Руины Камелота

Липперт Джордж Норман

— Это естественно нервничать перед походом, — старался успокоить он Габриэллу, проводя рукой по лбу. — Но я буду там, Бри. Я буду сражаться, чтобы сохранить Камелот в безопасности.

— Вот это меня и беспокоит, Дэррик, — сказала Габриэлла, соскальзывая с рабочего стола и подходя к нему. — Мне кажется неправильным то, что ты собираешься отправиться туда. Ты не должен. Ты нужен мне здесь.

Она выглянула в переднюю часть кузницы, где в сгущающихся сумерках ждали ее охранники, а затем понизила голос.

— Ты нужен нам здесь, — прошептала она, взяв его за руку и прижимая к своему животу. — Я боюсь за тебя не только как за своего мужа, но и как отца нашего ребенка. А если

что-то пойдет не так?

— Что может пойти не так? — начал Дэррик, потянувшись, чтобы обнять ее, но Габриэлла оттолкнула его.

— Что если я окажусь права? — хрипло потребовала она, вглядываясь в его лицо. — Ты не можешь знать! Как ты можешь быть так уверен?

Дэррик посмотрел на нее, в красном свете печи лицо его было потным и напряженным, но глаза смягчились. Он улыбнулся.

— Я уверен, Бри, из-за того… — сказал он, двигая руку от ее живота к округлости ее груди и останавливая у сердца. Уверенность в его голосе и облегчала, и сводила с ума. — Я уверен в этом из-за того, что у нас есть, милая. Ты чувствуешь, разве нет? Смерть не имеет власти над тем, что мы разделяем с тобой. Войны ведутся грубыми инструментами, — он кивнул в сторону меча, который все еще дымился в бочке с водой. — Металл и клинок, щит и доспехи, но ни одна из этих вещей не может противостоять силе истинной любви. То, что у нас есть, жена, никакой меч не сможет пронзить.

Габриэлла снова медленно покачала головой.

— Все это болтовня и чепуха, — прошептала она.

Его улыбка расширилась, и глаза заблестели.

— Так говорит твой отец, — мягко пожурил он. — Не ты. Ты знаешь, что в моих словах есть правда.

Она пристально изучала его лицо некоторое время, а затем опустила взгляд.

— Нет, — тихо заявила она. — Нет, я не знаю этого. Я только знаю, что я люблю тебя. Я нуждаюсь в тебе. И то, что если ты отправишься в этот поход, и какой-нибудь злодей вонзит меч тебе между ребер…

— Рисс была безоружна, — прервал ее Дэррик, вздернув подбородок. Упоминание имени Рисс словно вызвало темную дрожь в воздухе. — Негодяй напал на нее хладнокровно. Она была беззащитна. Я не буду. Я буду готов встретиться с врагом на моих условиях. И когда я встречусь с ним, его ждет возмездие. За нас обоих.

— Гете мертв! — воскликнула Габриэлла, поворачиваясь лицом к мужу. — Возмездие уже удовлетворено! Но Рисс больше нет! Это может случиться и с тобой!

Ее голос оборвался на последних словах. Дэррик бросился к ней и схватил ее в объятия. Она сопротивлялась, но только мгновение. Он держал ее в горячей тьме кузницы, одной рукой прижимая ее затылок к себе. Наконец, она вздрогнула и расслабилась у него на груди, с досадой чувствуя, как слезы бегут по ее щекам и впитываются в его тунику.

— Габриэлла, — тихо сказал он, — я должен пойти в этот поход. Я должен выполнить свой долг, и не столько для Королевства, сколько для себя. Ты знаешь это. Я не могу позволить, чтобы смерть Рисс осталась безнаказанной. Те, кто ответственнен за это, должны заплатить, кровь за кровь.

Он отпустил ее, но нежно взял за плечи. Она взглянула ему в лицо, так что их носы соприкоснулись. Он вздохнул и продолжил:

— Завтра утром я отправляюсь в путь, чтобы выполнить свой долг высокой чести. Но Бри, я клянусь тебе всем, что я… здесь мое сердце. С тобой и с ребенком в твоей утробе. Что бы ни случилось, я вернусь к вам.

