Русь: от славянского расселения до Московского царства

Горский Антон Анатольевич

В «Сказании о Мамаевом побоище» вначале говорится, что к Дмитрию Ивановичу пришли князья белозерские Федор Семенович и Семен Михайлович, князья Андрей Кемский, Глеб Каргопольский, андомские князья, Андрей Ярославский, Роман Прозоровский, Лев Курбский и Дмитрий Ростовский, а затем приводится «уряжение полков» при сборе их в Коломне. Согласно нему, великий князь взял к себе в полк белозерских князей, командовать полком правой руки поставил Владимира Андреевича Серпуховского, придав ему ярославских князей, полком левой руки — князя Глеба Брянского. Передовым полком командовали московские воеводы (родом из смоленских князей) Дмитрий Всеволож и Владимир Всеволож. Далее перечисляются воеводы ратей, собранных с московских владений: над «коломничами» был воеводой боярин Микула Васильевич, владимирской и юрьевской ратью руководил Тимофей Волуевич, костромской — Иван Родионович Квашня, переяславской — Андрей Серкизович. У князя Владимира Андреевича воеводами, согласно «Сказанию», были Данило Белеут, Константин Конанов и князья Федор Елецкий, Юрий Мещерский, Андрей Муромский.

Позже, уже на Куликовом поле, Дмитрий с Владимиром Андреевичем, Ольгердовичами и Дмитрием Боброком-Волынцем (двоюродным братом Ольгердовичей и зятем московского князя, находившемся на московской службе с начала 70-х гг.) проводят новое уряжение полков. Подробности его не сообщаются, но в описании сражения говорится, что передовой полк ведут по-прежнему братья Всеволожи, а полки правой руки и левой руки — соответственно Микула Васильевич с коломенцами и Тимофей Волуевич с костромичами. Владимир Андреевич с Дмитрием

Волынцем возглавляют засадный полк. [896]

896

Сказания и повести… С. 30, 34, 38–39, 41.

Из названных в «Сказании» князей в перечне 1375 г. не присутствует никого, кроме Владимира Андреевича Серпуховского. Упоминание муромского и мещерского отрядов соответствует перечню 1386/7 гг. Белозерские, ярославские и ростовские князья носили в эпоху Куликовской битвы другие имена, Глеб Брянский жил в первой половине XIV в., а княжеств-уделов Кемского, Каргопольского, Андомского (верно — Андожского), Прозоровского и Курбского еще не существовало. [897] Таким образом, сведения «Сказания» о составе русского войска в целом достоверными признаны быть не могут; допустима лишь возможность участия в битве князей, перечисленных в числе воевод Владимира Андреевича. [898]

897

См.: Памятники Куликовского цикла. С. 205–206, 210–211.

898

Одним из источников «Сказания» был рассказ, восходящий к сведениям, полученным от участника битвы из полка Владимира Андреевича (см.: Кучкин В. А. Победа на Куликовом поле. С. 16).

Что касается НДубр-Арх., то здесь об «уряжении полков» говорится следующее: «И ставъ ту князь великии, по достоянию полки разрядивъ и воеводы учинивъ. И быша у него тогда в передовомъ полку по божествени вре самобратныя князи Ондри и Дмитреи Олгердовичи, да боярин и воевода Микула Васильевичъ, да князь Федоръ Романовичъ Белозерскии. А у себя же имяше князь великии Дмитреи в полку нкоего боярина и воеводу Ивана Родивоновича Квашню, да боярина же своего и воеводу Михаила Брянка, да князя Ивана Васильевича Смоленского. А в правои рук воеводы учини: князя Андря Федоровича Ростовского, да Федора Грунку, да князя Ондря Федоровича Стародубского, в лвои рук воеводы учини: князя Васильевича Ярославского, да Лва Морозова, да князя Федора Михаиловича Моложскаго. Въ сторожевомъ полку тогда воеводы учини: Михаила Иванова сына Окинфовича, да князя Семена Костянтиновича Оболенского, да брата его князя Ивана Поружского, да Андрея Серкиза, иныя же свои полки многи разрядивъ и воеводы учини; въ западномъ же полку въ дубравахъ утаивъ благороднаго и храбраго брата своего князя Владимира Андреевича, да с нимъ некоего мужа мудра и храбра Дмитрия Михаиловича Волынца, да князя Романа Михаиловича Брянского, да князя Василья Михаиловича Кашинского, да князя Романовича Новосильского. Исполчився, поидоша противу себе». [899]

899

ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 486; РГАДА. Ф. 181. № 20. Л. 366 об. — 367; Шахматов А. А. О так называемой Ростовской летописи. С. 24–25.

Перечень князей очень схож как с составом войска 1375 г. так и с перечнем «ратей» 1386 г. (см. таблицу).

