Русская комедия
Шрифт:
— Слушай, чурбан! — обратилась к нему Капитолина. — Решили мы тебя распилить. Не возражаешь?
Как поступили бы на месте нашего истукана другие легендарные статуи? «Полундра!» — закричал бы Командор и провалился бы сквозь землю. «Кукиш вам, а не пилить!» — заорал бы Медный Всадник и припустил бы на своей медной кобыле до самой Невы. Бронзовый Мальчик, наверное, ничего не сказал бы, а просто описал бы этих злых тетей с головы до ног.
Ничего подобного не сделал наш колдыбанский истукан. Он и бровью не повел, не издал ни звука, ему и в голову не пришло
— Молчание — знак согласия, — комментировала она. Значит, будем пилить.
Можно себе представить наши чувства в этот момент. Как мы хотели бы вылететь соколом из своего укрытия и грудью защитить нашу легендарную святыню! Не сговариваясь, мы стали подавать истукану мысленные сигналы. Спасайся, мол! Чего ждешь, пока опилки из тебя посыплются?
Самые рисковые из нас даже слегка высунулись из-за кустов и отчаянно замахали руками. Оживи, мол, чурбан! Мотай удочки! Чеши, как наскипидаренный! Не пойман — не муж. В смысле не чурбан. Ну, короче, ясно кто, точнее — никто…
Но где там! Чурбан-истукан вышел характером в своего прототипа-героя. Полностью перенял от него геройскую, то есть павлинью, величавость и геройское, то есть ослиное, упрямство. Стоит как вкопанный. Никакого соображения на лице не выказывает. Только на лбу написано: «Вам будет что порассказать своим внукам и правнукам!»
— Ну что, подружка, — говорит меж тем Деянира-2. — За работу, пожалуй. А то ведь с дубом намаешься, особенно если сучок попадется. Я начну, а ты — на смену.
Она по-леспромхозовски поплевала на ладони и взяла наперевес, как автомат, пилу-ножовку:
— Эх-ма!
Мы в ужасе зажмурились и заткнули уши. Не станем разбивать сердца читателей описанием наших терзаний. Хотя Гомер и Гюго развернулись бы тут вовсю. И вдоль по Питерской, и поперек Тверской, и вверх ногами по Ямской. Признаться, и нас подмывает, ну да ладно: опустим душераздирающие страницы.
Минуты, да нет, секунды тянулись, как дни и недели перед получкой. Наконец мы услышали возглас Антоши Добронравова и догадались, что подросток-чудовище, закаленный кошмарными видеотриллерами, прятать взор не собирался, а наблюдал трагедию с полным смаком.
— Атас! — ликующе возгласил смакователь трагедий. — Боевая ничья!
Мы открыли глаза и… узрели диво. Истукан был цел и невредим. Более того, он самостоятельно и уверенно двигал в сторону видовой площадки. Его палачи-подружки удалялись в противоположном направлении — в сторону ресторана «Парус». Иногда они оглядывались и задорно махали истукану платочками. Он в ответ грозил им пальцем.
Главное, что все они — это было совершенно очевидно — испытывали восторг и ликование.
Что же произошло на волжском берегу буквально на наших глазах, которые, к сожалению, были закрыты? Попытаемся воссоздать картину событий, опираясь на свидетельские показания, то есть бессвязную речь второгодника Добронравова и на признания самих злоумышленниц, сделанные ими вскоре весьма
Итак, Деянира-2, она же супружница Луки Самарыча занесла пилу над его двойником:
— Эх-ма!
Тут уралочка не выдержала:
— Но ведь мы еще не решили, как будем делить дуб.
— Не вижу здесь проблемы, — отвечала дровосек в юбке.
— Есть проблема. Кому достанется верхняя часть предмета, а кому — нижняя?
— Ну? — не поняла жена-пила. — Какая разница?
— Давай определим, в какой части находится то, что считается главным достоинством кавалера, — предложила подружка-разведеночка.
— Наверное, в верхней, — предположила подружка-жена. — Там голова.
— Хорошо, — мгновенно согласилась разведенка. — Верхнюю часть уступаю тебе. Ты все-таки хозяйка, а я всего лишь гостья.
— Ну… — что-то сообразила жена. — Так не пойдет. Закон гостеприимства — прежде всего. Бери себе верх, а я уж, так и быть, возьму низ.
— О-о-ох! — не выдержала щедрая гостья. — Зачем же мне верх?
— Ну! — возразила не менее щедрая хозяйка. — А мне зачем?
— А-а-ах! — воскликнула уралочка. — Перед нами — поистине неразрешимая проблема!
— И главное — выпить больше нечего, — посетовала колдыбанка. — Для правильного направления мысли.
С досады она хлопнула себя по лбу и тут же, как ее великий супруг, озарилась.
— Мы рассуждаем с тобой, подруга, по-московски, сказала она. — Разве обязательно пилить, как всегда, поперек? Давай по-своему: вдоль. Тяжелей, конечно, гораздо, зато поделим всё абсолютно поровну. Пополам.
И снова Деянира Вторая с леспромхозовским шиком поплевала на ладони и занесла пилу над чурбаном. Впрочем, нет, на сей раз пилу она, наоборот, опустила. Потому что решила пилить вдоль не сверху, а снизу. С того места, откуда, как говорится, ноги растут.
— Эх-ма!
Еще секунда, и кощунственный акт вандализма свершился бы. Но… свершилось все-таки колдыбанское диво. Оно же — диво по-колдыбански.
— Мне стыдно за вас! — раздался над Волгой знаменитый возглас. Сообщницы вздрогнули. Оно и понятно: знаменитый возглас приводит в содрогание даже Жигулевские горы.
Как вы догадываетесь, это не выдержал наконец истукан.
— Мне стыдно за вас! — повторил он голосом, каким говорят вожди на партийных съездах, заклинатели духов на спиритических сеансах, криминальные авторитеты на своих бандитских разборках, короче, голосом героя Самарской Луки.
Сие нисколько не удивительно, ведь истукан был двойником Луки Самарыча. С какой стати ему петь чужим голосом?
— Какой стыд! — продолжал обличать женщин двойник Луки Самарыча. — Вы не знаете элементарных истин. Можно разделить пополам руки, ноги, уши. Но как разделить пополам то, что является у мужчины самым важным? Это же неделимо!
— Голова? — полюбопытствовала, приходя в себя, сообщница-жена.
— При чем тут голова! — удивился двойник ее мужа.
— Наверное, сердце? — захотела выпендриться сообщница-разведенка.