Ровесники. Герой асфальта

Курносова Елена Владимировна

Опять, как и тогда, на улице, он вошел в раж, и на этот раз, не сдержавшись, зарыдал в голос. Только теперь это были больше пьяные слёзы, которые я, даже приложив все усилия, не могла бы принять всерьёз, поэтому скорее машинально, нежели от души, в очередной раз погладила Виталика по плечу:

– Успокойся…Не надо…Всё хорошо…

Он не нуждался в моих утешениях. Единственной его подругой и спасительницей сейчас была водка. Только ей он радовался, ей, а не мне изливал душу, и соперничать с ней было просто бесполезно. Это всё равно, что бежать наперегонки со скоростным поездом. Утолив свое горе в слезах, Виталик снова начинал бормотать что-то бессвязное. Нет, смысл

в его речах определённо какой-то содержался, вот только понять суть можно было лишь попытавшись соединить в одно целое обрывки его фраз, а это у меня не получалось, потому что добрую половину слов Виталик просто глотал, или же, грешным делом, просто забывал вставлять в предложения. В итоге, я и не стала разгадывать эти утомительные языковые ребусы. Я вообще сильно устала от всей окружающей меня сумрачной обстановки – от смога, от пьяных рож, периодически возникающих то тут, то там, от творящегося в двух шагах от меня разврата. Я даже до туалета не решалась дойти, слыша многозначительны ахи и выкрики. Чёрт побери, и что же я здесь делаю до сих пор?! Вот уже Виталик уронил голову на стол и засопел, уткнувшись лицом в руки. Представляю, как плохо ему будет завтра утром… И опять же, представляю теперешнее состояние Галины Петровны. Видела бы она сейчас своего обожаемого сынка в этом гадюшнике!

Я решительно встала из-за стола. Почти одновременно с этим моим действием на кухню с шумом ввалились Генка и Викинг – оба, естественно, пьяные и практически голые. Потрясающая картинка, прямо хоть сейчас в психушку… Я больше ни минуты не могла тут оставаться.

– О-у-у! – Восторженно взвыл белобрысый Викинг, имени которого я даже не знала. – А мы про них забыли совсем! А они тут!

– Ксюха! – Ковальчук двинулся ко мне с распростёртыми объятиями. – Чё ты этого придурка пасешь, а?! Пошли, порезвимся!

– Иди ты…! – Матерное ругательство вырвалось у меня непроизвольно, и я, с силой отпихнув в стороны обоих дебилов, вышла наконец из кухни. Всё! С меня хватит! Ещё немного – и я просто свихнусь в этом сарае!

Очутившись в прихожей, я с трудом откопала среди чужих вещей на вешалках свою куртку. С досадой обнаружила, что на одном из полуботинков почти полностью развязался шнурок. Господи, и какой извращенец их вообще придумал?! Я так торопилась, что никак не могла правильно сделать бантик, словно в один миг разучилась шнуровать. На моё счастье в квартире было очень тихо. Визги прекратились – наверное, участники спортивных состязаний всё-таки выбились из сил и теперь, подобно Виталику, мирно дрыхли кто где попало.

Виталик…Мысль о нем снова заставила меня ощутить укол совести, и я в который раз запуталась в шнурке. Должна ли я оставлять его одного? По человечески ли это?.. Хотя…С другой стороны, он тоже поступил по-свински: привёл меня в этот бордель, напился в стельку и отключился. Делай что хочешь, Ксюшенька, отдыхай… А ведь меня тут вполне реально могли и оскорбить, и обидеть не по-детски. Так в чём же я виновата?

Возбужденные голоса за дверью одной из комнат неожиданно отвлекли меня от нравственных терзаний. До слуха ясно и отчетливо донеслось слово «Канарейка».

– Не, Толян, ты толком мне объясни, в чём проблема?

– Да я тебе уже полчаса одно и тоже впариваю, чё ты не врубишься никак?

– Значит, выгнал, говоришь?

– Выгнал! Если бы только выгнал! Ему ж еще и повыё…ваться нужно, чтобы показать всем, какой он крутой! Подзывает к себе, сука, и со всего маху – по е…алу мне…Я спиной об «ракушку» ё…нулся, а он подходит – и под дых мне кулаком. Прямо при всех… «Ты, - орёт, - мудак! Из-за тебя мы все теперь в дерьме!»

