Русская комедия
Шрифт:
Да и все истинные колдыбанцы поздравили друг друга: они совершили еще одно удивительное эпохальное деяние.
— Так вы поняли, в чем истинный смысл нашего совместного мероприятия? — на всякий случай еще раз экзаменовали мы своих союзниц и соратниц. — Во имя Особой Колдыбанской Истины, во спасение родной эпохи, по благословению Волги-матушки…
— Да, поняли, поняли, — заулыбались союзницы и соратницы. — Не первый раз в разводе.
— Вы у нас не были, — пояснили они нам.
— Но когда будем плыть из Астрахани, чтобы были у нас как миленькие! Прямо с утра…
Трубачи
Операция по спасению на водах транзитных дам прошла успешно и без потерь. Но вдруг… нас как током ударило.
— А кто охранял каюту номер двадцать один? — леденящим ментовским шепотом спросил Самосудов.
— Да, кто спасал Дусю? — ужаснулся Безмочалкин.
— Абсолютно никто! — усилил Молекулов.
— Но ведь это значит, что… — хотел припечатать приговор Профанов, но не успел.
Мы уже мчались к каюте номер двадцать один, проклиная вслух свое легкомыслие. Как же это в наши светлые колдыбанские головы сразу не пришло, что Лука Самарыч тире статуя направится прежде всего к своей симпатии? Ах, какое роковое упущение с нашей стороны! Что увидим мы сейчас за порогом двадцать первой каюты? Просто страшно подумать…
Мы хотели сразу же выломать дверь, но Самосудов (все-таки законник) сначала для порядка постучал. Каково же было наше удивление, когда в ответ мы услышали веселый женский голосок: «Одну минуту!» И действительно, в дверях показалась Дуся.
— Чурбан…
— В смысле монумент…
— Ну, в общем, знаете кто…
— Ищет вас!
— Ищет? — улыбнулась в ответ хозяйка. — Давно нашел.
— И вы живы?
— Я бы даже сказала, живу! — похвалилась уральская елочка.
— А дуб?
— Я бы сказала, еще жив.
Елочка (а судя по острым иголочкам — и сосеночка) мельком глянула через плечо:
— Угощается нашей уральской семгой. И шоколадом закусывает. Все-таки вы, колдыбанцы, — большие оригиналы. Даже в виде дуба.
— Можно взглянуть на него? — попросили мы.
— Ах, нет, что вы! — возразила уралочка. — Он же само воплощение колдыбанской скромности и застенчивости. Сами же знаете…
— Хоть одним глазком, — застенчиво попросил один из нас.
— Ведь он — дубликат нашей славы, — скромно пояснил другой.
— Нам же рассказывать об этом внукам и правнукам, — заверил в чистоте намерений третий.
— Очень хочется повествовать интересно и содержательно, — пояснил четвертый.
— Я вас понимаю, — отвечала уралочка и поднесла пальчик к губам. — Чурбан, в смысле монумент, ну, сами знаете кто… обещал покатать меня по Волге на своем легендарном челне. Примерно через час мы будем на берегу. Только, пожалуйста, чтобы он вас не заметил…
— А вы, пожалуйста, проследите уж, чтобы он не упал в набежавшую волну, — попросили мы.
— Потому что плавает он только топором.
— Да и то в положении руками по дну.
— И водолазам его ни за что не достать: живот непреподъемный.
Уралочка закрыла дверь, но…
Продолжение следует…
Откровенно говоря, мы вовсе не собирались идти на берег, чтобы
Мы зашли в «Утес» лишь для того, чтобы достойно завершить этот удивительный день, то есть поднять вверх стаканы. Но тут Геракл стал, как всегда, донимать нас своими вопросами.
— А что представляет собой жена Луки Самарыча? Ревнивая? Скандальная?
— С какой стати нас это должно интересовать? — удивились мы. — Жена Луки Самарыча — обычная смертная. В ее жизни и деятельности нет абсолютно ничего выдающегося. Она ни с какого боку-припеку не входит в легенду. И поэтому не является предметом для исторических исследований. Не так ли?
— Так, — подтвердил громогласно Геракл. — Так-растак!
— Кого вы эдак? — подивились мы.
— Себя. В кого же еще вы такие ослы, как не в меня! — завелся полубог. — Я тоже жену держал просто за мебель, за предмет домашней утвари. Дескать, куда тебе за мной в легенду! Тем более что у нас в прекрасной Элладе женским равноправием, которое вы сдуру развели, и не пахло. В золотой век человечества, то есть в наши времена, жена только попробуй тявкнуть! На кого тявкаешь, на своих? И — хлоп! Как муху.
Великий эллин даже показал, как он и другие славные герои Эллады прихлопнули бы своих жен, если бы те залаяли по-собачьи.
— И вот эта самая мушенция, которая и тявкнуть не смела, знаете что сделала? — разошелся Геракл. — Как сказал бы мой юный друг Антоша, она сделала… меня. В смысле уделала. Меня! Самого могучего и грозного из героев. Как муху. На липучку! А главное, легенду испортила.
Геракл захлебнулся, горестно умолк и жалобно уставился на своего толмача Ухажерова: переведи, мол, расскажи, как все было.
И Роман на сей раз изложил суть дела не как школьник, хоть и отличник, и не как студент, пусть и двоечник, а как взрослый мужчина: коротко и ясно. Очевидно, озон сибирских сосен в разводе очень даже на пользу юным Ромео.
Оказывается, жена Геракла по имени Деянира однажды очень его возревновала. Основания тому в общем-то были, ибо великий герой положил глаз на прелестную юную особу по имени Иола. И не только глаз положил, но и руки приложил. Ну и что? Все равно это — мелкие подробности жизни, которые Деянира даже не имела права замечать и брать в голову. Но она, нарушая этические законы прекрасной Эллады, заметила и взяла. В результате случилось то, чего и следовало ожидать: слабая женская голова пошла кругом и Деянира двинула к одному такому колдуну. Дескать, спаси каким-нибудь чудом законный брак.
«Нет проблем, — говорит один такой колдун. — Правильно сделала, что пришла сразу ко мне, а не в партком». Дает женщине якобы приворотную мазь и велит натереть ею роскошный плащ, который Деянира собственноручно выткала для любимого мужа. Дескать, от этого волшебного средства Геракл снова влюбится в нее, как мальчик, как поэт, и будет обожать ее, словно она — сама Рогнеда Цырюльникова.
На самом же деле эта мазь была ядовитой. Колдун, оказывается, давно имел большой зуб на Геракла и теперь был рад случаю отмстить.