Руфус Рисс, ненависть к чаю и не только
Шрифт:
– Ты ответишь за каждое слово… - Ненавистно прошептала Эсвель, делая аккуратные шаги по кругу вокруг меня. Ее ноги медленно обращались в подобие шакальих лап, на которых сияли выжженные руны и громыхали золотистые обручи. Ее походка стала куда аккуратнее, волосы разгорелись, вокруг рук образовались кровавые когти, следующие за ней по пятам. От ее касаний земля загоралась, пространство наполнилось дымом, в котором я видел распахнутые, окровавленные глаза. Медленно шагая, я пытался уничтожить их силой мысли, но подобно моим воинам… Они непременно возвращались.
– Ты мог просто пойти со мной… Но сейчас, ты умрешь. И нет никакого иного исхода. Я не забуду вкус твоих слез… Никогда.
Сет и вправду в открыто выступил против Арауна… Я видел это в каждом движении Эсвель, которое сопровождалось пылающим следом и ударом тлеющих когтей о мой щит. Ее ярость перестала исходить из сердца, она черпалась казалось из воздуха, из моих же солдат и моих мыслей, давая ей вечную силу. Но я был
Когда мы вдоволь наигрались с потрошением друг друга на кусочки, пришло время выжидающего затишья, в котором мы отчаянно и злостно пытались понять, как же наконец добиться своей единственной на данной момент цели. То есть, навсегда стереть из истории этого мира память о втором. Наши сущности регенерировались так скоро, что не было видно того, как много боли мы принесли друг другу за это время. Как много раз обманывали смерть, выживая там, где не должны были. Зато в пространстве остались воспоминания о всех наших схватках, о всей боли, и это все походило в своей основе на гниющие рубцы, что виднелись в пространстве пульсирующими дырами. Имматериум вокруг походил на решето, ужасное решето кошмаров, крови, боли и магических прорех, оставленных в основной моей силой. Мы сражались на голом, чистом безумии, по сути, на изначальной вселенной, что словно вода трепыхалась под нашей поступью разнося на километры вокруг рябь. Вокруг, блеском далеких звезд и лунным светом, сияли остатки материи хаоса, которая пыталась отражать реальность, как и раньше показывая измерения, созданные магами. Но мы извратили это место столь сильно, столь резко и бесцеремонно, что подобное было просто невозможно, ибо то, что видело это место, уже не стереть и не забыть, не уничтожив вообще все, что находилось здесь. Оно познало то, что в мире магии называлось столкновением недвижимого объекта и непреодолимой силой. Две равные в бесконечности власти, которые в своей схватке… сдирали заживо с вселенной скальп, оставляя лишь начальную суть. Собственно это и случилось… Лишь жалкие обрывки и клочки реальности еще висели на освежованном пространстве, трепыхаясь, в тщетных попытках уцепиться за него.
Во время боя я окончательно потерял всякий человеческий облик, став скорее духовным воплощением смерти. Мои ноги болтались над землей, колыхая пространство и заставляя его рождать новых слуг. Во время схватки, я предпочел украсть себе способности верховных адептов смерти, более известных, как личей, которые были очень кстати. Вокруг меня болтались косточки и прах, теперь уже принадлежавшие исключительно мне, которые хранили меня железным куполом. Тело было распотрошено Эсвель, но сохранило свою форму, будучи пораженным проклятьем и чумой, что буквально насыщало тело, наполняя его жизнью. В руках светился оскверненный кадуций, так и не сломленный во время боя, который выступал не только как более удобная версия хранения магии и ее реализация, но и как защита от изрядно надоевшего мне копья. Его мертвые, вьющиеся от агонии змеи, покрылись слоем горящей крови жрицы, отчего казались обоженными, но при этом продолжающие источать яд. Образ дополнился также остатками шерсти Эсвель, прилипающей к коже вместе с ее оторванной, горелой плотью. Правда, я не вышел из воды полностью сухим, мне не хватало ребер, костей в области груди, одно плечо было вырвано вместе с частью шеи. Жрица постаралась на славу,
Но и Эсвель не отделалась от меня так легко, как могла бы. Ее полностью шакалий облик, пылающий черным огнем ненависти и злобы, оказался весь исщерпан гноящими язвами, вызванными в свою очередь десятками моих чум. Ее шерсть отпадала, обнажая уязвимую кожу, с морды текла кровь и пламенеющая магма, острые клыки беспокойно щелкали, в предвкушении крови и новой боли. Копья осталось с ней, верный спутник десятки раз уносил мою жизнь, но никак не мог убить до конца, сковав сознание. Как и сверкающие, багряные от плоти, когтистые лапы, что пусть и раз за разом превращали в пыль весь мой скелет, были не в состоянии уничтожить, или даже повредить, основные запасы силы, которые неиссякаемыми потоками вливались в тело. Впрочем, ее сущность низвести до пыли, я тоже был не в состоянии. По крайней мере, сейчас. Душа колебалась, но метод был… Но к сожалению, до кошмара преступный.