–

А ты ему двинуть не мог? Я ж его помню… Он же против тебя слизняк мелкий.

– Дурак ты, Вить… Там же других пацанов полно было, вся тусовка собралась. Кто бы мне позволил его долбануть? Они ж все ему в рот смотрят. А я не самоубийца…

– Ладно…Ну а сеструха его что?

– А что?

– Всё так же целкой валдайской прикидывается?

– Ой, Витёк, не трави душу, а! И так мозги набекрень… Я как её увижу – так у меня всё дыбом встаёт, слюнями давлюсь как эпилептик. Если б она меня хоть раз выслушала нормально…Так нет же…С-сука, б…дь, еб…чая…Вить, помоги мне её завалить, а?

Я как сидела на корточках, путаясь в шнурках, так и брякнулась назад – ноги ослабели от ужаса.

– Ты чё, Толь, в натуре? – Витька, кажется, тоже обалдел от просьбы брата. – Я ж только вышел…На фига мне новый срок мотать?.. И тема грязная… Я этим никогда не занимался. Одно дело Канарейке морду набить…

– Да это само собой, Вить. – Голос Толяна стал тоскливо-заискивающим, почти слезливым. – Но мне Варька нужна. Я ведь всё обмозговал, ты не думай. Ни тебе, ни мне ничего за это не будет. Она ж такая выё…истая, скорее удавится, чем кому-нибудь расскажет. Никуда она не заявит, я тебе стопудово гарантирую. Никто не узнает.

Пауза… Довольно долгая. Виктор колеблется, взвешивает все «за» и «против». А мне уже просто воздуха не хватает – сердце, того и гляди, из груди вылетит.

– Ну… Не знаю, Толь… Стрёмно это очень…Ей же даже шестнадцати ещё нету…

– Ну и что? Ты думаешь, она целка что ли, раз ей шестнадцати нету?... Да ты эту сучку просто не знаешь! И потом, на фига ей о своем позоре на всю Бахчу трепаться? Это же ей самой не выгодно в первую очередь. Никакого стрёма, я тебе говорю.

Опять тишина. Витёк всё больше и больше поддаётся на веские аргументы братца. Раздумывает.

– Ну, не знаю, не знаю… Неужели так запал, Толян? Невмоготу что ли совсем?

– Ага… Ты б её видел – сам бы ох…ел…А хочешь, тебе потом уступлю? Но только когда сам попробую, лады?.. Увидишь, как кайфово получится, Вить! Она молчать будет, вот увидишь. Помоги, Ви-ить…

– Ладно, хрен с тобой. Чего только для брата дорогого не сделаешь… Устроить только всё надо как следует, чтоб без накладок. И аккуратно главное. Место и время попозже согласуем.

– Ага, ага…

– Но вообще, я бы на твоём месте в первую очередь этого мудозвона поставил бы на место.

– Поставим, Вить. С тобой теперь точно поставим…

Я не помню, как вылетела из этой жуткой квартиры, не помню, как чуть ли не кубарем скатилась по лестнице на улицу. Опомнилась только когда в лицо пахнуло свежим морозным воздухом, и перевела дух, стараясь взять себя в руки. Спокойно… Спокойствие… Вот, и шнурок толком не завязала, и куртку как следует нt застегнула… А ведь зима на дворе, простудиться нечего делать. Господи, о чем я думаю, когда только что услышала ТАКОЕ?! А что же мне, собственно, делать с этой, внезапно свалившейся как снег на голову, шокирующей информацией?! Куда бежать? В милицию? И что я там скажу? В доме таком-то, в квартире такой-то братья Шумляевы замышляют групповое изнасилование? Да мало ли кто о чём по пьяни болтает! За руку их пока что никто не поймал. Стоп… В том-то и дело, что ПОКА. Когда поймают – будет поздно. А могу вообще не поймать, и в таком случае Варе я не позавидую. Ну Виталик! Тоже мне, засланный агент – всё самое важное проспал. И всё в результате свалилась на мою бедную голову. Галина Петровна с ума дома сойдёт, если её единственный сын не явиться ночевать, и надо бы ей сообщить, где его искать.