Габриэлла смотрела на него, по-прежнему хмурясь от беспокойства. Но постепенно ее лоб разгладился. Будущее было неизбежным. Он поедет. И потом, если его обещание было искренним, он вернется к ней. Она больше ничего не могла поделать.

Больше ничего, кроме как поверить ему.

Войско

двинулось на рассвете. Это было жемчужно-серое утро, большей частью затемненное вереницей низких облаков. Шел дождь, мелкий и моросящий, усеивая каплями солдатские шлемы. Сэр Ульрик двигался впереди на своем черном коне. Дэррик замыкал шествие верхом на своей лошади. Он повернулся к Габриэлле, когда последний из солдат исчез за изгибом дороги, где-то на полмили впереди. Силуэт Дэррика был едва виден на фоне тумана, но она легко смогла узнать его по посадке в седле и вздернутому подбородку. Он поднял руку и молчаливо махнул на прощанье один раз. Она сделала то же самое в ответ, надеясь, что он мог разглядеть ее там, где она стояла у городских ворот под тенью брезентового навеса.

Он медленно опустил руку и, казалось, смотрел на нее сквозь туман. Наконец, когда наконечники армейских копий и тусклый отблеск их шлемов исчезли за поворотом, а потом и за холмом, Дэррик повернулся и, пришпорив коня, поскакал вперед. Мгновение спустя он уже скрылся из вида.

Габриэлла стояла под навесом и смотрела на пустую дорогу. Лужи тускло отражали небо. Дождь с монотонным стуком капал с деревьев. Наконец, Сигрид шагнула вперед и, щурясь, вгляделась в небо.

— Ты простудишься здесь до смерти, принцесса, — терпеливо заметила она. — Твоя охрана будет стоять здесь с тобой весь день, но я бы лучше предложила вернуться в тепло замка. Я думаю, горячий чай нам не помешает, ты не согласна?

Габриэлла не двигалась. Она смотрела вдаль, туда, где главная дорога сворачивала за небольшую группу деревьев. Трудно было представить себе, что войско находилось там вообще когда-либо.

— Ну, милая, — сказала Сигрид, положив руку на талию Габриэллы. — Они отправились в поход, но они вернутся. А сейчас твоему ребенку нужно, чтобы ты поела. Идем.

Габриэлла глубоко вздохнула и кивнула. Она отвернула взгляд от дороги.

Когда принцесса забралась в ожидавшую их карету с Сигрид, севшей позади нее, она бессознательно нашарила рукой свою подвеску с соколом под плащом. Она была теплой.

«Пожалуйста, — молилась она, безмолвно и печально, даже не зная, к кому она обращалась, — сохрани его. Пусть с ним все будет в порядке».

Повозка дернулась и направилась к замку. Габриэлла уставилась невидящим взором сквозь залитые дождем окна. «Пусть он сдержит свое обещание ко мне, — молилась она яростно, словно бросая вызов. — Не дай ему… не дай ему нарушить свое обещание».

Летние месяцы тянулись с раздражающей медлительностью. Это был невыносимо жаркий год, ручей в долине уменьшился до простого мутного ручейка, а воздух оставался душным и безветренным даже в полночь. Габриэлла занимала себя насколько могла изучением тонкостей имперского правления, а также обычными делами, присущими беременной. Она обнаружила, что теперь все чаще и без причин чувстовала себя усталой днем, но удалиться в покои редко помогало. Верхние комнаты замка были самыми жаркими из всех, и дыхание ветерка едва ли тревожило занавески ее кровати. Большинство дней она лежала без сна в течение этих передышек, раздетая до нижнего платья, положив одну руку на растущий живот, а другую за голову. Она смотрела сквозь занавески, окружавшие ее кровать, на солнечный свет и думала о Дэррике.