Рубиновый маяк дракона
Шрифт:
– Да ты сегодня в ударе, старик! – хохотнул кто-то.
За столом поддержали:
– Озириса на молодух потянуло!
Я была так напугана, что даже не поморщилась от потока похабностей, что лились отовсюду. А он все так же продолжал изучать меня. Словно заглядывал в самую душу.
Внезапно над столом прокатился раскатистый рык. Я вздрогнула, а остальные вмиг смолкли. Кажется, кто-то расплескал эль. Девушки рядом со мной пригнулись, одна даже осела на пол. Я же осталась стоять на трясущихся ногах. Словно гипнотический взгляд Озириса удерживал
Воцарившуюся тишину разрезал скрежет отодвигаемого стула. Звук чьих-то тяжелых уверенных шагов разнесся по зале. Вместе с идущим ко мне подступала волна жара. Стало трудно дышать. Но странные морозные потоки воздуха врывались неистово, словно силились окутать, заковать в ледяной кокон. Меня обуял иррациональный страх, какого еще не доводилось испытывать. Я не могла даже повернуть голову, чтобы увидеть того, кто нес невидимое жаркое пламя. Словно околдованная, продолжала смотреть на Озириса.
Внешне Озирис не проявлял ни единой эмоции, но внутри… Я чувствовала, как звенел льдом воздух между нами, буря окутывала, ветер рвал, ревел, завывал:
– Моя-я-я… Не отда-а-ам…
Меня выбросило в далекое воспоминание. Бабушка Лорен послала за аэглосами для зелья. В тот год мы жили в маленькой хижине на склоне горы Суён в окрестностях Рогранта. Мне было лет девять, может десять – я и сама уже не помнила.
Снег забивался в низкие ботинки, кожа на руках покраснела от весеннего мороза, но я крепко держала корзинку с первыми травами. Над головой громко прокаркал кребайн. Я отвлеклась, провожая взглядом огромную черную птицу, взмывшую над верхушками деревьев, а под подошвой с треском лопнула льдистая корка, что скрывала горный ручей. Иглы холода прошили ступни, икры, колени, ладони. Корзинка перевернулась, и водный поток подхватил травы, закружил их в своих объятиях, уволок под лед.
Щеки горели от слез не столько от боли, сколько от обиды: два часа блужданий по лесу – и вот, все найденные с трудом аэглосы и первые травы потеряны. Одежда вымокла, обувь испорчена. Я представила осуждающее лицо бабушки Лорен и сильнее разревелась. Третья попытка выбраться из ручья провалилась вместе с очередной коркой льда. Я почувствовала, как холод пробрался сквозь тело до самых костей, он не хотел отпускать.
– Моя. Не отдам, – почудилось мне.
Я снова оступилась, упала на колени. В левую ладонь до боли впился острый камень. Я с остервенелым отчаянием подняла его со дна ручья, намереваясь зашвырнуть подальше в лесную чащу. Но лучи весеннего солнца радугой заискрились в прозрачном кристалле, вызвав вздох восторженного удивления.
Позже бабушка Лорен сказала, что это горный хрусталь – замерзшее дыхание дракона. В тот день она отпаивала меня горькими настоями, заставляла подолгу сидеть на нагретых в печи камнях и отпаривать ноги в кадке с очень
Из воспоминаний меня выдернула новая волна жара, что опаляла воздух вокруг. Зрительный контакт с Озирисом резко оборвался – между нами возникла другая высокая фигура в темном камзоле, лацканы которого были расшиты золотистыми нитями. Именно эти узоры я стала рассматривать, совсем потерявшись в раздирающих противоречивых ощущениях и боясь поднять глаза на подошедшего вплотную мужчину. Видимо, это его не устроило. Он схватил меня за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Колдовские желтые глаза переливались яркими оттенками янтаря, словно жидкое пламя.
Мужчина медленно склонился к моему лицу.
«Поцелует? Швахх! Сейчас поцелует!» – забилась мотыльком единственная мысль, от которой почему-то стало еще жарче.
Но вопреки ожиданиям он лишь вскользь задел мои губы своими, склоняясь ниже, к шее.
«Что он делает? Что он делает? Что…»
Громко, слишком громко для обычного человека незнакомец втягивал воздух, невесомо касаясь носом тонкой кожи на шее.
«Обнюхивает?! Он меня обнюхивает?! Швахх! Зачем?!»
Я желала это прекратить и продолжить одновременно. Воздуха не хватало. Хотелось оттянуть ворот платья и вдохнуть поглубже… или подставить шею так, чтобы он продолжал, спускался ниже… Или нет? Хотела ли я, чтобы он отстранился? Или же, наоборот, – чтобы поднял голову и смял мои губы диким поцелуем, сладким, как медовая патока. Почему-то казалось, что вкус должен быть именно таким, совсем не похожим на тот слюнявый поцелуй, что случился этим утром между мной и Донаном.
Где-то на задворках сознания пробивалась и крепла еще одна мысль:
«Как бы мне хотелось, чтобы на месте странного типа был Ярро. Чтобы именно он сжимал в своих объятиях, а не этот… Чтобы именно губы Ярро были в такой опасно-притягательной близости, а не лицо этого…»
Желтые глаза с вытянувшимися в вертикальные линии зрачками стали тускнеть, словно сдаваясь под натиском воспоминаний о Ярро, который был рядом, спасал от удавки инквиза, защищал, поддерживал.
Зло взяло, что мужчина подле меня – не тот самый!
«Да что он вообще себе позволяет?»
Я отшатнулась, отступила на шаг, затем еще на два. Дышать стало чуть-чуть легче.
– Строптивая куколка, Пламенный, – хохотнул кто-то за столом. А стоящий передо мной мужчина изогнул золотистую бровь.
Я не поняла – то ли удивился, то ли разозлился.
– Если так любите запах заплесневелого сена, то посетите темницу, где нас держали, – зло прошептала я. От всего пережитого голос слушался плохо, во рту пересохло.
Мужчина неоднозначно хмыкнул.
– Я первый заявил на нее права, – громко произнес Озирис, вновь возвращая внимание к своей персоне. – Дева моя по закону.