Роза Тибета
Шрифт:
‘ Да. Это важно. Очень, очень важно для вас. Скажи это сейчас. Скажи, Хаутсон.’
‘ Ринглинг, ’ сказал Хьюстон.
Мужчина посмотрел на него своими горящими глазами и раздраженно щелкнул пальцами.
‘ Хаутсон. Хаутсон, ’ сказал он.
‘ Ринглинг, ’ сказал Хьюстон.
"С мальчиком все в порядке. С ним ничего не случилось. Возможно, вы сможете увидеть его позже, если попытаетесь заговорить сейчас. Позволь мне услышать, как ты произносишь
‘ Ринглинг, ’ сказал Хьюстон.
Мужчина ушел через некоторое время.
Позже женщина принесла ему еду, и он увидел мужчину, наблюдавшего за ним через решетку. Он отказался от еды. Мужчина вошел в комнату. Это был не Райн, а молодой, полный монах – заместитель настоятеля, как он узнал позже, – с не таким хорошим английским.
"Не есть", - сказал он, обеспокоенный.
‘ Ринглинг, ’ сказал Хьюстон.
Мужчина ушел. Райн вернулся.
‘Пришло время остановить это сейчас’, - сказал он. ‘Ты в полном порядке. С тобой ничего не случилось. Вы можете есть и разговаривать. Если вы этого не сделаете, это ваша ошибка. Я ничего не могу сделать.’
Хьюстон закрыл глаз.
‘Ты должен поесть сейчас. Если вы не можете есть цампу, я пришлю вам что-нибудь другое. Ты хочешь молока, или фруктов, или сыра? Скажи мне, чего ты хочешь.’
‘ Ринглинг, ’ сказал Хьюстон.
Райн ушел. Он вернулся с двумя монахами и носилками. Ринглинг лежал на носилках. Хьюстон попытался сесть на кровати, когда увидел его, но обнаружил, что не может. Он был закутан в куртку, и у него болели ребра. Мальчик, казалось, был в некотором беспорядке. Его руки были перевязаны, а лицо опухло и залеплено пластырем. Он плакал.
‘ Сахиб, сахиб.
‘ Ринглинг, ’ сказал Хьюстон, болезненно улыбаясь.
‘ Они заставили меня рассказать, сахиб. Я ничего не мог с собой поделать. Они заставили меня рассказать им.’
Райн что-то тихо сказал ему по-тибетски, и монахи поднесли носилки ближе к кровати.
‘Вы должны рассказать им все сейчас, сахиб. Это к лучшему.’
"Ты что, ходить не можешь?’
‘Мои ступни немного обожжены. Это ничего, сахиб. Мне очень жаль, - сказал мальчик, плача.
‘Все в порядке. Не унывай, - сказал Хьюстон, его внутренности превратились в воду, когда он внезапно увидел ноги. Они были густо намазаны мазью.
"Теперь, мистер Хаутсон, вы должны поговорить с нами", - сказал Райн.
Хьюстон заговорил с ним. Он не был по натуре сквернословом, но тогда он выругался, удивив непристойностями, которых он не слышал, не говоря уже о том, чтобы использовать, со времен службы на флоте. Райн, казалось, вообще их не слышал. Он сказал: ‘Мы можем обсудить это позже. Я очень зол на тебя. Ты видишь, какие ужасные вещи пришлось сделать с мальчиком, потому что ты не захотел с нами разговаривать. Он очень хороший мальчик, самый преданный
Хьюстон попытался встать с кровати, чтобы ударить его, но снова откинулся назад, страдая от боли, а когда он пришел в себя, их уже не было. Масляная лампа была зажжена. Молодая бритоголовая девушка с любопытством смотрела на него сверху вниз.
‘ Привет, ’ сказал Хьюстон.
Она быстро отступила назад.
"Господь теперь будет есть?" - спросила она по-тибетски.
‘ Хорошо, ’ сказал Хьюстон и почувствовал, как его губы потрескались, когда он улыбнулся.
Она зачарованно смотрела на него, попятилась к двери и быстро выбежала. Хьюстон расслабился в постели. Он задавался вопросом, сколько ребер было сломано. Он мог двигать руками и ногами. У него была идея, что кто-то сказал ему, что он калека. Он не казался калекой. Тем не менее, это был честный поединок. Стены камеры качались взад и вперед; он думал, что у него все еще сотрясение мозга. У него пересохло во рту. Он задавался вопросом, сможет ли господь есть.
Однако он с большим аппетитом ждал своей еды, когда вернулась девушка, и набросился на нее еще до того, как она вышла из комнаты. На подносе стояла чаша с чаем и цампой, а также небольшое блюдо с мягким сыром, стакан теплого молока и несколько личей.
Он видел, как девушка наблюдала за ним через решетку, пока он ел. Он видел ее там, пока не дошел до личи, а потом она ушла. Лицо Райна появилось несколько минут спустя. Он вошел в камеру.
‘Ах, вы закончили. Сейчас мы поговорим.’
"С Ринглингом здесь", - сказал Хьюстон.
‘Он не может прийти сейчас. Позже он может прийти.’
‘ Тогда мы можем поговорить позже.
‘ Нет. Мы не можем. Мальчик спит. Доктор дал ему лекарство. Но я приведу его, если ты этого хочешь.’
‘ Подожди минутку, - сказал Хьюстон, подойдя к двери.
Вернулся настоятель.
‘В чем срочность?’
"Срочность заключается в том, что вы здесь уже три дня, и люди очень встревожены. Однажды они уже причинили тебе боль, и я приношу за это извинения. Они не имели на это никакого права. Совсем наоборот. Но они имеют право знать, кто вы, и они ждут, чтобы услышать. Они все еще ждут снаружи монастыря. Они никуда не денутся.’
Хьюстон посмотрела на него. Единственный смысл, который он мог извлечь из этого, заключался в том, что он был здесь три дня. Он сказал: ‘Я не понимаю. Ты знаешь, кто я.’
Лама сел на табурет.
‘Давайте посмотрим, правы ли мы. Вас зовут Хаутсон, и вы пришли, чтобы найти брата, который, как вы предполагаете, остановился здесь. ’
‘Это верно’.
‘Как зовут твоего брата?’
‘ Ты знаешь его имя. Уиттингтон. Хью Уиттингтон.’