Рождение Клеста
Шрифт:
Атаман пошевелил своей бородкой:
— Неволить не могу. Я вас предупредил.
— Спасибо.
— Что ж, — он прихлебнул чай. — Для гостей комната переночевать найдётся, а завтра мы вам дорогу покажем.
Малёк жадно ел и хлебал чай, не встревая в наш шибко умный разговор. Он полностью доверялся мне и своей судьбе.
Я, как человек негордый, ушёл ночевать в сарай, оставив гостевую комнату Мальку с Солнышкой. Ночь обещала быть жаркой, душной, но я никак не ожидал, что она станет боевой… Казалось бы: в кои веки мы спали, не подменяя друг друга на дежурстве — подвернулся прекрасный случай выспаться, —
Разбудил меня заполошный звон колокола. Я, по своей привычке думая, что это — сигнал пожара, выскочил из сена, пытаясь увидеть пляшущие языки огня или опасный запах дыма. Но ночь была темна, готовясь забрезжить робким рассветом; слышны были крики. Очень скоро стало понятно, что это не просто так орут, а идёт нешуточная драка.
Я выскочил во двор, прихватив хозяйские двухзубчатые деревянные вилы. Не бог весть что, но вступать в настоящий бой с мужицким топором я не хотел ещё больше. По крайней мере, эти вилы немножко походили на рогатину для скворога, а в темноте их и вовсе можно было принять за оружие. Не долго думая, я поспешил туда, где слышался самый громкий шум.
Кто-то штурмовал наш частокол. Нападающие забросили арканы на его зубцы и яростно тянули на себя, помогая себе истошными воплями. Жители пускали во врагов редкие стрелы, сами уворачиваясь от тех, что летели в ответ. Ограждение стояло чуть выше человеческого роста, и вдоль всей его длины тянулись неширокие доски на опорах, напоминающие обычные лавки. С этой подставки сельчане и отстреливались.
Вот одно заострённое бревно из ограждения накренилось — в проёме тотчас же появилась очень мерзкая рожа разгорячённого степняка. Он своим телом навалился на падающий кол, надавив на него щитом и оттеснив в сторону, пригибая к земле. Создав себе достаточную прореху в заборе, обрадованный степняк протиснулся вовнутрь.
На него полез мужик в свободной рубахе и ночных штанах, замахнувшись страшной шипастой булавой, но нападавший оказался не в пример шустрее, ловко крутанув своим лёгким кривым мечом, как спугнутая птица крыльями — и мужик, охнув, отшатнулся назад, раскинув руки. Он упал почти что мне под ноги, я и увидел страшную рану на его лице. Булава ткнулась в землю, едва не стукнув меня по ступне. Мда, без щита на таких башибузуков бросаться не нужно… В показанной только что технике боя я узнал нечто определённо знакомое — некоторые элементы, несомненно, наш Учитель позаимствовал именно у этих ночных воинов.
Ну, тогда понятно. Что ж, начнём, пожалуй…
Я, изображая недалёкого парнишку, бросился на врага, слишком явно и показушно целясь ему в живот и делая вид, что вкладываю в этот удар всю свою силу и больше ничего другого не вижу, кроме его брюха. Он увернулся так, как я и ожидал, но только в руках у меня находился не шест, а двузубая рогатина: я подцепил его ногу меж зубцами и резко накрутил — противник рухнул навзничь на замахе. Не давая ему опомниться, я ударил его остриями в незащищённый доспехом пах, да так, что один зубец наполовину отломился — вторая часть осталась в мягкой плоти.
А на меня уже замахивался другой. Я отвёл его удар вилами, причём рука противника тоже оказалась между зубцов: он сам с размаху её туда загнал, опуская на меня меч — я так красиво сделать не хотел, это как-то само собой получилось. Однако,
Вражеский поток ломился в прореху, опрокидывая новые столбы внутрь территории села, рядом с самым первым поваленным. В такой давке степняки толкались меж собой, иногда падая, но не прекращали движения вперёд. Мужики соскочили с лавки и принялись рубиться, пытаясь не дать толпе нападавших разбежаться по простору.
— Держать ворота! Не дать их открыть! — заорал наш хозяин, бешено вращая глазами и мечом — настоящим мечом! — Иначе конники ворвутся!
Мы держали строй, но враги безнаказанно валили всё новые и новые столбы, расшатывая. Не было никаких сомнений: очень скоро им ворота станут не нужны, они на конях и в разлом зайдут, — он становился всё шире и шире.
Послышался низкий надсадный рёв. Я был уверен, что не боюсь никакого дьявола, но кто-то в селе заревел так, словно изливал смертную тоску, накопленную за тысячелетия. Не поверите: у меня руки словно сами опустились. И у других людей — тоже.
Мы невольно обернулись назад и обомлели: на бледном рассветном небе чётко проявлялся столб дыма, но такой, какого я в жизни никогда не видел. Представьте себе, уважаемый читатель, потрясающую картину: вьются густые завихрения чернильной черноты, перевивая ярко-малиновые языки то ли огня, то ли дыма. Ну, не бывает огонь такого неестественного цвета, непрозрачный, да ещё и с зелёными прожилками. Но что же тогда рвётся в небо, какая бесовщина???
Вновь послышался рёв, но такой, как будто ревущий пытался что-то нам сказать, но жевал слова, исторгая их горловыми звуками. Слова (если это всё же были слова, а не игра голоса) звучали явно не на нашем языке и как-то заунывно, словно чья-то пропащая душа укоряла в чём-то нас, пока живущих.
Если сельчане от всего увиденного и услышанного остолбенели, то степняки и вовсе умом тронулись. Они завыли, причитая, как бабы, воздевая руки к небу. Мы, опомнившись первыми, ударили их, воодушевлённые — расстроенное вражье войско кинулось бежать, бросая оружие. Мы погнались за ними, а возле частокола многих бегущих азартно порубили в капусту и продолжали погоню уже за ограждением, пока оставшиеся не вскочили на коней и не дали дёру в степь, продолжая вопить от страха, но не из-за нас, а от дикого ужаса, нам непонятного.
Мы, радостно галдя, пошли назад. Дым обессилел, растворился в рассветном небе; где-то закричал голосистый петух, и тут же замолк, так как никто его не поддержал: видать, остальные давно проснулись от шума боя и помалкивали, перепуганные.
Всё-таки мы, терзаемые любопытством, поспешили всей толпой туда, откуда вверх тянулись последние робкие облачка чёрного дыма, смертельно перепугавшего целое войско. Разумеется, мы пришли прямо к воротам во двор атамана — лично меня это ни капельки не удивило.