Роза Тибета
Шрифт:
Они раздавали свои имена, чтобы их прочитали в монастыре для того, что, очевидно, было частью благословения, и некоторые имена казались традиционно комичными. Один старик объявил себя ‘Повелителем Блох’, а другой - ‘Братом Мула’. Младшие назвали только свои фамилии, и Ринглинг сделал это; и когда настала очередь Хьюстон, это тоже было.
"Опять?" - спросил монах, глядя вверх и все еще улыбаясь.
‘ Хаутсон. Ху-цунг, ’ услужливо подсказал мальчик с тибетским акцентом.
Хьюстон
Это было последнее, что он услышал, потому что дубинка оглушительно ударила его по уху, а затем по голове сбоку, и он упал в толпу, и его все еще били, в челюсть, рот, нос, уши, все взрывалось вспышками света и боли, и все такбыстро он не мог ни прикрыться, ни закричать, ни сделать что-либо, кроме как барахтаться на коленях в лесу ног. Палитра цветов закружилась перед его глазами, и он закружился вместе с ней, от желтого к оранжевому, от оранжевого к красному, от красного к синему, это было черным, это было чернее черного; это было чернее всего.
2
Он был в каменной камере, и было темно. Там было немного света от масляной лампы высоко под потолком, и больше света проникало через решетку в двери; но на полу было темно. Он мог видеть все это как бы вслепую, не двигаясь, и он задавался вопросом, почему, и внезапно понял, почему. Он лежал на полу. Он лежал на спине. Его голова была липкой от крови и горела от боли, когда он оторвал ее от пола. Он не мог сесть. У него болело все тело, дикая, ломящая кости боль, которая заставляла его задыхаться и стонать знакомым образом; он думал, что, должно быть, слышал, как он это делает во сне.
Что-то было не так с его ртом; застарелый едкий привкус крови, он пошевелил языком и обнаружил, что нескольких зубов не было. В тот же момент он понял, почему он чувствовал себя зашоренным: один глаз был полностью закрыт. Вся его голова была похожа на тыкву, распухшую и раскалывающуюся от боли.
Что-то ужасное пошло не так. Он задавался вопросом, что это было. Он задавался вопросом, случилось ли это с Ринглингом, и где Ринглинг. Он не думал, что был очень рад обнаружить себя живым. Он знал, что он калека, и он не хотел быть живым и калекой.
В дверь постучали, и он увидел, как отодвигается решетка, и на него сверху смотрит чье-то лицо. В жестоких глазах и впалых щеках было что-то знакомое, но он не мог вспомнить, что именно. Мужчина произнес его имя вопросительно, с тибетской интонацией, и попытался кивнуть.
Мужчина заговорил дальше, довольно вежливо, и он попытался сказать ему, что не может понять, но внезапно вспомнил, что он немой и сумасшедший, и вместо этого булькнул.
Тогда это вернулось к нему, все это.
На ум пришел и ряд других вещей. Если человек говорил с ним по-тибетски, это могло означать только то,
Он почувствовал волну нежности к мальчику и подмигнул своим единственным глазом двум сверкающим глазам над ним, и увидел, что усилия были слишком велики, потому что два сияющих глаза уже начали танцевать. Они танцевали до каменной стены и начали там вращаться, и он присоединился к ним, с облегчением наблюдая, как цвета снова начали вращаться: красный превратился в коричневый, в синий, в черный, в чернее черного, в чернее всего.
Мужчина все еще смотрел на него, когда он вернулся, но перспектива изменилась, и это его беспокоило. Он попытался понять, почему изменилась перспектива, но свет резал ему глаза, и он сдался и снова ушел.
"Проснись", - сказал мужчина.
Хьюстон оставался в неведении. Что-то его беспокоило.
‘Проснись. Теперь ты в порядке, - сказал мужчина.
Это беспокоило его больше. Что это было? Почему это было?
Руки вытирали и разглаживали его, и вскоре, из любопытства, он открыл глаз, чтобы посмотреть. Две женщины мыли его. Они занимались этим на кровати. Был день. Мужчина сидел на кровати, наблюдая за ним.
"Теперь ты чувствуешь себя лучше", - сказал мужчина. ‘Ты вполне способен говорить’.
Хьюстон тут же снова закрыл глаза. Здесь были подняты важные вопросы; он не мог точно сказать, какие именно. Он знал, что дело было не столько в том, что сказал этот человек, сколько в том, как он это сказал.
Через мгновение он понял, в чем были проблемы, и тихо лежал, подавленный.
"Ты должен проснуться и посмотреть на меня, Хаутсон", - сказал мужчина. ‘С тобой произошел несчастный случай. Посмотри на меня сейчас.’
Хьюстон посмотрела на него. Это был пожилой человек, очень худой, с головой, похожей на медный бильярдный шар. На нем была оранжевая мантия. Его глаза были большими и необычно выпуклыми, скулы резко выступали на худом лице. Он хорошо говорил по-английски, хотя и педантично, как индеец.
‘Я Лама Райн, настоятель этого монастыря. Ты можешь произнести мое имя. Попробуй это.’
Хьюстон посмотрела на него.
‘ Тогда твоя собственная. Назови свое собственное имя. Скажи, Хаутсон.’
Хьюстон решил, что ему лучше булькнуть.
‘Нет, нет. Вы должны остановить это. Вам больше не нужно этого делать. Мы знаем о тебе все, Хаутсон. Ты должен назвать свое имя.’
Хьюстон покачал головой.