Рукопись, найденная в Верхнем Заливе или Белая Лошадь
Шрифт:
Вот уже показался церковный купол на той стороне Яузского залива. Лифтёрша Лена гребёт вёслами из последних сил: боимся опоздать. Снежана дремлет на дне нашего судна. Мимо с шумомрёвом проносится моторка. Причал. Вдруг – сзади отчаянный вопль:
– Помогите-е!
Это водитель-владелец моторки вывалился за борт на повороте. Лена высаживает нас со Снежаной на берег, а сама возвращается, грёбет назад – спасать
– Во имя Отца, и Сына…
Обряд закончен.
Перекрестившись, двинулись по кругу
В одной упряжке Дух-Душа-и-Плоть.
За кругом – Лена, верная подруга,
Хранящая незримо, как Господь…
Мартовские денёчки. В Болгарии чтут приход весны, и в пepвых числах марта дарят близким сувениры: цветы, нитяные кyколки-«мартенецы», «мартенечки». Так вот, – моей девочке исполнилось два года – написала я письмо в адресный стол города Загоры: «Болгария. Стара Загора. Адресный стол…» («На деревню дедушке Константину Макарычу».) Как ни странно, ответ пришёл, и пришёл он из Москвы, из болгарского посольства: «Адрес Стойчо Стефанова Чомарова: Болгария, Стара Загора, улица Николы Каменова, дом двадцать пять.»* (*адрес вымышленный – автор) Я перечитывала этот адрес по утрам и вечерам тысячекратно, он давал мне силы жить, а в марте – отправила свой мартенечекоткрытку: «Болгария. Стара Загора. Улица Николы Каменова, дом двадцать пять… С наступлением весны, дорогой, единственный, незабываемый Стойчо!» (Синие пролески…) Волновалась: что сказать о себе в следующем письме? Ассенизатор-и-водовоз*(*У Маяковского: «Я ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный»), рисующий цветочки? Как – о Снежане? И потом, с какой стати, почему она носит его отчество ? (А чьё ещё могло быть на уме? От Брони на этот счёт тоже не было никаких инструкций…) Хотя – странно? – Снежана-то и придала мне храбрости написать ему и быть готовой к отповеди. «Вы мне писали? Не отпирайтесь!» (Пушкин, «Евгений Онегин».) А вдруг что-нибудь совсем уж не пушкинское, что-нибудь плохое, очень, очень плохое?.
Волновалась я напрасно – он не ответил. Прошёл год. Настал март. Опять я ему свой мартенечек. Он не ответил снова. И так – много, много, много вёсен… «Один. Два. Три…»
B Пушкинском музее* (*Музей Изобразительных Искусств им. Пушкина) устроили («привезли») выставку
– Сидел в траве кузнечик,
Совсем как огуречик,
Совсем как огуречик,
Зелёненький он был!
Вокруг заулыбались и стали обходить шагаловскую экспозицию ещё и ещё раз, шли более оживлённо, всматривались, признавали: а ведь и вправду, что-то в этом есть от детства, от «Kузнечика»!
***
…Четыре. Oднажды вечером, сидя дома, затянула я старинную русскую песню: -
У родимой мамоньки
Дочь была одна.
Не собравшись с рaзумом,
Замуж отдала…
Кончилась песня. Снежанка, прослезившаяся, обратилась ко мне:
– Родимая мамонька! Не отдавай меня замуж! Обещай: не отдашь!
Я обещала. Когда моя мама пела мне маленькой эту песню, то при словах «Сделаюсь кукушечкой – в садик полечу» – я страшно испугалась: а вдруг и в самом деле, превратится в кукушку, вспорхнёт и улетит от меня, окно-то ведь (было) открыто! Сидела тихо-тихо, не шелохнувшись, до конца песни.
Пять… Проснулась Снежанка ночью и зашлёпала босыми ножками в угол, где стояли мои картины (как-то незаметно я стала писать картины, в основном, натюрморты, цветы, и ещё лица – так, для души…)
– Доченька, ты куда?
– Хочу посмотреть ещё раз на Лошадку.
Это она об одной моей работе, там на кусочке картона изображена белая лошадь, бредущая по некоему заливу, красному от заката невидимого Солнца, и с подснeжником в зубах… Днём повела мою девочку к детскому психиатру: ребёнок, мол, родился преждевременно, родился в тяжёлых жизненных условиях, родился мёртвым, и вот теперь, в пять, вскакивает по ночам взглянуть на посредственную (мою) картину – нормально ли это, нормальна ли?.. Побеседовав со Снежаной, женщина-врач сказала:
– Побольше бы таких «ненормальных».
И взглянула на неё с нежностью, а потом ещё раз – с тревогой.
Конец ознакомительного фрагмента.