Русь. Строительство империи 7
Шрифт:
В ту же секунду тишина взорвалась. Не было ни команды голосом, ни трубы — лишь этот птичий крик, понятный каждому в моем отряде. И следом — единый, многоголосый, яростный рев:
— За Русь! За Святослава!
Словно лавина, сорвавшаяся с горы, две тысячи воинов выплеснулись из оврага и рванулись к вражеским шатрам. Земля загудела под ногами бегущих людей. Мы неслись вперед, не разбирая дороги, единым потоком стали и ярости, направленным точно в сердце спящего вражеского лагеря.
Удар был ошеломляющим. Первые часовые у костров даже не успели толком понять, что происходит. Кто-то вскинул копье, кто-то попытался крикнуть тревогу, но было поздно. Их смели, растоптали, зарубили в первые же мгновения атаки. Мы ворвались в расположение ставки Скилицы,
Смятение. Оно вспыхнуло мгновенно и охватило эту часть лагеря, как лесной пожар. Из шатров выскакивали полуодетые, заспанные воины — хазары в своих меховых шапках, византийские наемники в поддоспешниках. Они метались, натыкаясь друг на друга, пытаясь на ходу схватить оружие, найти свои щиты, понять, откуда пришла беда. В глазах у них плескался ужас и недоумение. Они ждали атаки с другого фланга, от печенегов Кучюка, но никак не отсюда, из тихого, безопасного тыла.
А мы уже были среди них. Мои дружинники действовали слаженно, почти без слов понимая друг друга. Мы не рассыпались, не бросались на первую попавшуюся добычу. Нашей целью были главные шатры — Скилицы и Ярополка. Мы рубили себе дорогу сквозь толпу мечущихся врагов, пробивая коридор к центру. Топоры и мечи работали без устали. Лязг стали, хруст костей, короткие вскрики агонии и яростные боевые кличи моих воинов смешались в один страшный гул.
Илья Муромец шел чуть впереди, слева от меня. Его громадная палица в предрассветных сумерках казалась ожившим кошмаром. Он не просто рубил — он крушил. Каждый удар его чудовищного оружия сопровождался глухим треском и воплями. Враги разлетались от него, как кегли, с раздробленными черепами, смятыми доспехами, переломанными костями. Он рычал что-то свое, понятное только ему, и его ярость была так ощутима, что даже свои старались держаться чуть поодаль.
Справа и чуть позади Ратибор прикрывал наш фланг и тыл. Его два топора мелькали с невероятной скоростью, описывая смертоносные круги. Он двигался плавно, почти танцуя среди врагов, уворачиваясь от ударов и тут же нанося свои — короткие, точные, неотвратимые. Там, где проходил Ратибор, оставались лежать неподвижные тела. Он не кричал, как Илья, лишь тяжело дышал, его лицо было сосредоточенным и беспощадным.
Мы продвигались вперед неумолимо, шаг за шагом, оставляя за собой просеку в рядах врага. Сопротивление становилось все более ожесточенным — те, кто успел прийти в себя и вооружиться, пытались нас остановить, сбивались в группы, выставляли щиты. Но наш натиск был слишком стремителен и яростен. Мы сминали их оборону, теснили к центру, к главным шатрам.
А в это время печенеги, шедшие с нами, тоже не теряли времени даром. Верные нашему уговору и своей природе, они не полезли в самую гущу схватки за главные шатры, предоставив это нам. Вместо этого они рассыпались по соседним, менее охраняемым шатрам хазарской знати и богатых наемников. Их дикие крики добавились к общему шуму. Они врывались внутрь, безжалостно вырезая сонных обитателей, хватали все, что блестело, что можно было унести — оружие, украшения, шелка, меха. Их действия добавляли хаоса, отвлекали на себя часть вражеских сил, которые могли бы ударить нам во фланг, и сеяли еще большую панику. Я видел, как из одного шатра выскочил какой-то знатный хазарин в шелковом халате, но тут же упал, пронзенный кривой печенежской саблей. Отлично, пусть грабят. Это тоже часть плана. Чем больше сумятицы, тем лучше для нас.
