Руфус Рисс, ненависть к чаю и не только
Шрифт:
Мои раны заполнял чистый хаос, кровь мешалась с Ее светом, оставаясь где-то позади. Теперь, моя оболочка была чиста от нее, продолжая медленно растворяться. Кулсан был мертв… Даже бог не сможет противиться ей, тем более столь слабый и немощный, как он. А я остался здесь, медленно распадаясь на куски, утопая в этом бесконечном потоке, несущим меня куда-то далеко, в самые недра первичного пространства, по пути открывая перед моим затуманенным взором все новые и новые миры, гниющие и умирающие в мгновения ока. Сейчас, где-то неподалеку от меня, плоть бога времени становится такими же осколками реальности, его сознание распадается на сотни мелких деталей, что уже никогда не воссоединяться воедино, и это было хорошо. Ибо он заслужил смерти, наверное, как заслужил ее и я. Кто знает, насколько темно было в моем сердце, как далеко прогрессировало лекарство смерти… И как подчинилось цинизму сознание. Песнь - ложь. И раскаяния здесь тоже не было. Здесь не было ничего… Кажется, я начинаю повторяться, это плохо.
Я не мог пошевелить пальцами, конечностями
На глазах, или вернее на том, что представлялось сознанию глазами, выступили еле видные слезы, схожие по своей структуре с тонкими, теневыми полосами, сотканными из образов глаз многих других людей. Губы напротив, стали похожи на мою извечную улыбку, ломаную и дрожащую, от внезапного холода пространства, пронзившего меня насквозь, она так сильно въелась в саму суть моего сознания, что больше не желала уходить лица. Вот и финал… И встречаю я его действительно с улыбкой, которая была единственным состоянием моей души. Не о таком я мечтал… Я даже не мог умереть так, как всегда хотел, мне не дали выбора, шанса на этот выбор. Мне выпал худший вариант, который был вообще возможен для чародея, который всю жизнь старался сделать что-то хорошее для мира. Я остался навечно запертым в ловушку хаоса своим собственным сознанием, не способным ни на что, помимо воспоминаний, которые лишь подпитывают это место, что и держит меня в тисках, пользуясь своей силой. Нет возможности выбраться, нет надежды… нет сил. Нет меня. Сознание не было в силах осмыслить все происходящее вокруг, как бы не пыталось. Вечный шум, который перестал состоять только из звуков человеческой деятельности, составлял одновременно весь мир, и ничто. Топот ног, шепот, стук сердца, чьи-то слова, все это смешивалась с грохотом стекла, свистом пуль, звуками сигнализаций, это било по остаткам сознание, сводило с ума измученную душу, все было так шумно, так случайно, так невпопад. Изредка слышалась классическая музыка, которая сопровождалась частыми вспышками света и мерцанием святого лика Ее. Отдельным разговором были запахи, и дело тут было ровно противоположным, к сожалению для меня. Господствовал только один аромат, смердящий запах самой смерти, что оплел мое сознание своими тонкими, чернеющими от ржавчины и грязи, гремящими цепями. Все вы знаете это благовоние кладбищ, старых вещей, трухлявых деревьев и больных животных, своих выброшенных вещей, мечтаний, надежд и стремлений. Этот смрад гнили, запущенности и безысходности, что преследует каждое живое существо. Его нотки отчаянной горечи уже изрядно отравили мой нюх, за годы обучения у Конрада… А сейчас, был только он, и ничего кроме него. И в сочетании с вечно меняющимися картинами перед глазами, пытающими мое болезненно истощенное сознание, однотипный запах смерти продолжал выбивать из меня слезы, что растворялись в остальной “реке”, постепенно несущей меня все дальше в сторону бесконечности.
В сознании родилась лишь одна единственная надежда, что где-то там есть финал. Где-то вдалеке было нечто, куда я мог бы добраться, где находилось подобие на новый мир. Не зря ведь меня несет куда-то. Сияние забрало бы меня прямо сейчас… Если бы я правда был нужен ей. Значит, моя роль еще не сыграна до конца, есть что-то еще, что я должен выполнить, что должен сделать перед тем, как наконец умереть. И это нечто было для Нее куда важнее, чем следование правилам и слепая ненависть ко мне…
– Она не презирает тебя, Руфи… - Членораздельная, такая мягкая и нежная, словно шепот ручья, речь… Она словно бальзам ложилась на слух, среди всей этой зловредной какофонии звуков и эмоций. Я расслабился, слыша ее, и даже заставил глаза сфокусироваться, впервые за долгое время в надежде что-то разглядеть. Разумеется, никого не было видно, но надежда разгорелась с новой силой, давая моему существованию некий стимул.
– Было бы славно хоть раз лицезреть это… - Слова здесь были ни чем иным, как вибрацией
– Пока что… Все в моей жизни говорит об обратном.
– Милостливое Сияние заботится о своих детях и наследниках… Даже о тех, кто предал его, во имя чужих идолов. А ты взял на себя слишком много грехов… Слишком много проклятого следа на душе, гнилое сердце давно бьется лишь в такте его мыслей. Помочь тебе… Было трудно, для Всеобщей Матери.
– Какие знакомые эпитеты… Какая приторная возвышенность, в душе начало что-то колебаться, роясь в остатках памяти и искренне веря в то, что я знал владельцу этого голоса. Или по крайней мере, должен знать.
