Русалочья удача. Часть 1
Шрифт:
Разум тонул в хмельных и тёплых волнах. Кажется, Мал ей что-то говорил, а она не понимала, что – она смеялась и пыталась ему объяснить, что слишком пьяна для разговоров, но язык заплетался. В какой-то момент она просто вырубилась. Ей чудилось, что ей снова восемь вёсен, она лежит на лавке в лихорадке, а мать рядом говорит: «Силушка от степного диавола – её спасение. Её силой в полон никто не уведёт, как меня».
В полон. В полон… Какая-то неясная тревога проникла в сон, как капля дёгтя в сладкий мёд – и Горислава
– Мал… Что ты…– она тупо уставилась на друга, который распутал своё пояс и уже спустил штаны. – Мал?!
Она попыталась сесть – и поняла, что пояс развязан и на ней.
– Что?!– Мал поперхнулся воздухом. – Чёрт… Действие закончилось так скоро?!
Бутыль и две чаши блеснули в свете звёзд. Горислава перевела взгляд на полуголого Мала.
– Нет,– прошептала она. Глаза наполнились слезами. Дрожащими руками она завязала свой пояс.
Как это могло быть?! Как? Мал, её друг, с детства её друг, напоил её, чтобы обесчестить?
– Нет!– взвыла она. Кровь в жилах вскипела, мгновенно высушив слёзы. – Нееет!– и бросилась с кулаками на эту тварь, на этого подменыша, оборотня, который принял облик её друга. Который поступил с ней так, как никогда бы не поступил настоящий Мал.
И когда хныкающий, как побитый пёс, Мал отползал к стене, волоча сломанную руку, Горислава поняла: никакой это не был оборотень. Мал всегда был таким. Масляный блеск в глазах, эти взгляды на рубашку Гориславы там, где едва угадывалась маленькая, плотная грудь, сальные шуточки… Одна бутыль вина на двоих на сеновале…
– Это всё Лихо! – стонал Мал.– Это он всё придумал! Приворотное зелье! Приворотное зелье, сказал, продам!
Горислава пошатнулась. Ей даже не пришло в голову не поверить словам Мала. Сердцем чувствовала – правда.
Оборотней среди её друзей было два.
Горислава даже не выругалась: никакая брань не выразила бы того, что было у неё на душе. Она просто похромала к выходу из сарая. Опьянение то уходило, то возвращалось– но всё же она дошла до стоянки скоморохов.
– Лихо!– заорала она. Час был поздний, но ей было плевать. – Лихо!! Ты тут? Выходи, тварь!
Она ходила между повозками и орала, как настоящий пьяница. Она огрызалась на ругательства в свой адрес. В какой-то момент она поняла, что её окружают скоморохи – разбуженные и настороженные. Половина из них сжимала в руках оружие.
– Горька,– Захар-ярморочник положил ей руку на плечо, – Иди домой, или у нас заночуй. Ты набралась лишнего, на ногах не стоишь…
– Заткнись!– Горислава сбросила его руку с плеча.– Лихо! Где Лихо?!
Смуглого
– Успокой свою бабу. Пьяная, всех перебудила, того гляди буянить начнёт… – проворчал старик, подталкивая Лихо вперёд. Смуглая кожа Лихо была сероватой из-за бледности, и глаза он отводил.
– Ты… – Гориславу душили то ли слёзы, то ли гнев.– Ты. Ты продал Малу приворотное зелье? Так? Он… Он ведь врёт?!
Ей вдруг смертельно хотелось услышать от Лихо – «Да. Врёт». Хотелось, чтобы только один её друг оказался подлецом.
Но Лихо сглотнул и отвёл глаза.
Кулак Гориславы впечатался ему в скулу. Лихо пошатнулся, по губам потекла кровь, которая в лунном полумраке показалась чёрной.
– Эй! – Захар схватил Гориславу за локоть. – Чего творишь! Не буянь!!
Но Горислава опустила руку сама. Гнев, бешеный гнев, с которым она избивала Мала, не возвращался. Она смотрела, как её бывший друг выплёвывает выбитый зуб, и чувствовала только боль.
– Не друг ты мне больше, – выдавила она. – Не друг….
Она развернулась и, пошатываясь, пошла прочь.
Старые шрамы. Часть 4
Ей снилось, что она падала и падала в тёмную бездну. Иногда глубоко внизу вспыхивал огонёк – но не рыжим пламенем, не алыми прожилками, а жёлтовато-зелёным, гнилым огнём.
Потом она поняла, что это не огонёк – это огромный, как озеро, змеиный глаз. Он приблизился – мгновенно и неотвратимо, раскрылась гигантская пасть, и зубы величиной с горы сомкнулись над Гориславой…
…Змеиня очнулась. И тупо уставилась на незнакомый потолок.
«Мне стоит прекратить приходить в себя избитой и в незнакомом месте», – мрачно подумала она. Отлупили её знатно: болело везде и ещё в паре мест. Поморщившись, она села на набитом соломой тюфяке, скинув плащ, которым была прикрыта. В прошлый раз это была заброшенная мельница, сейчас – какая-то лачуга с единственным окном, колченогим столом и стулом. Найдя взглядом свои вещи – аккуратно сложены в углу – Горислава с облегчением вздохнула и потянулась к кувшину, заботливо поставленному неподалёку от постели. Она пила медленно и жадно, роняя капли воды на рубаху.
– Уже пришла в себя? – услышав незнакомый мужской голос, Горислава мгновенно оторвалась от кувшина и напряглась. У входа в лачугу стоял монах – немолодой, с добрыми морщинками у глаз. Чем-то он напоминал отца Лавра.
Но Гориславу морщинками было не обмануть.
– Где Купава?– спросила она, глядя исподлобья. Воображение рисовало жуткие картины, как монахи протыкают несчастную русалку копьями, или, связав, подвешивают над костром. Последователи Пресветлого Финиста ненавидели нежить и тех, кто молился старым богам, а Купава была и тем и другим.