Русские адмиралы — герои Синопа
Шрифт:
Он писал: «Высота местности лучше всяких мерлонов прикроет прислугу и орудия от поражения с неприятельских судов» и считал необходимым придать дивизионам батарейных орудий «по надежному офицеру с флота»1.
Павел Степанович завершал записку следующими словами: «Я надеюсь, что при доверии, которое я не раз имел счастье удостаиваться от в. с-ти, вы не припишете мне убеждение в безопасности рейда от принятия этих мер. Кто не поймет опасность, в которой мы теперь находимся, имея проход на рейд свободным?
Оканчивая изложение своей мысли, я уверен, что в. с-ть найдете в ней только искреннее желание быть полезным в деле, общем каждому русскому и в особенности моряку. Припомните при этом, в. с-ть, что флаг мой развевается в виду неприятельского флота, на корабле без пушек и людей, и вы легко найдете оправдание
Видимо, эта тщательно подготовленная записка окончательно убедила Меншикова. 1 февраля 1855 года он отдал приказ: «Командующий эскадрой судов Черноморского флота вице-адмирал Нахимов назначается помощником к генерал-адъютанту бар. Остен-Сакену по званию начальника Севастопольского гарнизона. О чем по вверенным мне войскам объявляю»845.
Назначая Нахимова помощником начальника Севастопольского гарнизона, князь Меншиков хотел привлечь активность моряка к суше. 7 февраля о назначении приказом по гарнизону объявил Д.Е. Остен-Сакен:
«Приказом е. с-ти главнокомандующего от 1 февраля за № 31 командующий эскадрою судов Черноморского флота вице-адмирал Нахимов назначен помощником ко мне по званию начальника Севастопольского гарнизона.
Объявляя об этом по войскам, в начальствовании моем состоящим, остаюсь в полной уверенности, что г. вице-адмирал Нахимов разделит со мною все труды по обороне г. Севастополя и будет ближайшим моим сотрудником, чему может служить ручательством неутомимая его деятельность и опытность в военном деле»846.
Уже 3 февраля, поощренный одобрением первой записки, Нахимов предложил Меншикову дополнительные меры по усилению обороны Севастополя с моря. Вице-адмирал в докладной записке оценивал стратегическое положение Севастополя и убеждал: «Громадные усилия союзников, употребленные противу Севастополя, безусловно могли быть удерживаемы до сих пор только при содействии средств, разрушивших Черноморский флот; первый период бомбардирования кончается, — средства наши наполовину уже истощились. Тяжкий удар, нанесенный в таком положении, что не можем быть страшны на море, по крайней мере, в продолжение нескольких лет; приложение винтового двигателя окончательно решает вопрос о нашем настоящем ничтожестве на Черном море. Итак, нам остается одно будущее, которое может существовать только в Севастополе; враги наши знают цену этому пункту и употребят все усилия, чтобы завладеть им»1.
Вице-адмирал полагал, что союзники вряд ли решатся отбросить армию с путей, связывающих Севастополь и всю Россию. Он более опасался второй атаки с моря, которой могли противостоять только три корабля с неполной артиллерией и малообученными командами. Флагман считал, что существующих сил и батарей совершенно недостаточно, чтобы противодействовать значительным силам противника, которые могли прорваться в бухту, выйти в тыл сухопутным укреплениям и содействовать штурму. Истребить прорвавшиеся корабли можно было только ценой гибели остатков флота847 848.
Далее Нахимов рассматривал самый печальный случай: «Предполагая удачу, естественно, надо взять и другую сторону; если неприятельские корабли утвердятся на рейде, то, кроме того, что мы потеряем Севастополь и флот, мы лишимся всякой надежды на будущее; имея Севастополь, мы будем иметь и флот; однажды же отданный — отнять без содействия флота невозможно, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море; аксиома эта ясно доказывает на необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем спасти Севастополь. Прибавлю ко всему сказанному, что потеря Севастопольского гарнизона — естественное следствие появления неприятеля на рейде, лишит армию весьма значительной части необходимых и прекрасных войск, а флот — огромной массы сословия, которое развивалось в продолжение полутора веков.