– Конечно, ты должен меня помнить… Даже порочность, которая так часто сквозит среди ваших сознаний, не в силах развеять тот след, что оставляет на вас Милость нашей Матери, отвергнутая вами без сомнений, и уничтоженная вашей глупостью.
– Хранительница Эсвель… Лучше бы я умер по настоящему, чем вновь иметь честь видеть тебя.
– Вновь закрыв глаза, я остался лежать в омуте снов, стараясь забыть о ней и раствориться как можно быстрее. Милый, чарующий голос… Я повелся на него однажды, приняв ее за единственную добрую жрицу Сияния. За единственную адекватную, хотя все некроманты вокруг, включая Конрада, взирали на нее с невиданной до селе для меня ненавистью и презрением. Что же… Я присоединился к их числу уже в скором времени, как только узнал о Ней чуть больше.
– Конечно, это Она отправила тебя, так знай чт…
Мою эфемерную сущность, которую дальше я буду иногда называть телом, насквозь пронзило длинное лезвие серебряного копья, пробив остатки воспоминаний насквозь и насадив на себя. В сознании родилась новая для этого места эмоция, физическая боль. Пальцы вновь сжались, пытаясь подавить страдания, образ моего бренного тела закрепился с помощью мук. “Выкованы в мучениях… Возвышенные плачем, Падшие в сознании.” Девиз фанатиков Сияния, верящих лишь в хаотичность бытия, в Ее милость и охрану тех, кто остался чист в их глазах. Они хуже инквизиции, почти что нацисты, только страждущие нашей крови. Моя ненависть придала остаткам тела новые силы, я наконец сбросил с себя тяжкие оковы тщетности бытия, что сковали сознание в крепкие тиски. Но лучше от этого не стало. Меня бесцеремонно подняли, заставив скользить по древку копья, оставляя на нем магический след того, что в идеале должно было называться кровью, но являлось лишь моей личной магией. От этого взаимодействия на оружии засветились разом десятки рун, пронзая меня сначала электрическими зарядами, после огнем, и так со всеми стихиям - каждая ударяла по заново рожденной оболочке и высекая на ней свои инициалы, должна была подчинить меня воле культа… По крайней мере, так было задумано. Но черная метка Арауна, проклятая жажда крови Морриган и контракт Азазеля навсегда сковали меня в трех цепях, не давая чужеродной силе коснуться души вашего покорного слуги. Поэтому единственным итогом этих мучений стала всепоглощающая боль, после которой, я рухнул на колени, около Жрицы Пришествия, что видела в этом не больше, чем простую игру.
Сколько ей было лет значения не имело от слова совсем. Ибо казалось, она появилась с первыми же учениями, связанными с Сиянием, и тогда же закрепила за собой этот гребанный пост еретического главы, который и протащила с собой в течение всей современной истории, неся свои истины кровью, страхом и ненавистью ко всему живому. Высокая, мерцающая в переливах безумия, коротковолосая брюнетка, в сияющих одеяниях, разрисованных с помощью случайных ниток, сверкающих щитков, красок, и всего, что вообще может попасться под руку. Безумие - вот что есть основа их святости, их дикой веры. Длинные, исписанные кровью пальцы имели острые когти, а в центре ладоней кровоточила вечно меняющая звезда. Пентаграмма, концы которой вечно слипались между собой или делились, вызывая новые раны и соответственно, вечное кровотечение. Эта звезда пользовалась успехом лишь у трех магических направлениях… У чистых магов крови, кто всю свою силу строит лишь на власти над живыми, у безумных фанатиков кровавых богов, вроди Ареса, и… у Культа Вечного Сияния. Эсвель сочетала в себе все три ипостаси одновременно, презирая собственные идеологемы. Чтобы она не говорила вам о чистоте, к чему бы не призывала, всегда знайте… Половина ее души опустошена вечной войной, и горит, выжигая в ней сострадание, слабость, страх. Поэтому каждый раз слыша презрение в ее голосе, по отношению ко мне, к Конраду… К любому, кто заключил сделку с богами, я не могу сдержать ехидной улыбки. Я один из немногих знаю этот секрет… За его сохранение, под вечную защиту попали мои знакомые и друзья… Но я никогда не упускал возможности по измываться над оккультной фанатичкой, которая так отчаянно пыталась противостоять разумному миру. Она была так же проклята как я, как любой некромант, пророк, которых они жгли на кострах, истязали на распятиях. Только ее оберегал шакалий вождь, будь он проклят.
– Вижу, что годы тебя по прежнему не берут, дряхлая ты карга.
– Я с трудом начал подниматься, шатаясь из стороны в сторону и утирая руками “кровь” с ран от копья.
– Неужели старина Сет решил в кои-то веки сделать что-то хорошее, и приказал своей верной псине спасти мою милую мордашку? Может, это будет единственное, что ты сделаешь правильно за всю свою жизнь.
– Полагаю твоя ненависть исходит из…
– Отбрось свои нравоучение и наставнический тон, ты не заслуживаешь пользоваться ничем из этого.
– Я сделал шаг назад, сплевывая кровь на землю перед ней.
– Что ты хочешь от меня, и самое главное, зачем Он послал тебя за мной?