Русь и Орда

Каратеев Михаил Дмитриевич

— Ну вот и ладно! Только теперь ты иди, джан, и я пойду. Все же лучше, чтобы пока нас вместе не видели.

Глава 51

О, создание Аллаха! Ты не думаешь о мстителе, желающем расплаты и от гнева лишенном сна. Ты пробудил его, а сам заснул. Он же не спит от ярости против тебя, да и какой сон у человека, пылающего местью?

Усама ибн-Мункыз, арабский писатель XII в.

Возвратившись

домой, Василий поведал Никите все, что ему сказала Фейзула.

— Славная будет у тебя княгинюшка, — выслушав его, промолвил Никита. — Видишь, как Господь все устраивает! Чаял ли ты в татарской Орде свое счастье сыскать? Так уж я рад за тебя, Василей Пантелеевич!

— Ты погоди радоваться. Что еще скажет Чимтай?

— Небось согласится, чай, он своему детищу не враг. А ты-то знаешь, с чем к нему надобно идти и как говорить? Ин у татар, как и у нас, для сватовства тоже свои обычаи есть. И лучше бы их ненароком не порушить.

— Истину кажешь! Об этом я вовсе и не помыслил. Да то не беда, все, что надобно, я вмиг сведаю.

Едва лишь закончился курултай и все его участники уселись под деревом пить кумыс и угощаться, Василий, тоже пришедший сюда, отвел в сторону эмира Суфи, рассказал ему все без утайки и просил совета — как быть с ханом Чимтаем?

Выслушав его, Суфи-ходжа пришел в полный восторг.

— Ай, удалец ты, князь! — воскликнул он. — Какую жену себе отхватил! Теперь ты совсем наш будешь!

— Да ведь еще не отхватил, аньда. Что мы с Фейзулою слюбились и она за меня согласна идти, это только полдела. Что еще Чимтай скажет? Надо с ним как-то сладиться, и притом поскорее, пока Хисар не подъехал.

Суфи-ходжа задумался и думал довольно долго. Потом сказал:

— Чимтай тебе едва ли откажет: ты большой князь и родство с тобою его не унизит. Что ты другой веры — на это он тоже не посмотрит. Татары и сами до сих пор не все ислам приняли, даже среди ханов осталось еще немало язычников, а есть и такие, что в христианскую веру перешли. И бояться надо не этого…

— А чего же? — с тревогой спросил Василий.

— Того, что Чимтай упрям. Я его хорошо знаю. Если попадешь ты не в добрый час и у него с языка сорвется «нет», все пропало: никакая сила после не заставит его сказать «да». И потому надобно сразу найти к нему верный подход.

— Какой же подход?

— Погоди… Я вот что думаю: великий хан Мубарек тебя любит. Проси его высватать тебе Фейзулу. Ему Чимтай не откажет, особенно сегодня: на курултае Мубарек ему уступил, поход решено отложить до смерти Узбека. Но Чимтай неглуп, он хорошо понимает, что великий хан в душе затаил на него зло. И ему теперь надо чем-то угодить Мубареку.

— Твой совет хорош, — сказал Василий, — но вот беда: эдак время упустить можно. К Мубареку сейчас не подступишься, он, поди, до ночи с гостями просидит, а с Чимтаем, на хороший конец, будет говорить лишь завтра. Хисар же чует неладное, он зря времени не потеряет.

— Понимаю, аньда. Но сегодня будет большой праздник

по случаю окончания курултая. Скоро начнутся скачки. Хисар непременно будет скакать, он уже хвастал, что такого жеребца достал, которого во всей нашей Орде никто не обгонит. Ну а ты откажись участвовать, скажи, что конь захромал либо еще что. И в это время я постараюсь так сделать, чтобы великий хан тебя тут же выслушал. Тогда говори ему всю правду и про Хисара тоже скажи.

— Спаси тебя Аллах, эмир! Ну а ежели сегодня не выйдет разговор с великим ханом?

— Тогда, делать нечего, пойдешь к Чимтаю сам, коли боишься ожидать до завтра. Я тебя научу, как и что ему говорить.

Для Василия потянулись мучительно медленные минуты. Полтора часа, прошедшие до начала скачек, показались ему бесконечными. Но зато потом счастье ему улыбнулось: Мубарек-ходжа, Чимтай и несколько других пожилых гостей не поехали в степь, наблюдать за скачками, а остались сидеть под деревом, о чем-то беседуя и потягивая кумыс.

Через несколько минут Мубарек поднялся и зачем-то вошел в шатер. Эмир Суфи-ходжа, не спускавший с него глаз, сейчас же проскользнул туда, вслед за ним. Сердце Василия застучало в груди, как молот. Но довольно скоро Суфи вновь появился на пороге шатра.

— Князь Карачей! — громко крикнул он. — Великий хан Мубарек-ходжа, да продлит Аллах его драгоценные дни, желает говорить с тобой!

Все сидевшие под деревом тревожно переглянулись, полагая, что русский князь чем-либо разгневал великого хана. Василий вскочил и почти бегом кинулся к ханскому шатру.

— Суфи-ходжа мне доложил, что у тебя есть ко мне важное и спешное дело, — сказал Мубарек, когда Василий вошел и низко склонился перед ним. — Если оно коротко и вправду важно, я готов тебя выслушать сейчас, а если нет, приходи ко мне завтра.

— Прости, великий и милостивый хан, что я осмелился посягнуть на священные минуты твоего отдыха, — ответил Василий. — Дело у меня личное, но для меня оно важнее жизни. И не с ханом и повелителем я сейчас хочу говорить, а с отцом, который только один и может мне помочь.

Эти слова понравились Мубареку. Почти ласково взглянув на Василия, он сказал:

— Говори, князь. До сих пор ты ничего у меня не просил и, если я в силах исполнить эту первую твою просьбу, можешь считать, что она исполнена.

Поблагодарив хана и стараясь быть кратким, Василий изложил ему сущность своего дела. Мубарек слушал внимательно, лицо его не изменяло своего благосклонного выражения.

— Она тебя тоже любит? — спросил он, когда Василий кончил.

— Любит, великий хан. Даже соглашалась бежать со мною, если хан Чимтай ее мне добром не отдаст.

— Ну, в этом надобности у вас не будет. А ты, женясь на ней, примешь ислам?

— Как могу я сделать это, великий и мудрый хан? Ты бы первый не уважал человека, который ради женщины отрекся от веры отцов. Да есть и другое: народ мой не примет меня обратно князем, коли я от нашей веры отступлюсь.