Может быть, в. с-ть найдете в этом изложении односторонний взгляд моряка, но, тем не менее, я уверен, что вы отдадите справедливость прямодушию, с которым оно писано; конечно, только полное и глубокое убеждение заставило меня возвысить голос перед в. с-тью, — не мне решать вопросы столь сложные. Но если вы найдете хоть немного истины во всем, мною сказанном, то для собственного вашего спокойствия позвольте
Чрезвычайные обстоятельства, в которых мы находимся, послужат мне оправданием перед в. с-тью в настоящем моем поступке»1.
Видимо, Нахимов имел в виду, что необходимо восстановить подводное заграждение. 6 февраля Нахимов приказал для обновления заграждения подготовить к затоплению корабли «Ростислав» и «Двенадцать Апостолов». Командиры получили приказ: «С приводом корабля на место мачты должны быть надрублены и росторные найтовы сняты, и ошвартовить его носом к Северной стороне. Работа эта должна быть произведена быстро и тайно»849 850. 13 февраля по словесному указанию Меншикова эти корабли, а также фрегаты «Кагул» и «Месемврия» легли на дно между Николаевской и Михайловской батареями, а фрегат «Мидия» готовили к затоплению851. 19 февраля затопили и его852.
Нахимов рассчитывал на то, что флоты великих морских держав сделают то, что он сам сделал бы при существующих обстоятельствах: войдут на рейд Севастополя значительными силами, истребят остатки Черноморского флота и ударом в тыл обороняющимся будут способствовать успеху штурма города. К счастью, принятые флотоводцем меры и нежелание союзников нести огромные потери заставили их ограничиться действиями с суши.
А на суше росло число героев, прославивших оборону Севастополя. 5 февраля 1855 года походная кавалерственная дума ордена Св. Георгия рассмотрела представление к ордену лейтенанта Н.А. Бирюлева, который отличился при вылазках 9, 20 декабря 1854 года и 1 января 1855 года. В этих вылазках отряд охотников (добровольцев) под его командованием взял в плен 3 офицера и 53 рядовых. Лейтенант всегда был впереди, в частности в ночь на 20 декабря, когда его отряд выбил французов из батарей на бульваре и устроил на их месте завалы, которые защищали стрелки под его наблюдением. Дума признала Бирюлева достойным ордена Св. Георгия IV степени, и Нахимов подписал это решение853.
Занимался Нахимов и пособиями для раненых и семей убитых. В Севастополь генерал-адмирал Константин Николаевич прислал чиновни-
ка для особых поручений Б.П. Мансурова с задачей собирать сведения об убитых и раненых моряках и раздавать пособия. 17 января Великий князь в письме просил Нахимова помочь Мансурову. Сам чиновник писал 17 февраля генерал-адмиралу: «...Слава богу, в Севастополе есть лицо, которое знает всех и каждого и готово за всякого стать заступником и посредником, но сам вице-адмирал Нахимов слишком занят обороною, чтобы можно было беспокоить его посторонними требованиями...»1 Однако Мансуров ошибся. Нахимову до всего было дело. 21 февраля Мансуров рапортовал Великому князю, что в Севастополе уже существует организованный Павлом Степановичем комитет под председательством Г.И. Бутакова, который рассматривал распоряжения о выдаче пособий из разных источников и действовал независимо от статского советника Крылова, формально занимавшегося этим делом до Мансурова. Последний предложил принять его в члены комитета Бутакова, что позволило объединить всю систему пособий раненым и семьям убитых. Нахимов, несмотря на недостаток времени, находил возможность лично помогать пострадавшим. Мансуров писал: «...Сегодня я присутствовал при том, как к вице-адмиралу Нахимову по его приказанию приводили жену матроса 30 флотского экипажа Войцеха Сойки, молоденькую и, кажется, беременную женщину, которой бомба оторвала правую ногу; она благополучно выздоровела и уже ходит на костылях; входя в ее бедственное положение, Павел Степанович приказал перечислить мужа ее в ту часть 30 экипажа, которая расположена ныне в Николаеве, собрал им 80 руб. серебром и сам напутствовал их наставлением и благословением в дорогу. Отрадно было видеть выражение глаз Войцеха Сойки и жены его, когда они прощались с Павлом Степановичем, оба они совершенно покойны насчет своей участи, и если остается еще сделать что-нибудь для бедной жены означенного матроса, так разве распорядиться о заказе для нее искусственной ноги, которая избавила бы ее от утомительного употребления костылей...»854 855