Русская комедия
Шрифт:
Деянира, не подозревая, что ей всучили отравленное зелье, натерла им плащ и отправила его в подарок Гераклу. Тот, как всегда, с кем-то воевал и, как всегда, победил. И вот привозят ему подарок от жены в честь победы. Не долго думая — тоже, между прочим, как всегда, — Геракл надевает женин подарок и…
Плащ тут же прилип к телу, и Геракл оказался как муха на липучке в буквальном смысле. Никак не отодрать плащ. А смазан-то он не медом, а ядом. Жжет, как горчичник. Точнее, как раскаленный утюг. Еще точнее, как адский огонь.
«Караул! — закричал Геракл. — Вызывайте „скорую“!»
А
Вот такие дела. Вот что натворила Деянира. Ей, конечно, тоже теперь несладко. Как узнала она от гонца, что собственноручно погубила любимого мужа, так сразу удалилась в свой будуар. А там как назло оказался под рукой обоюдоострый меч. Может, тот же самый мстительный колдун его сюда заслал…
— И вот на глазах у домочадцев разыгрывается трагедия, — гомеровским стилем и с интонациями Гюго вещал Ухажеров. — Деяниру увидела старая няня. Зовет она скорее сына Деяниры — Гилла. Спешит Гилл к матери, но пронзила она уже мечом свою грудь. С громким плачем бросился к матери несчастный сын, он обнимает ее и покрывает поцелуями ее похолодевшее тело. Все вокруг рыдают и вопят…
— Мыльных опер, студент, насмотрелся? — сердито перебил рассказчика Геракл. — Ты про меня говори, про меня…
— В это время приносят ко дворцу страдающего Геракла, — снова запричитал Гомером и Гюго рассказчик. — Он забылся во сне в пути, но когда опустили носилки на землю у входа во дворец, Геракл проснулся.
— Да не тяни кота за хвост! — нетерпеливо перебил великий герой. — Процитируй меня. Что я сказанул на смерть Деяниры. Ну, не я, конечно, это уж потом Гомер придумал. Но все равно складно и душещипательно.
— О боги! — начал цитировать Ухажеров свежеиспеченного вдовца всех времен и народов. — Моя жена умерла, и я не смог, не смог ей отомстить! Не от моей руки погибла коварная Деянира! О, я несчастный!
Раздались, как всегда, Геракловы всхлипывания.
— Ну? Как вам нравится такой Голливуд, в смысле хеппи-энд? — утирая слезу, черно пошутил полубог. — Какая-то мушенция умирает как герой, а величайший герой благодаря ее стараниям — как мушенция. Да еще на липучке… Вот как может испортить самую красивую героическую легенду неразумная женщина!
— Как пить дать! — с полным пониманием и сочувствием отозвались мы и снова двинулись к барной стойке.
— Куда? — взревел колхозным трактором Геракл. — К Самарычу! Бегом! На всех парах!
И мы побежали. Правда, не на всех парах, потому что последний стаканчик нам так и не удалось поднять и пары «Волжской особой» остались выдыхаться на барной стойке. Но все-таки мы шустро бежали. На берег-бережок, где Лука Самарыч держал страховидную прадедовскую деревянную лодку, которую он именовал «волжским челном».
Почему мы обратили стопы в эту сторону, а не в другую, где, согласно официальной версии, в центре видовой площадки застыл Лука Самарыч — герой? Да как сказать? Просто особая колдыбанская интуиция подсказала, что супруга нашего супера
Так и случилось. Деянира Вторая, то бишь законная супружница нашего пузана по имени Капитолина (отныне всем и каждому надлежит знать это имя назубок), прибыла именно на волжский берег-бережок. То есть все по своей особой логике перепутала. Тем не менее в легенду (или в быль?) вошла по-колдыбански. То есть как по маслу. И утерла нос не только древнегреческой Деянире, но и всем другим женам супергероев.
Вот как это было.
Мы прибежали на берег в самый интересный момент. Солнце как раз опускалось за Жигулевские горы, небо было еще позолочено, а гладь реки обрела лирический серебристый оттенок. Страховидный челн нетерпеливо бился о берег, словно горячий рысак, готовый лихо помчать колесницу любви в далекие дали.
Уралочка и ее кавалер-чурбан уже были на месте. В то время, когда мы их узрели, она шаловливо помахивала бутылкой шампанского заходящему солнцу: не исчезай, мол, есть что выпить. Чурбан, кстати, в этот момент не очень походил на Луку Самарыча, ибо был уж чересчур галантен. Ну прямо по-московски. Он поднял даму на руки, чтобы посадить в челн.
И вот когда картина достигла наивысшей лирической выразительности, как будто с неба раздался голос третьего лишнего, то есть Деяниры-2:
— Ах, как мило!
Затем она появилась на берегу. Уже не как бы с неба, а как бы из-под земли. И голос ее, соответственно, звучал не ангельски, а наоборот.
— Черт меня побери, — сказала она неангельски, — если я тоже не хочу покататься. Как пить дать!
«Сцена у фонтана» началась. Ситуация была, прямо скажем, не фонтан. Солнце и то поспешило спрятаться за Жигулевские горы, с неба вмиг сошла позолота, а река покрылась «гусиной кожей», в смысле мелкой рябью. Чурбан? А вот он вел себя адекватно. Не вскрикнул, не побежал наутек и даже не шелохнулся. Просто застыл с прекрасной спутницей на руках — и молчок. Всё как и подобает монументу.
— Что означают ваши слова, о достойнейшая представительница Колдыбанщины? — весело обратилась уралочка к Капитолине в стиле ее мужа. — Уж не означают ли они то, что вы хотите покататься с нами?
— Не с вами, — возразила ей Капитолина. — Вместо вас.
— О-о-о! — пропела в ответ уралочка пока еще не полным междометием. — Вам так нравится мой кавалер?
— Совсем не нравится! — отрезала Капитолина. — Потому что это не ваш кавалер, а мой законный супруг.
Вид у законной супруги был такой, что древняя гречанка на месте уралочки превратилась бы в русалку и, поджав хвост, нырнула на самое дно. Москвичка обернулась бы тигрицей и зарычала: «Ах, ты — жена? Тогда вдень мужу резинку в штаны». Словом, и древняя гречанка, и современная москвичка наверняка поставили бы своего кавалера в неловкое положение. Но уралочка — что значит общение с легендарным предметом, пусть даже чурбаном! — уже мыслила и поступала истинно по-колдыбански.