Русь. Строительство империи 7
Шрифт:
— Проси, — сказал я.
В шатер вошли печенеги. Впереди — сам Кучюк, молодой, энергичный, с цепким взглядом черных глаз. За ним — трое его ближайших советников, пожилых, морщинистых степняков с хитрыми, опытными лицами. Они внесли с собой запах степи, кожи и дыма. Кучюк окинул быстрым взглядом нас, карту на столе, остановил взгляд на мне.
— Слышал крики твоих людей, князь Антон, — сказал он на своем ломаном, но понятном русском. — Видел, как уезжали послы ромейские. Лица у них были злые. Что сказал тебе посол? Что сказал ты?
Я коротко, без лишних эмоций, пересказал суть ультиматума Скилицы и свой ответ. Рассказал и об угрозах грека. Кучюк и его советники
— Ромеи всегда хотят чужого. Хитрые, жадные. Но ты ответил как настоящий воин, князь. Печенеги уважают силу.
— Сила сейчас на их стороне, хан, — сказал я прямо. — Их больше. У них флот. Они могут напасть в любой момент. Ждать — значит проиграть. Я созвал своих воевод, чтобы решить — мы нападем первыми. Этой же ночью.
В шатре повисла тишина. Печенеги переглянулись. Один из старых советников что-то негромко сказал Кучюку на их языке. Хан нахмурился, задумался. Мои воеводы ждали его реакции. Без печенегов наш план был невыполним.
— Ночью? — переспросил Кучюк. — В темноте? Это опасно. Хазары знают эту землю. Ромеи умеют строить строй. Можно потерять много людей.
— Можно, — согласился я. — Но если ждать утра, мы потеряем еще больше. Смотри, хан. — Я подошел к карте и показал на расположение вражеского лагеря. — Они растянулись по всей долине. Их много, но они не ждут удара от нас. Особенно сейчас, после прибытия твоей орды. Они думают, что мы будем окапываться, ждать рассвета. А мы ударим им в самое незащищенное место.
Я изложил свой план. Он был прост и дерзок. Кучюк с большей частью своей конницы должен был устроить шум и переполох на одном фланге — имитировать атаку, отвлечь на себя внимание хазар. А я с отборной дружиной и частью его самых надежных воинов обойду их лагерь с другой стороны и нанесу внезапный удар по центру — по ставке Скилицы и Ярополка. Задача — посеять панику, уничтожить или захватить командование, нарушить управление их войском. Одновременно наши лодочники под командованием Степана должны были атаковать дромоны на рейде, поджечь их, лишить врага поддержки с моря.
— Хаос и страх — наше главное оружие этой ночью, — закончил я. — Если нам удастся обезглавить их войско и повредить флот до рассвета, утром мы сможем добить их по частям. И вся добыча — их богатый лагерь, их оружие, их кони — будет нашей. Твоей и моей. Поровну, как договаривались.
Кучюк слушал внимательно, его черные глаза блестели. Он снова перекинулся парой фраз со своими советниками. Я видел, как он взвешивает риск и возможную выгоду. Амбиции боролись с осторожностью.
— Хороший план, князь, — сказал он наконец медленно. — Дерзкий. Много добычи… если получится. Но если нас обнаружат раньше времени? Если ромеи успеют построиться?
— Риск есть всегда, хан, — ответил я. — Но тот, кто не рискует, тот сидит у разбитого корыта. Я верю в своих воинов. Верю в твоих джигитов. Вместе мы покажем этим ромеям и хазарам, кто хозяин в этой степи. Ты со мной, Кучюк?
Я посмотрел ему прямо в глаза. Это был решающий момент. Хан выдержал мой взгляд, потом криво усмехнулся.
— Твоя смелость мне нравится, князь Антон. И добычу я люблю. Хорошо. Печенеги пойдут с тобой этой ночью. Скажи, что делать моим людям.