В отличие от 1375 г. не упомянуты Дмитрий Константинович, князь суздальско-нижегородский, его братья Борис и Дмитрий Ноготь и сын Семен, князья ростовского дома Василий и Александр Константиновичи, один из ярославских князей-Васильевичей; вместо Романа Семеновича Новосильского фигурирует его сын. Все эти изъятия могут быть объяснены обстановкой кануна Куликовской битвы.

Нижегородско-суздальские князья после двукратного разорения Мамаем их земель — в 1377 и 1378 гг. — должны были быть озабочены в первую очередь охраной своих владений. Василий и Александр Константиновичи княжили во входившем в Ростовское княжество Устюге [900] и могли воздержаться от выступления или не успеть на сбор войск из-за чрезвычайной удаленности их княжества от театра военных действий. Что касается Новосильского княжества, то оно лежало на пути Ягайло, двигавшегося с запада к верховьям Дона на соединение с Мамаем; Роману Семеновичу было естественно отправить в помощь Дмитрию отряд во главе с сыном, а самому остаться оборонять свою землю от литовцев. [901]

900

См.: Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси X–XIV вв. М., 1984. С. 270, 276–279.

901

Родословные книги свидетельствуют, что Роман перенес в Одоев из Новосиля столицу княжества «от насилья от татарского» (РИИР. Вып. 2. М., 1977. С. 112), очевидно, после разгрома Новосиля Мамаем в 1375 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 113), а согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», именно до Одоева дошли в 1380 г. литовские войска (Сказания и повести… С. 35). Отметим, что в Новгородской IV летописи, источнике свода 1539 г., нет каких-либо упоминаний об Одоеве и но-восильских князьях (которые могли бы натолкнуть составителя свода 1539 г. на замену Романа Семеновича сыном).

В отличие от 1386 г., в перечне НДубр-Арх присутствуют Иван Васильевич Вяземский, Василий Михайлович Кашинский (в отношении обоих нет оснований полагать, что к 1380 г. они могли выйти из союза с Дмитрием), князья новосильские и тарусско-оболенские, сохранявшие союз с Москвой и в середине 80-х гг., и не упоминается об участии муромских и мещерских сил.

Итак, надо полагать, что если перечень князей-участников похода в НДубр-Арх и является позднейшей «реконструкцией», то реконструкцией весьма искусной (в отличие от «реконструкций», предпринятых в «Сказании о Мамаевом побоище», которые выдают себя анахронизмами) и, вероятно, близкой к реальности.

Возможны два варианта объяснения появления фрагмента об «уряжении полков» НДубр-Арх. В создании Новгородского свода 1539 г. принимали участие представители московского боярского рода Квашниных. [902] В текстах НДубр-Арх содержится ряд вставок, связанных с историей этого рода: под 6840 г. о приходе предка Квашниных Родиона Нестеровича на службу в Москву, под 6843 г. — о его походе на Литву, под 6845 г. — о помощи Родиона Ивану Калите, осажденному в Переяславле тверским войском (реально это событие имело место в 1305 г.). [903] Значительную часть сведений этих вставок есть основания считать достоверными, восходящими к преданию о происхождении Квашниных и деяниях их предков,

живших в XIV столетии. [904] Рассказ об уряжении полков на Куликовом поле — явно из вставок такого рода, т. к. боярин Иван Родионович Квашня назван там рядом с великим князем, т. е. первым в перечне воевод «великого полка». Следовательно, либо этот рассказ восходит к некоему письменному или устному источнику, связанному с родом Квашниных, либо он искусственно сконструирован при создании Свода 1539 г. на основе данных имевшихся у его составителей источников об эпохе Дмитрия Донского, с целью возвеличивания заслуг Ивана Родионовича. Можно было бы предположить, что составитель перечня основывался на списке 1375 г. (имевшемся в Новгородской IV летописи — источнике Свода 1539 г.). [905] Из «пропущенных» в НДубр-Арх семи князей пять в перечне 1375 г. были названы без указания на места княжений. Может быть, они не были включены в список 1380 г. по этой причине? Но это не объясняет отсутствия Дмитрия Константиновича, тестя великого князя, и замену сыном Романа Новосильского. Отсутствие в НДубр-Арх имен ярославского и новосильского князей также трудно объяснить при принятии предположения о конструировании перечня на основе статьи 1375 г. В последней оба ярославских Васильевича — Василий и Роман — были названы по имени, первый имел определение «ярославский», и ничто не мешало бы вписать его имя под 1380 г. Вероятнее, что имена участвовавших в Куликовской битве ярославского и новосильского князей во время создания Свода 1539 г. либо не читались в имевшемся у его составителей источнике об уряжении полков (если он был письменным), либо были забыты (если источником было устное предание).

902

См.: Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII века. М., 1969. С. 354–358

903

ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 478–479; РГАДА. Ф. 181. № 20. Л. 310, 312.

