Русские адмиралы — герои Синопа

Скрицкий Николай В.

6 декабря 1843 года Корнилова наградили «за отлично-усердную слрк-бу» императорской короной к ордену Св. Анны II степени. С 25 апреля по 9 июня 1844 года и с 25 мая по 16 сентября 1845 года моряк, продолжая исполнять обязанности командира корабля и начальника штаба при Лазареве, плавал для практики в Черном море. 22 августа 1845 года его наградили знаком отличия беспорочной службы за 20 лет, 11 сентября

1845 года «за отличную службу» — орденом Св. Владимира III степени¹⁰⁸⁸.

Как читатель, Корнилов беспокоился о состоянии Морской офицерской библиотеки в Севастополе. Будучи человеком активным, осенью 1842 года капитан 1-го ранга хотел, чтобы его избрали секретарем-казначеем, желая наладить работу и предлагая Лазареву улучшения, и стал им в феврале 1843 года. Он же нашел место для постройки библиотечного здания¹⁰⁸⁹. Корнилов обнаружил недостаток книг и журналов в фондах. В письме М.П. Лазареву он писал, что намеревается в первую очередь выписывать издания по истории и географии, более интересные для

молодежи, а из технических журналов — преимущественно те, в которых речь идет о пароходах¹⁰⁹⁰. Моряк немало сделал для привлечения читателей — пополнил фонды новыми книгами и периодическими изданиями, в первую очередь морскими, сам подавал пример постоянными посещениями читального зала. К лету выросло число офицеров, посещавших библиотеку. В апреле 1844 года библиотека переехала в новое здание; Корнилов с гордостью сообщал Лазареву об открытии библиотеки 2 апреля¹. Однако новое здание в ночь на 17 декабря 1844 года сгорело^{1091 1092}. Корнилов с горечью писал: «Пожар этот поразил меня прямо в сердце, — до сих пор не могу поверить ему!.. Я смотрю на него как на примерное общественное бедствие не только для Севастополя, но и для всего Черноморского флота, ибо удача такого заведения обещала важные нравственные выгоды»¹⁰⁹³. Он немало сил потратил, чтобы за несколько лет восстановить библиотеку¹⁰⁹⁴.

Весной 1843 года Корнилов узнал о смерти отца. Это создало материальные трудности для моряка, семью которого отец поддерживал. В письме Лазареву 3 мая он писал: «...Смерть старика нашего ставит меня в самое затруднительное положение. Жить тысячею рублями серебра содержания экипажного командира я не вижу никакой возможности. Именье же без устройства: не помощь, а обременение. Я решаюсь после похода просить отпуск, — поеду, посмотрю; если удастся устроить дела свои так, чтобы получать верное, достаточное пособие, то возвращусь на службу, которую душевно люблю и к которой привык; если же нельзя, то останусь орать землю или приищу место с содержанием, достаточным для прокормления семьи моей. Что же делать! Рад бы в рай, да грехи не пускают! Аренд нынче не дают, а экипажное ко-мандирство и потом адмиральство далеко не обеспечивают нркд семьянина, год от году возрастающих. Впрочем, может, и умудрюсь соединить службу на Черном море под вашим начальством с моими денежными делами. Нам нужно немного... Я надеюсь, что ваше превосходительство вполне поймет мое грустное положение, и если, действительно, придется мне по несчастному устройству нашей службы оставить ее, то отнесете это физической невозможности продолжать ее честно и с тем самоотвержением, которому вы сами учили нас и словами и примером...»¹⁰⁹⁵