Мы почти достигли цели. Большие шатры Склицы и Ярополка были уже совсем рядом. Вокруг них заметно сгустились вражеские воины — личная охрана византийца, самые опытные и хорошо вооруженные. Они выстроились плотной стеной, готовясь встретить нас. Похоже, самое жаркое только начиналось. Но первый, самый важный этап — внезапный удар и прорыв к ставке — удался. Мы застали их врасплох, посеяли хаос и добрались до самого логова. Теперь оставалось взять главный приз.
И вот мы перед ним — самый большой шатер, логово византийского змея Скилицы. Но добраться до него оказалось не так-то
— Держать строй! Руби! — рявкнул я, и мои дружинники с новой силой налетели на византийский заслон.
Завязалась лютая сеча. Лязг стали о сталь заполнил предрассветный воздух, заглушая даже далекий шум битвы Кучюка и крики грабящих печенегов. Копья византийцев встречали наши топоры и мечи. Щиты трещали под ударами, но строй держался. Прорваться сквозь эту стену было невероятно трудно. Несколько моих парней упали, пронзенные копьями, но их места тут же занимали другие. Мы яростно теснили врага, пытаясь разбить их строй, найти брешь.
Я видел, как командир византийцев, высокий воин с посеребренным шлемом, умело руководил обороной, отдавая короткие, четкие команды на греческом. Он сам стоял в первом ряду, орудуя мечом с поразительным мастерством. Поняв, что именно он — ключ к этой обороне, я ринулся прямо на него, расталкивая своих и чужих.
— А ну, пусти! — крикнул я дружинникам, расчищая себе путь.
Византиец заметил меня, наши взгляды встретились. В его глазах не было страха, лишь холодный расчет и готовность к бою. Он принял мой вызов, шагнув мне навстречу.
Наши клинки скрестились с оглушительным звоном. Я атаковал яростно, обрушивая на него град ударов своими топорами, целясь в незащищенные места, пытаясь пробить его оборону скоростью и напором. Но он был чертовски хорош. Его меч двигался плавно и точно, парируя мои атаки, отводя удары, ища возможность для контрудара. Он не отступал, встречая мою ярость своим ледяным спокойствием и отточенной техникой. Бой шел на равных, искры летели от сталкивающейся стали, мы кружили на небольшом пятачке земли, окруженные ревущей толпой сражающихся. Я чувствовал, как пот заливает глаза, как напрягаются мышцы. Этот гад стоил десятерых!
Именно в этот момент, пока всеобщее внимание — и мое, и моих людей, и оставшихся византийцев — было приковано к нашему поединку и общей свалке у входа в шатер, произошло то, чего я в глубине души ожидал. Предатель Ярополк, этот последний отпрыск Святослава, носивший его имя как насмешку, показал свое истинное лицо.
Я краем глаза заметил движение у задней стенки шатра Скилицы. Полог откинулся, и оттуда выскользнула тщедушная фигура Ярополка. На нем не было доспехов, лишь дорогая одежда, лицо бледное, глаза бегают от страха. Рядом уже стоял оседланный конь, услужливо подведенный каким-то верным слугой. Не раздумывая ни секунды, не оглядываясь на своего византийского покровителя, за которого он только вчера готов был продать Русь, Ярополк неуклюже вскочил в седло. Хлестнул коня пятками и, пригибаясь к луке седла, помчался прочь, в спасительную темноту, растворяясь в хаосе лагеря. Трус. Ничтожество. Бросил всех и вся, лишь бы спасти свою шкуру.
— Держи его! — крикнул кто-то из моих, увидев беглеца.
Несколько дружинников попытались броситься за ним, но было поздно. Ярополк уже скрылся, а нам было не до погони. Главная цель была здесь. Злость и омерзение обожгли меня, но я заставил себя сосредоточиться на поединке. Пусть бежит, шакал. Его час еще придет. Сейчас нужно было закончить дело здесь.
Ярость придала мне сил. Я с удвоенной энергией обрушился на командира византийцев. Один из моих топоров чиркнул по его плечу, пробив доспех. Он отшатнулся, и в этот момент я нанес решающий удар вторым топором — плашмя, по шлему. Раздался глухой звук, византиец пошатнулся, его меч выпал из ослабевшей руки. Я тут же шагнул вперед и снес его с ног мощным ударом плеча. Он рухнул на землю без сознания. Путь к шатру был свободен!