Русь. Строительство империи 7
Шрифт:
А потом из глубины города, сначала робко, а потом все смелее и смелее, начали выходить жители. Старики, женщины, дети. Они высыпали на улицы, как муравьи из потревоженного муравейника. Их лица были бледны и измучены долгой осадой, голодом и страхом. Многие плакали, не скрывая слез, — кто-то от радости, кто-то от пережитого ужаса, кто-то, вспоминая погибших. Они тянули к нам руки, что-то кричали, благодарили. И вдруг, сначала один голос, потом другой, а потом уже целый хор подхватил:
— Антон! Князь Антон! Слава!
— Русь! Слава Руси!
Эти крики, сначала неуверенные, а потом
Я ехал медленно, пропуская людей, отвечая на их приветствия кивками, иногда — улыбкой, хотя на душе было тяжело от вида их страданий. Но в то же время сердце наполнялось какой-то невероятной гордостью и чувством выполненного долга. Ради таких моментов, ради этих слез радости на лицах простых людей стоило пройти через все испытания.
Вокруг царило неописуемое воодушевление. Даже мои воины, обычно сдержанные и суровые, поддались общему настроению. Они улыбались, махали жителям, кто-то даже подхватывал на руки особо смелых ребятишек. Печенеги Кучюка тоже чувствовали эту волну радости и скалили зубы в широких, довольных ухмылках. Они не привыкли к таким проявлениям благодарности, но, похоже, им это нравилось.
Так, под непрекращающиеся крики и слезы радости, мы двигались к центру города, к главной площади. Впереди нас ждал не только отдых, но и новые, важные дела.
Шумное, ликующее шествие вывело нас наконец на главную площадь Тмутаракани. Она была не такой уж большой, но сейчас казалась огромной из-за столпившегося на ней народа. Люди стояли повсюду: на самой площади, на ступеньках домов, окружавших ее, на крышах и даже на остатках крепостной стены, нависавшей с одной стороны. Казалось, весь город, от мала до велика, собрался здесь, чтобы увидеть своих избавителей и отпраздновать конец осады. Возбужденный гул голосов не стихал ни на минуту.
В центре площади, перед самым большим и, видимо, главным зданием — то ли княжеским теремом, то ли домом городского совета — уже ждала делегация. Впереди стоял пожилой мужчина, одетый в богатый, хоть и несколько потертый халат, подпоясанный широким кушаком. Лицо его, смуглое, изрезанное глубокими морщинами, хранило следы былой силы и власти. Это, по всей видимости, и был местный правитель — то ли хазарский бек, чьи предки когда-то владели этими землями, то ли потомок первых славянских колонистов, сумевший сохранить влияние в этом многонациональном котле. Рядом с ним, чуть позади, стояли городские старейшины — купцы, ремесленники, представители разных общин города. Все они выглядели серьезными и немного встревоженными, но в их глазах читалось и явное облегчение.
Когда я со своими воеводами — Ратибором, Ильей Муромцем, подъехавшим Алешей и, конечно, Такшонем, который не отходил от меня ни на шаг, — приблизился к ним, старик-князь сделал шаг вперед. Двое молодых парней, стоявших за ним, тут же поднесли ему большое деревянное блюдо, покрытое вышитым рушником. На блюде лежал пышный
— Великий князь Антон! — голос старика, несмотря на возраст, оказался сильным и звучным, перекрывая гул толпы. — От имени всех жителей Тмутаракани, от имени этого древнего города, пережившего сегодня свое второе рождение, прими нашу благодарность и этот скромный дар! Ты спас нас от гибели!
Он поклонился, и старейшины за его спиной последовали его примеру. Толпа на площади на мгновение затихла, а потом вновь взорвалась восторженными криками.
Я спешился, передав поводья одному из дружинников, и подошел к старику.
— Благодарю тебя, почтенный, и всех жителей Тмутаракани за теплый прием, — ответил я, принимая хлеб-соль. — Мы сделали то, что должны были сделать. Русь своих не бросает.
Отломив кусок хлеба, я обмакнул его в соль и съел. Такшонь и другие воеводы сделали то же самое. Это был не просто ритуал, это был символ единения, понимания и принятия.
Старик-князь, видя это, просиял.
— Великий князь, — продолжил он, и в его голосе зазвучали новые, торжественные нотки. — Мы, жители Тмутаракани, хазары и русичи, греки и аланы, все, кто считает эту землю своим домом, видим твою силу, твою справедливость и твою заботу о русских землях. Мы видим, как под твоей рукой крепнет Русь, как она собирается воедино, отгоняя врагов и недругов. Сегодня ты спас нас. И мы хотим, чтобы ты стал нашим защитником и правителем не только на сегодня, но и на все времена.
Он сделал знак, и один из старейшин, купец с хитрыми глазами и окладистой бородой, развернул свиток пергамента.
— Перед лицом всего народа, перед богами нашими и вашими, — старик-князь положил руку на сердце, — мы, князь и старейшины Тмутаракани, присягаем тебе, Великому князю Антону, на верность! Мы признаем твою верховную власть над Тмутараканским княжеством и всеми землями Причерноморья, что отныне будут неотъемлемой частью единой и могучей Руси! Клянемся служить тебе верой и правдой, платить дань, поставлять воинов и чтить твои законы! Да будет так!
— Да будет так! — как эхо, прокатилось по площади. Тысячи голосов подтвердили эту клятву.
Это был мощный, переломный момент. Я смотрел на этих людей, на их воодушевленные лица, на их горящие глаза, и понимал — это не просто слова. Это искреннее желание быть частью чего-то большего, сильного, способного защитить и дать надежду на будущее. Тмутаракань, этот далекий форпост на южных рубежах, добровольно входила под мою руку, признавая меня своим Великим князем.
«Вежа» в голове привычно пискнула, фиксируя событие.
«Присоединение Тмутараканского княжества. +25 000 очков влияния. Достижение: Собиратель Земель Русских — уровень повышен».
Приятный бонус, но сейчас было не до очков.
— Я принимаю вашу присягу, — произнес я громко и четко, чтобы слышали все. — Тмутаракань была и будет русской землей! И пока я жив, ни один враг не посмеет посягнуть на нее! Мы вместе будем строить сильную и процветающую Русь, где каждый, кто живет на этой земле и трудится во благо ее, будет чувствовать себя защищенным!