Лазарев предложил Корнилову материальную помощь. Но тот с благодарностью отказался, ибо успокоился после смерти отца и начал находить способы жить далее, не бросая слркбы. 8 июня 1843 года он писал Лазареву: «...предложение ваше тронуло меня до глубины сердца. Поверьте, ваше превосходительство, что несмотря на то, что пособие, которое вы с таким великодушием предлагаете, я бы принял только от одного родного брата, и то потому, что он не имеет детей и у него все, что ему нужно, есть. Я принял бы и от вас, ибо уверен в доброте и чистоте намерений ваших, но, находясь в положении, которое при небольших хлопотах может быть улучшено до того, что я могу опять возвратиться на слркбу и заняться ею по-прежнему с совершенно спокойным духом, грешно бы мне было не обратить немедленно всех усилий к приведению дел моих в такой вид. Правда, весьма нежелательно по многим причинам оставить Севастополь в этом году, но много есть также причин, которые заставляют меня не откладывать...»¹

В 1844 году Корнилов выехал в имение, однако дела и здоровье заставили просить и получить отпуск до весны 1845 года. Кроме того, в лечении нуждалась и его жена. Извиняясь перед Лазаревым за то, что получил отпуск от Меншикова без запроса главного командира, он писал: «Оканчивая письмо это, я вторично прошу ваше превосходительство отсрочку моего возвращения на Черное море отнести ни к чему более, как к моим домашним делам и к моему расстроенному здоровью, ибо для первых необходимо мое присутствие в здешних краях до зимнего времени, а для второго — отдохновение...»^{1096 1097}

10 декабря 1844 года, заботясь о будущем флота, Корнилов сообщал письмом из Петербурга о предстоящем летом визите на Черное море Великого князя Константина Николаевича: «Сколько я могу заключить из разных здешних рассказов, то от впечатления, которое будет сделано Черноморским флотом на генерал-адмирала, много должен зависеть будущий взгляд его на морское дело, и потому тут дело будет итти не о чинах или тому подобных пустяках, а о будущем русского флота. Как бы хорошо было, если бы удалось судам, на коих будет плавать Великий князь, пробыть хоть месяц в море до его прибытия, чтобы показать ему не краску и надписи, а настоящее дело по части маневров парусами и пушечной экзерзиции, — а это без предварительного похода показать в должном виде трудно...»¹⁰⁹⁸ 3 февраля 1845 года он вновь напоминает в письме Лазареву: «...Весьма жаль, если поездка генерал-адмирала ограничится живописным путешествием по Черному морю и в Константинополь, — бедный флот наш!..»¹⁰⁹⁹

В 1840-х

годах моряк заинтересовался пароходами как новым видом судов, не зависящих от ветра. Он изучал все, что мог достать по механическому делу, посещал пароходы на Черном и Балтийском морях. В подчинении Корнилова, как командира 38-го флотского экипажа, состоял пароходофрегат «Бессарабия», и капитан 1-го ранга счел нужным назначить его командиром лучшего из офицеров «Двенадцати Апостолов», Н.А. Аркаса¹. 12 января из Санкт-Петербурга моряк просил Лазарева командировать его в Англию для заказа пароходов; он писал: «...Такого рода поручение принесло бы пользу и службе, для которой я посвятил себя, да и собственно мне. Это меня бы освежило и нравственно и физически, — я чувствую, что начинаю приметно ослабевать и поддаваться пагубному равнодушию ко всему в мире. Корабль мой и экипаж теперь в таком положении, что не могут доставить мне занятий ободрительных, а напротив, того и смотри, что изленишься и отвыкнешь от жизни действительной и, пожалуй, выучишься преферансам. Англия же расшевелит мои засыпающие способности, и я явлюсь к вам с обновленным духом и, может, и здоровьем...»^{1100 1101} 23 марта в письме он благодарил Лазарева за участие в его просьбе о командировке¹¹⁰².

