Русь. Том II
Шрифт:
Наверху послышался стук. Император бросил взгляд туда и повторил громче и решительнее:
— …Случилось как раз напротив: выходя из комнаты императрицы, я знал, что мне нужно делать и что между мною и Вильгельмом всё кончено… навсегда…
У него появилась в лице опять напряжённость раздвоенного внимания, и сразу исчез тон простоты и дружеской доверчивости.
— О, как поздно! — сказал он. — Боюсь, что я вас утомил.
Посол встал и почтительно обратился к императору:
— Генерал Лагиш мне
— Да, да, Берлин — это единственная наша цель, — сказал Николай, подавая руку для прощального пожатия. — Впрочем, ещё проливы и Константинополь…
Проводив посла и вернувшись от двери, Николай остановился, глядя наверх и прислушиваясь.
Там послышались уходящие женские шаги. Было ясно, что она всё время сидела и слушала.
На лице Николая вспыхнуло негодование.
— Я наконец потребую от неё, чтобы она… Она сама роняет моё достоинство, — сказал Николай вслух.
Он гневно одёрнул гимнастёрку и, выпрямив плечи, пошёл деревянной, военной походкой, какою не ходят дома, в другие комнаты.
LXXIV
Аресты 30 ноября коснулись и кружка, в котором работал Алексей Степанович.
Он жил в районе Лесного, в той его части, где среди редких сосен напиханы дачки окраинной мелкоты. Это большею частью трёхкомнатные домишки, обшитые потемневшим тёсом, с облупившейся краской, с убогой террасой, затеняющей и без того тёмные комнатушки этих бедных жилищ.
Было воскресенье, Алексей Степанович сидел в своей каморке, плотно завесив окно, и фабриковал паспорт по поручению Сары для приехавшего из Вологды нелегального товарища.
Хозяйка его, Арина Ивановна, была старушка просвирня, мучившая его по вечерам чтением жития святых. Алексей Степанович терпел это, и Арина Ивановна в разговорах с соседками с похвалой отзывалась о своём жильце, говорила, что он богобоязненный хороший человек и совсем не похож на других молодых рабочих, которые почти сплошь сорванцы и безбожники, и что товарищи, которые заходят к нему, тоже люди тихие, непьющие.
Эта репутация благонамеренности давала Алексею Степановичу возможность жить без всяких подозрений.
У него был склад литературы и листовок, которые с недавнего времени Маша печатала на гектографе.
Он уже кончал отделку паспорта, как в комнату заглянула Арина Ивановна и сказала, что пришёл какой-то человек и спрашивает его.
Почувствовав что-то недоброе, Алексей Степанович сунул паспорт за голенище сапога и пошёл в маленькую переднюю.
Там стоял Шнейдер в штатском пальто и в кепке. Он почти до глаз был обвязан башлыком.
— Я к тебе, — коротко сказал он.
Когда они вошли в комнату, Шнейдер оглянулся на дверь и сказал:
— Прячь
— А что? — спросил Алексей Степанович, почему-то побледнев. — Разве она?…
— Нет пока… Но ты поезжай сейчас же к ней, предупреди. Я им дал печатать листовку, это надо отложить. А где у тебя литература?
Алексей Степанович подошёл к окну и, положив руку на подоконник, сказал:
— Здесь.
Шнейдер не понял.
— Где — здесь?
Алексей Степанович взялся обеими руками за доску подоконника и отодвинул её. Под ней между обшивкой и стеной показалось углубление.
— Это хорошо. Поезжай скорее.
Алексей Степанович торопливо надел свою тёплую куртку на вате с хлястиком назади, и они вышли вместе со Шнейдером.
Шнейдер пошёл к институту, а Алексей Степанович по тропинке к остановке трамвая. Он нарочно пропустил ближнюю остановку и пошёл на следующую.
У него была одна мысль — не опоздать, успеть предупредить Машу. У него волосы шевелились на голове при мысли, что она, может быть, уже арестована.
Он нервно ходил около остановки трамвая и ждал вагона, который, как нарочно, где-то застрял.
Когда вагон подошёл, он прыгнул в него. За ним вошёл какой-то человек с усиками в осеннем пальто с поднятым воротником. Алексей Степанович прошёл в вагон, а человек в пальто остался на площадке, вынул из кармана газету и стал внимательно читать её.
Алексею Степановичу показалось что-то неладно в этом чтении газеты на морозе. Он со своего места несколько раз поглядывал на читающего и один раз увидел через стекло двери, что глаза читающего пристально взглянули на него поверх газеты и сейчас же спрятались.
Алексей Степанович продолжал спокойно ехать. Но когда вагон подошёл к остановке и через минуту тронулся, он вскочил, как будто по рассеянности пропустил нужную ему остановку, и уже на ходу выпрыгнул из вагона.
Он видел, как человек с газетой, не ожидавший этого манёвра, бросился тоже из вагона, но Алексей Степанович вскочил в проходивший мимо обратный трамвай. Сквозь замёрзшее стекло он успел рассмотреть, как тот с недоумением оглядывался во все стороны на остановке, не понимая, куда мог деться человек, которого он только что видел.
Алексей Степанович понял, что он открыт. Вопрос был только в том: знают ли, где он живёт, или только приметили его лицо?
Он опять пересел в нужном ему направлении и, не входя в вагон, оставался всё время на площадке.
Потом ещё раз пересел, поехал в сторону от квартиры Маши, потом сошёл и обошёл кругом квартал, всё время незаметно оглядываясь. Ничего подозрительного не было. Улица была почти пуста. Ветер нёс позёмку посредине мостовой, и качающиеся от ветра фонари горели тускло.