Розовый слон
Шрифт:
— По коням! — коротко скомандовал шофер.
Вилкс и Калада еще дважды выпили с Бертулом посошок на дорожку.
— Радушно, редко где так радушно, как в Бирзгале, — сказал поэт, залезая в "Волгу".
— Мы будем очень ждать вас снова! — В зеленовато-золотистом свете лампочки под акациями прощально поднялась гибкая женская рука: Азанда печально посылала привет. Карета покатит в Ригу без нее…
— Мы будем очень ждать вас снова! — Бертул тоже ненужно подтвердил это, хорошо понимая, что лжет. Сколько же раз могут смотреть бирзгальцы того же Вилкса или ту же Каладу?
Ночную тишину вдруг
— Бирзгальцы отнюдь не вегетарианцы. — Бертул закурил.
— До чего ж все-таки наш городок мал — если на окраине режут свинью, слышно всему городу… — загрустил Бока. — В тысяча девятьсот сорок девятом году как-то раз приехал Янис Грот… В то время учительницы были еще молодыми… В садоводстве роз еще не было, там выращивали только капустную рассаду. Мы достали целую охапку тигровых лилий. И коньяк в то время был намного дешевле… — вспоминал Бока. — И когда он со слезами на глазах уезжал, мы вот на этом самом месте, где сегодня, все хором декламировали его "Письма к Сольвейг", "Уж годами кукует кукушка…".
Затем Бертул записал в журнале учета работы, что состоялось два мероприятия: литературный вечер и антиалкогольная беседа.
В этот же день после обеда Алнис навестил Пентес, сторговал у старушки вросшую в крапиву рессорную коляску, а у часовенки подкараулил Инту Зилите, когда она, одетая в рабочие брюки, на своем мопеде возвращалась с работы домой. Девушка вроде бы немного оттаяла и сказала:
— Может быть, Мунтис и сам немножко виноват в том, что сломал ногу. Он мне как-то вечером звонил и сказал, что как следует дал вам прикурить. Кстати, надо будет посмотреть, нет ли на чердаке колеса от прялки… Когда-то валялось там эдакое гладкое, блестящее…
— О, как это пригодилось бы! На таком колесе можно укрепить свечи и вместо люстры подвесить под потолком! Так я послезавтра подъеду… осмотреть.
— Послезавтра я поздновато буду возвращаться с работы.
— Я могу и попозже! — уверял Алнис, радуясь, что девушка назначила ему свидание на вечер.
Вернувшись в Бирзгале, он занялся оборудованием салона, так как экспонатов набрался уже целый угол. Как было задумано, единственную капитальную стену в фотоателье, в которой была дверь, ведущая в комнату Бертула, он принялся оклеивать грубой наждачной бумагой.
Тут притащился Скродерен, сгорбленный, словно кто-то угодил ему на ринге ниже пояса. Бледный лоб в поту, полосатые брюки клеш уныло обвисли. Поставив на пол украшенную цветами корзинку, он свалился на шезлонг Бертула.
— С сегодняшнего вечера я больше не поэт… Это мне сказал мастер Вилкс… Поэт должен добыть по меньшей мере одну книгу, как, например, Уолт Уитман, а я…
— Добыл свою корзинку, — закончил Алнис и вынул цветы. Обнажился нижний слой корзинки… — Должен сказать — тебе выдалась короткая, но богатая карьера. — Под цветочками лежала бутылка коньяка и связка сосисок.
— Они сказали, что я перепеваю других молодых поэтов… Откупорь!
— Если перепеванием можно так заработать, то это неплохо, — утешал его Алнис, наливая по стопочке снадобья.
— А я хотел быть поэтом…
— Мы часто хотим быть теми, кем мы еще не являемся, — рассуждал Алнис, плюхаясь на постель Бертула. — Я хотел бы быть Микеланджело, хотя
Выкурив полсигареты, Андрис устало ответил:
— Эта меняет всю мою жизнь. Раз я не поэт, то пойду на курсы шоферов. Если получу класс, буду одновременно шофером и грузчиком — совсем другой заработок. Раз я не поэт, то и жить надо совсем по-другому…
Они выпили еще по стопке, попробовали ломтики колбасы, закурили, и лицо Скродерена помаленьку прояснилось. Потирая свой гамлетовский лоб, он вышел на берег реки под ветлы, ища ответ на мучительный вопрос: писал бы он стихи, если бы и не читал молодых авторов? Бутылка коньяка, почти полная, осталась в комнате Бертула. Бертул, вернувшись домой, благословлял за это молодую латышскую поэзию.
Касперьюст опять напомнил о приближении зимы, когда понадобятся деньги для оплаты руководителя детского драматического кружка и танцевального коллектива среднего поколения. Не найдя в своей настольной книге — красиво переплетенном уголовном кодексе — термина "экспериментальный вечер", Бертул начал действовать. Отец Скродерена по — вечерам обкашивал траву вокруг буфета и танцплощадки у речного затона. Сено он забирал для своих коз. Этим как бы оплачивался долг Бертула за молоко. Дыры в полу танцплощадки заделывал Алнис. Они, как рассказал Бока, возникли во время последнего гулянья несколько лет тому назад, когда на спор один силач полез под пол и спиной поднимал доски вместе со всеми танцорами, создавая эффект землетрясения, за что потом был соответственно побит.
При посредничестве Анни договорились насчет буфета от райпотребсоюза. Участковый уполномоченный Линланг с начальником охраны общественного порядка Кергалвисом объявили на субботний вечер мобилизацию дружинников, приказав им явиться, в шлемах мотогонщиков. Электрик привел в порядок осветительную систему, запрятав в прибрежных ветлах и в парковых липах несколько лампочек для сюрприза. Оборудовали специальный пульт управления освещением.
Листая записную книжечку, Бертул нашел слова: "Мадис Скрабан и ему подобные. Робкие". Дом культуры как бы обворовывал их: они платили спои шестьдесят копеек, но танцевать не решались. Разрешение этого вопроса стоило Бертулу сорок копеек: он съел два мороженых, пока откровенно обговаривал все с Азандой.
— Ну ладно… Значит, вы хотите, чтобы мы сами приглашали на танец этих робких. Shocking!
— Будем вжаривать почаще дамские танцы.
— Я читала в "Бригите", что за границей разорившиеся бароны по заказу танцуют с богатыми дамами. За это нм платят якобы огромные деньги, и если они вместе идут в ресторан, то дама заранее передает ему целый конверт с деньгами, будто тот угощает ее шампанским из своего кармана. Есть, конечно, и девушки, taxi girls, но знаете, Берчу, в Бирзгале таких нету. Как только я подумаю — фу!