Облегчение волной прошло по шатру. Мои воеводы зашевелились, на их лицах появилась тень улыбки. Главное препятствие было преодолено. Теперь оставалось только действовать. Быстро и решительно. Ночь только начиналась, и она обещала быть очень долгой и очень жаркой. Мы немедленно приступили к обсуждению деталей ночной вылазки, распределяя роли и уточняя сигналы. Времени
Глава 2
Тьма. Непроглядная, южная, безлунная. Она плотно окутала долину перед Тмутараканью, скрывая под своим покровом и наш лагерь, разбитый на скорую руку на холме, и огромное, раскинувшееся до самого горизонта море вражеских шатров. Лишь тусклые, далекие звезды едва мерцали в вышине, да беспокойные огни хазарских и византийских костров подмигивали из темноты, словно злые глаза зверя, затаившегося перед прыжком. Воздух был неподвижным и прохладным после дневного зноя, пах пылью, сухой травой, конским потом и особым, тревожным холодком, который всегда предшествует схватке.
Я стоял на краю холма, всматриваясь во вражеский стан. Рядом, почти не дыша, замерли Илья Муромец и Ратибор. Их могучие фигуры едва угадывались в темноте, я чувствовал исходящее от них напряжение — тугую, скрученную пружину готовности. Мы ждали сигнала, момента, когда ночь перестанет быть просто ночью и превратится в поле битвы.
В голове еще звучали слова византийского посланника, этого лощеного Льва Склицы, и шипение предателя Ярополка, стоявшего рядом с ним прошлой ночью. Их ультиматум был верхом наглости и презрения. Отдать Тмутаракань, разорвать союз с печенегами, которых я сам с таким трудом привлек на свою сторону, признать верховенство Византии и посадить этого Ярополка княжить в Киеве… Они всерьез думали, что я соглашусь? Что вид их войска, усиленного византийскими наемниками и поддержанного флотом, блокировавшим город с моря, заставит меня поднять руки? Наивные идиоты. Они недооценили ни меня, ни моих людей, ни ярости тех, кто защищал стены Тмутаракани под командованием Такшоня.
Система «Вежа» услужливо подсвечивала тактические схемы, предлагала варианты (естественно за очки влияния), но окончательное решение всегда оставалось за мной. И оно было принято еще там, во время ночных переговоров, когда я смотрел в холодные глаза Склицы и презрительно ухмыляющееся лицо Ярополка. Бить первыми. Бить туда, где не ждут. План был дерзким, рискованным, почти безумным, но он давал шанс переломить ход событий, вырвать инициативу из рук врага.
И ключевую роль в этом плане играл Кучюк. Этот хитрый печенежский хан ненавидел хазар не меньше моего, если не больше. Обещание богатой добычи, возможность отомстить старым врагам и щедрая плата серебром сделали свое дело. Он согласился сыграть в мою игру, хотя я прекрасно понимал, что его верность — вещь крайне ненадежная и временная. Но сейчас наши интересы совпадали. Ему нужен был хаос и грабеж, мне — отвлекающий маневр.
И вот, наконец, тишину прорезал едва слышный, тонкий свист — условный знак от лазутчиков Веславы, подтверждавший: враг расслабился, момент настал. Я едва заметно кивнул Алеше, стоявшему чуть поодаль в тени. Он тут же растворился во мраке, передавая команду дальше.
И почти мгновенно левый фланг долины, там, где затаилась основная орда Кучюка, ожил. Словно прорвало плотину. Тысячи печенежских глоток взревели в унисон — дикий, гортанный вой прокатился над степью, заставив вздрогнуть даже моих бывалых дружинников. В темноте заметались сотни факелов, выхватывая из мрака несущиеся силуэты всадников в островерхих шапках, вздыбленных лохматых коней, блеск кривых сабель. Воздух наполнился невообразимым шумом: грохотом тысяч копыт, яростным ржанием, лязгом оружия, пронзительными криками.