим советам, тоже не останетесь в накладе.
— Да, но ведь сейчас война! — закипаю я.
— И что с того? Разве война может помешать сколотить на этом небольшой капиталец? Не стройте из себя беременную институтку. Все берут…
— Не все!
Достаю из кобуры револьвер, прокручиваю барабан.
Полковник бледнеет.
— Ротмистр… Вы с ума сошли? Немедленно уберите! Вдруг револьвер выстрелит?
— Выстрелит, — киваю я. — Но не вдруг, а нарочно. Только не думай, что я буду вызывать тебя на дуэль! Много чести! Шлёпну как японского шпиона и всех делов!
Блефую, конечно, но блефую правдоподобно. На полковника страшно смотреть.
— Вас посадят! — взвизгивает Султанов.
— И что? Зато одной сукой в штабе станет меньше, — нагнетаю я.