904

См.: Горский А. А. Москва и Орда. С. 35–40.

905

Ср. Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 64; Живая вода Непрядвы. С. 558–559.

В перечне бояр пять из восьми названных погибли на Куликовом поле; их имена можно было взять из основного текста рассказа о битве (в Своде 1539 г. совпадающего с Летописной повестью Новгородской IV летописи), [906] добавив к ним известных по другим источникам в качестве ее участников Дмитрия Михайловича Волынца (упомянут в «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище») и Ивана Родионовича Квашню (назван в «Сказании о Мамаевом побоище»). Но остается Федор Грунка, в других источниках о Куликовской битве не фигурирующий, но упоминающийся в родословцах. [907] Среди погибших упоминаются также бояре Семен Михайлович, Иван Александрович, Тимофей Васильевич Волуй (видный воевода, назван и в начале Летописной повести Новгородской IV летописи, в рассказе о выступлении войска Дмитрия в поход), а кроме того, князь Федор Тарусский и его брат Мстислав; [908] почему же они не вошли в перечень? Если же предполагать его достоверность, то отсутствие этих имен можно объяснить отсутствием их в источнике составителей Свода 1539 г., говорящем об уряжении полков. Эти лица действительно могли не командовать в битве крупными подразделениями: тарусские князья были, скорее всего, в подчинении их старших родственников Семена и Ивана Константиновичей, [909] Тимофей Васильевич мог находиться при великом князе. Не исключено также, что командная роль Тимофея была забыта или что на его место в великом полку был подставлен Иван Родионович Квашня. Можно сказать, что список бояр не дает существенных аргументов для той или иной точки зрения на проблему достоверности текста об уряжении полков НДубр-Арх.

906

ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 321.

907

См.: БегуновЮ. К. Указ. соч. С. 502.

908

ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 319; Вып. 2. С. 321.

909

Мнение, что в перечне убитых назван князь Федор Тарусский, в действительности погибший в 1437 г. под Белевом (Салмина М. А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966. С. 371–372), неосновательно: речь идет, скорее всего, об одноименном ему человеке, погибшем на Куликовом поле (см.: Памятники Куликовского цикла. С. 59).

Исходя из целей составителей Свода 1539 г., неясно, зачем надо было сочинять подробное «уряжение полков». Возвеличить Ивана Родионовича Квашню можно было не прибегая к столь изощренной вставке — например, упомянув его рядом с Дмитрием Ивановичем в великом полку в сцене битвы или взяв сцену «коломенского уряжения полков» из «Сказания о Мамаевом побоище» (этот памятник был известен составителям Свода 1539 г.) и выделив в ней роль Ивана Родионовича (который там и так упоминался во вполне лестной роли — предводителя костромской рати). Более вероятным кажется, что фрагмент НДубр-Арх об «уряжении полков» опирался на ранний источник. Был он письменным или устным? Скорее второе. В тексте фрагмента имеется след ориентировки составителя Свода на статью 1375 г.: Иван Тарусский определен, как и под 1375 г., как «брат» Семена Константиновича Оболенского, и титул его записан как «Поружский» (под 1375 г. — «Торужский», под 1380 г. добавилась ошибка в транскрипции первой буквы). [910] В случае, если писец записывал устное предание, такая ориентировка на нюансы переписанного чуть ранее (несколькими листами выше) текста естественна (и не может служить аргументом в пользу реконструкции содержания фрагмента об «уряжении полков» на основе статьи 1375 г.); но она крайне маловероятна в случае, если писец располагал письменным текстом «уряжения». Вероятнее всего, фрагмент об «уряжении полков» был составной частью предания о первых Квашниных. [911] Разумеется, за полтора столетия это предание (как и в случае с участием предка Квашниных в бою под Переяславлем 1305 г.) могло приобрести пропуски и искажения. [912] Вероятно, с большой осторожностью надо воспринимать данные о распределении князей и воевод по полкам. Но состав княжеств, чьи рати приняли участие в походе Дмитрия Ивановича на Дон, скорее всего, в значительной мере соответствует реальности.

910

Ср.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 301 и вып. 2. С. 486; РГАДА. Ф. 181. № 20. Л. 367; Шахматов А. А. О так называемой Ростовской летописи. С. 25.

911

О возможности существования в распоряжении составителей Свода 1539 г. таких подробных рассказов говорит сюжет о Переяславском бое, весьма подробный (в т. ч. с упоминанием личных имен).

912

Напрашивается предположение о преувеличении роли предка Квашниных, но следует помнить, что Иван Родионович действительно являлся одним из виднейших бояр Дмитрия Донского — в обеих духовных грамотах последнего он назван в числе свидетелей, причем од-ним66из первых (ДДГ. № 8, 12. С. 25, 37).