Русские адмиралы — герои Синопа

Скрицкий Николай В.

Принимая живое, горячее участие во всем, касающемся Черноморского флота, и зная лично Истомина, вы поверите скорби, удручающей Севастополь с минуты его смерти, и разрешите согласием это распоряжение» ¹.

Брату погибшего К.И. Истомину Нахимов писал о той роли, которую Владимир Иванович играл в обороне Севастополя, и послал ему кусок Георгиевской ленты от креста, который был на шее Истомина, когда ему ядром оторвало голову; сам крест ядро раздробило. Вице-адмирал уступил павшему герою Синопа и Севастополя место, которое оставлял для себя в гробнице Владимирского собора рядом с Лазаревым и Корниловым^{887 888}. Он приказал обозначить место гибели

В.И. Истомина, как то было сделано с местом, где пал Корнилов⁸⁸⁹. 24 марта он писал вдове М.П. Лазарева, что надеется после смерти обрести покой рядом с адмиралом-учителем⁸⁹⁰.

12 марта Нахимов отдал приказ с объявлением благодарности командиру парохода «Крым» капитану 1-го ранга П.Д. Протопопову: «Бывши вчерашнего числа на редутах и удостоверившись лично, что действием артиллерии дежурного парохода «Крым» нанесен значительный вред неприятельской батарее, я считаю долгом высказать командиру парохода мою искреннюю благодарность»⁸⁹¹.

Однако времени для того, чтобы командовать и на суше, и на борту кораблей, у вице-адмирала не было. 12 марта Нахимов обратился к М.Д. Горчакову, командующему Южной армией и морскими и сухопутными силами в Крыму (который прибыл 8 марта), с просьбой освободить его от командования эскадрой:

«Эскадра судов Черноморского флота, расположенная в Севастополе, состоит по сие время под моею командою. Вновь возложенные на меня обязанности командира порта и временного военного губернатора, требуя моего присутствия на берегу, отымают у меня возможность выполнять первую согласно Морского устава, поставляющего непременным правилом безотлучное пребывание адмирала на вверенной ему эскадре, а потому, докладывая в. с-ву, я имею честь покорнейше просить разрешения спустить свой флаг, поручив начальство над эскадрою г. контр-адмиралу Юхарину.

При этом имею честь присовокупить, что командование это и следовало бы поручить старшему по мне г. вице-адмиралу Новосильскому, но по незначительности настоящего состава эскадры и еще более по важности с особой честью занимаемого г. Новосильским поста я избрал свободного от занятий г. контр-адмирала Юхарина»¹.

15 марта Горчаков разрешил Нахимову передать эскадру контр-адмиралу П.М. Юхарину, и 16 марта адмирал спустил свой флаг^{892 893}. Он сосредоточил основное внимание на сухопутной обороне, хотя не забывал и о флоте.

Вновь на Нахимова навалилась масса многообразных обязанностей. Но теперь он располагал достаточной властью, чтобы большинство их осуществлять. Моряк постоянно объезжал укрепления и лично наблюдал все то, что потом становилось предметом его приказов. К примеру, 15 марта вице-адмирал посетил батарею А.А. Бутакова и разрешил экономно стрелять картечью по неприятельским работам, а также использовать малые мортиры и каронады⁸⁹⁴. Вот что писал 17 марта 1855 года матери командир батареи А.А. Бутаков: «...Павел Степанович у меня очень часто бывает и всегда очень любезен со мной. Он ко мне иначе не обращается как Александр Бутаков. Каждый раз спрашивает о моем здоровье, когда придет. «Я пришел навестить вас. Все у вас благополучно? А как сами поживаете? Сильно вам штуцера надоедают? А бомбами они перестали вас беспокоить? Это славная вещь каронады; вы им хорошенько отвечайте». Потом непременно распросит, какие я заметил работы у неприятеля, осмотрит сам все подробно в трубу и, наконец, уходя: «Прощайте, Александр Бут., будьте здоровы». Но все это он говорит с таким участием и ко всем ответам так внимателен, что нельзя с первого раза не получить к нему уважения. Почти к каждому слову он прибавляет «с»...»⁸⁹⁵

После объездов позиции Нахимов занимался документами, от которых зависела организация обороны. 17 марта, получив от начальника штаба артиллерии

Южной армии и сухопутных и морских сил в Крыму генерал-майора Н.А. Крыжановского проект управления артиллерией в Севастополе, он немедленно ответил, ибо артиллерия являлась важнейшей силой обороняющихся⁸⁹⁶.