Вернувшись на Черное море, Корнилов продолжил боевую подготовку корабля «Двенадцать Апостолов». 15 июня 1845 года он отдал приказ о порядке погрузки артиллерии на гребные суда, 24 июня — об обязанностях личного состава по пожарному расписанию, 5 июля — о соблюдении единообразия в управлении кораблем под парусами, 13 июля — о порядке быстрого и безопасного спуска катера на ходу¹¹⁰³. В ходе практического плавания с конца июня до середины июля моряк сделал все возможное для обучения команды. 19 июля он писал, что плавание прошло благополучно, несмотря на три сильных шквала, и что он проводил проверку артиллерийского расписания, предложенного Путятиным¹¹⁰⁴. В письме 7 сентября он рассказывал главному командиру, что при посещении генерал-адмирала показал ему корабль так, как хотел, и учения произвели на Великого князя благоприятное впечатление. Корнилова больше всего беспокоило, чтобы при предстоящем посещении корабля царем дела не испортили какие-либо мелочи либо его собственный недостаток такта. Он был уверен, «что эти мелочи и это незнание такта испортят все, но сердце царя в руках божиих»¹¹⁰⁵.

Вопреки опасениям, царь оказался доволен, и 11 декабря 1845 года М.П. Лазарев писал И.А. Шестакову: «...На корабле «Двенадцать Апостолов» приказал ударить тревогу и подобную штуку в настоящем ее виде, казалось мне, он видел в первый раз, он с изумлением смотрел на живость и проворство людей, с которою действовали орудиями, — 68-фунтовые бомбические пушки казались игрушками... Он ходил по всем декам и особенно долго оставался в нижнем деке, — я стоял близ него, — он, наконец, невольным образом сказал: «Ну, этот корабль порядком отделает своего противника, кто бы он ни был...»¹¹⁰⁶

Осенью 1845 года Корнилов вновь пребывал в минорном настроении. Трудное материальное положение семьи заставило капитана 1-го ранга подумать об отставке. 24 сентября он с горечью писал Лазареву: « Командировка в Англию, кажется, не состоится. Признаюсь, это меня чрезвычайно огорчает. Я на нее смотрел как на единственное средство выйти из того затруднительного финансового положения, в которое поставили меня пребывание за болезнью на подножном корму в продолжение года на севере, смерть Вареньки, последний переезд врозь с семьей в распутицу сюда, болезни Сонечки и Саши и, наконец, мизерное содержание, которое производится мне за мою 20-летнюю самоотверженную слрк-бу, ибо я до сих пор не знал, что можно себе позволить самый ничтожный интерес службы поставить ниже своего собственного, какой бы важности последний ни был. Не скрою от вашего высокопревосходительства, что я как добрый отец семейства начинаю задумываться о будущем детей моих и мне приходит горестная мысль, не должен ли я оставить службу, сопряженную с лишениями всякого рода, без всяких видов существенного вознаграждения, ибо если в нынешний раз после всего, что государь говорил о корабле моем, начальство не могло выхлопотать мне и за корабль и за другие мои труды в разных родах аренду или прибавку содержания, так, чтоб я мог на будущее время продолжать действовать на пользу службы, не заботясь о найме учителя моему сыну, о положении жены моей, отказывающей себе в самых необходимых по ее воспитанию и привычкам вещах, об именьях детей моих, приходящих в расстройство от отсутствия настоящего хозяина, то на какие же другие более благоприятные обстоятельства, кроме военного времени, я могу надеяться! Продолжать же существовать на службе в моем звании на жалованьи, которое получает самый неспособный из сыновей Уптона, я не умею, да и считаю неблагоразумным, ибо карьера моя легко может кончиться..., а между тем лучшая пора жизни пройдет в занятиях посторонних воспитанию и устроению детей моих и я оставлю им в наследие корпусное воспитание и долги. Тяжело мне было решиться высказать вам все здесь изложенное, но хладнокровно обдумывая свое положение и предвидя необходимость подать ныне или на будущий год в отставку по расстроенным домашним обстоятельствам, дабы, удалясь в деревню, остальную часть жизни посвятить своему семейству, я считал обязанностью предупредить об этом начальника, который всегда брал такое дружеское участие во мне и в моей службе и одобрение которого я всегда ставил выше всяких крестов и наград»¹.