– Ты знатно потратила моего времени… подруга.
– Я кружил вокруг, иногда делая ленивые выпады и расплескивая по земле яд, который, впрочем, Эсвель без труда уничтожала с помощью пламенных гейзеров, вырывающихся из земли.
– Но ты же видишь, что он делает? Ты ведь не слепая… Ты лишь мясо, чтобы задержать меня. Ты хуже сторожевого пса, ты хуже последней шавки… Просто тварь, которую можно ломать и пытать столько, сколько потребуется, пока хозяин пытается решить, что же делать дальше…
– Ты прав, бесспорно прав, дорогой.
– Эсвель тоже пыталась атаковать меня, бросала копье, одновременно с этим взрывая под ногами землю, но это было ничтожно слабо, пред могуществом проклятья, а пустить в бой всю силу не могла, не сблизившись, что вновь ранило бы нас обоих, но не приблизило бы финала.
– Но будь я последней его рабыней, самой презренной… Я доведу Его волю до конца. И ты тоже не станешь исключением, познав всю глубину боли. Всю глубину смерти…
– Тогда прошу, нападай… И умри еще раз, и еще! Ты не в силах убить смерть, Эсвель. Ты не сожжешь то, что стало пеплом, не растерзаешь плоть, которая ничего не значит.
– Я начал наступать, попутно разнося по воздуху отвратительные облака удушающего тумана, который обволакивал пространство, постепенно скрывая меня в себе. Эсвель отступала, но ей было некуда, стоит ей побежать… как я просто уйду, ей не хватит времени для удара, она не сможет уничтожить меня быстрее, чем я избавлюсь от ее преследования, потерявшись в пространстве троп. И потому, она была вынуждена ждать, готовясь к очередному проигранному бою, который лишь усилит наш круговорот боли, смертей и мук.
– Я тоже не могу уничтожить тебя до конца… Мне тоже не под силу искоренить войну, сжечь пламя или иссушить кровь. Но в отличие от меня… Ты слабеешь, смерть всегда берет свое, пусть и спустя столетия.
– Значит, у меня нет выбора, кроме битвы.
– Эсвель ударила по пространству, разрывая вокруг себя два портала, я вмиг уничтожил один, но она успела скользнуть во второй, резко пропадая из поля зрения. Я стал аккуратно кружить на месте, оглядываясь по сторонам и ожидая, откуда придется удар в спину.
– Спасибо, что смог развеять сомнения, дорогой… Твоя смерть будет болезненной и долгой… Но в конце, ты обретешь покой, я клянусь.
Шепот раздавался с каждой стороны, из каждой точки вибрирующего пространство, что наверное, навсегда останется местом нашей битвы, не в силах исцелиться от тех глубоких шрамов, которые мы оставили ему. Гниющих, горящих и неизменно болящих шрамов… Сияние запомнит этот день, разумеется, если оно способно мыслить, но мне кажется, сегодня даже мертвые будут способны осознать, что здесь произошло.
Резкие вспышки теней, быстрые атаки, я терялся, не зная как конкретно мне уничтожить ее, не прибегнув к нарушению всяких клятв, но и четко осознавая, что сам не умру. Она шла до конца… Значит, я тоже должен, я должен менять правила, чтобы выиграть, я должен предать то… что было нельзя предаватт. И если я обладал всеми силами жрецов, то у меня в арсенале было то, что должно было спасти ситуацию, даровать мне победу в бесконечной битве. Но это никогда не одобрит ни Араун, ни Сет… Ни кто-либо, из богов, чародеев, смертных. Впрочем, видя на что мы обречены, это стало волновать меня меньше всего. И от этого плана, как и в первый раз, когда я подумал о нем, смог найти в закромах памяти сама кровь застыла в моих венах, в возбужденном, по детски наивном ожидании, предвкушая то, что я готовил… И зная, что я понесу за это наказание.
Самый существенный и сложно реализуемый аспект сего ритуала, что я должен был смотреть прямо ей в глаза, и это было то единственное условие, которое стояло передо мной, и перед величайшей ересью, которую я совершу, наверное, за всю свою жизнь. Я отчаянно пытался предугадать новый удар, застав ее врасплох, но из-за этого, пропускал все более и более болезненные выпады, которые сжигали мою плоть или пробивались к естеству, норовя ранить по-настоящему важные аспекты. Но когда наконец, ее копье пробило мое сердце, а девушка появилась прямо передо мной, держа на лице дикую, искаженную улыбку, я смог понять, что время пришло. И больше шанса у меня не будет, и больше выбора… у меня тоже нет.