Обязанности требовали от Нахимова заниматься снабжением войск и вывозом раненых, артиллерией и судьбой семей погибших, госпита-=2^.

лями и сооружением укреплений, награждением достойных и порицанием неисправных.

14 марта он отдал приказ о выдаче конторой над портом тросов для изготовления тросовых банников, прибойников и пыжевников, ибо при тросовых щитах, закрывавших амбразуры на батареях, оказалось сложно заряжать орудия, действуя традиционными банниками на деревянных штоках¹.

15 марта Нахимов приказал для исключения перерасхода провизии не выдавать в постные дни морской паек, ибо нижние чины получали регулярно мясо, и не расходовать ограниченный запас сухарей, оставляемый для необходимых случаев, предписав командирам организовать выпечку хлеба^{897 898}. Вице-адмирал замечал, казалось бы, мелочи. Приказ от 17 марта запрещал использование опасной для здоровья нелуженой медной посуды⁸⁹⁹. 18 марта на предложение смотрителя Севастопольского морского госпиталя к летнему времени устроить больных в палатках, чтобы помещения госпиталя проветрить и побелить, Нахимов приказал конторе над портом выделить все необходимое⁹⁰⁰.

В середине марта в письме и. д. начальника штаба Черноморского флота Н.Ф. Метлину Нахимов сообщал, что Горчаков интересуется, как идет заготовка провизии и артиллерийских снарядов и когда они прибудут к Севастополю. Он жаловался: «Письменные дела меня совершенно губят, и я боюсь, что или сам запутаюсь, или всех перепутаю». Нахимов писал о том, что устроил пекарни в укрытых от обстрела местах, и просил доставить антрацит, который был необходим как для хозяйственных нужд, так и для пароходов, служивших для перевозок через бухту и для дежурства⁹⁰¹.

Как моряк моряку, Нахимов писал Н.Ф. Метлину, что каждую ночь дежурный пароход с разведенными парами стережет «...два новые редута, которым, нельзя не сказать, достается очень жарко, и каждые сутки выбывает из фронта до 150 чел.». Он сообщал о том, что с новой батареи обстреляли «Херсонес», стоявший в Инкермане, чтобы воспрепятствовать переправе противника через Черную речку, и причинили ему семь пробоин (четыре подводные), убив трех человек. Чтобы защититься от конгревовых ракет, Нахимов приказал блиндировать на пароходах крюйт-камеры и машины⁹⁰².

Занимаясь такими разными проблемами, среди всех трудов моряк продолжал заботиться о людях. Послав с бумагами своего флаг-офицера Костырина, у которого умерла мать и остались пять сестер, он просил предоставить ему такую командировку, чтобы Костырин смог побывать в имении, в Тверской губернии, и устроить дела¹.

Тем временем союзное командование не могло продолжать оставаться пассивным. Осада требовала больших расходов, тысячи больных и раненых вывозили из-под Севастополя, но потери продолжали нарастать. В конце концов численность франко-англо-турецких войск в Крыму выросла до 120 тысяч. Командующий французскими войсками Канробер предложил 1 марта начать бомбардировку, однако к этому времени не могли быть готовы английские батареи. Только 26 марта союзники сочли, что готовы начать новый натиск, и решили 28 марта открыть огонь из всех орудий. На каждое из 541 осадного орудия запасли по 350— 600 зарядов, и благодаря достроенной узкоколейке боеприпасы могли легко доставляться из Балаклавы. Союзники намечали после трехдневной бомбардировки начать штурм^{903 904}.