Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Шрифт:
Другой видный немецкий историк Гюнтер Мюльпфордт, продолжая исследования Э. Винтера по истории русско-немецких научных взаимосвязей [54] , выдвинул представление о распространении в России конца XVII — первой половины XVIII вв. идей «средненемецкого Просвещения» (mitteldeutsche Aufkl"arung), т. е. учений, исходивших из среды университетов Галле, Иены, Лейпцига, с которыми непосредственно соприкасались учившиеся там в то время русские студенты [55] . и галлеский пиетизм, и рационализм X. Вольфа рассматривались им как различные стороны развития идей Просвещения в центральной Германии, которые затем передавались через посредство университетов и личных научных контактов таким российским деятелям церкви, науки и государства, как Ф. Прокопович, С. Тодорский, П. В. Постников, М. Г. Головкин, Г. В. Рихман, М. В. Ломоносов и др. В этом отношении в прямой взаимосвязи с исследованиями Мюльпфордта находится работа К. Грау, представляющая собой его докторскую диссертацию, к сожалению, не опубликованную, но хранящуюся в библиотеке университета им. Гумбольдта в Берлине, «Направления петровской культурной политики и их влияние на становление русско-немецких научных отношений в первой трети XVIII в.» [56] . в ней автор подробно останавливается на характеристике идейной среды, из которой в Россию направлялись в петровское время профессора и ученые, и показывает ее влияние, в том числе, и на восприятие в России представлений о немецких университетах.
54
См. его фундаментальную работу об отношениях X. Вольфа и Академии наук: M"uhlpfordt G. Christian Wolff und die Gr"undung der Peterburger Akademie der Wissenschaften // 450 Jahre Martin-Luther-Universit"at Halle-Wittenberg. Halle, 1952. Bd. 2. S. 161–202.
55
M"uhlpfordt G. Russlands Aufkl"arer und die mitteldeutsche Aufkl"arung // Deutsch-russische Beziehungen im 18. Jahrhundert / Hrsg. von C. Grau, S. Karp. Wiesbaden, 1997.
56
Grau C. Petrinische kulturpolitische Bestrebungen und ihr Einfluss auf die Gestaltung der deutsche-russischen wissenschafttlichen Beziehungen im ersten Drittel des 18 ten Jahrhunderts. Habilitationschrift. Berlin, 1966.
В отечественной историографии тема ранних научных и студенческих контактов с университетами Германии XVIII в. звучала в биографических трудах о выдающихся русских ученых, писателях, общественных деятелях. Из многочисленных работ, затрагивающих проведенные в Германии студенческие годы М. В. Ломоносова, наиболее фундаментальной является книга А. А. Морозова [57] . Новые архивные материалы по делу Радищева собрал в своей книге А. И. Старцев, в то же время его оценки «бунта» русских студентов как решающего шага для складывания революционных взглядов его участников далеко не во всем могут быть приняты [58] . Серия книг посвящена русским академикам XVIII в., большая часть которых получала образование в немецких университетах [59] . В этих книгах авторами использованы отчеты студентов из архива Академии наук, обрисована среда немецких университетов, в которых те учились. Однако из всех работ, относящихся к подготовке студентов в Академии наук, необходимо отметить как имеющее наиболее тесную связь с нашей темой исследование В. И. Осипова, выполненное на обширном архивном материале, систематизирующем сведения об академических командировках, которые, во многом, впервые были введены автором в научный оборот [60] .
57
Морозов A. A. M. В. Ломоносов. Путь к зрелости. 1711–1741. М.; Л., 1962.
58
Старцев А. Я. Радищев. Годы испытаний. М., 1990.
59
Райков Б. Е. Академик Василий Зуев, его жизнь и труды. М.; Л., 1955; Лукина Т. А. А. П. Протасов — русский академик XVIII века. М.; Л., 1962; Лукина Т. А. И. И. Лепехин. М.; Л., 1965; Ушакова Я. Я., Фигуровский H.A. В. М. Севергин. М., 1981. К ним примыкает книга о замечательном академическом студенте (правда, не ставшем академиком), враче и ботанике К. И. Щепине: Куприянов В. В. К. И. Щепин — доктор медицины XVIII в. М.; Л., 1953. Биографические материалы о других воспитанниках Академии наук, учившихся за границей, собраны в словаре Е. С. Кулябко «Замечательные питомцы Академического университета» (Л., 1977).
60
Осипов В. И. Русские студенты Петербургской Академии в немецких университетах в XVIII веке // Памятники культуры: Новые открытия: Ежегодник РАН. 1996. Москва, 1998. С. 7—29.
Всплеск поездок русских студентов в Германию в начале XIX в., когда среди них находилась целая плеяда замечательных общественных деятелей, вызывал интерес в историографии еще с начала XX века. «Русским гёттингенцам» посвятили статьи В. М. Истрин и Е. И. Тарасов [61] . Последняя работа являлась ответом на неудачную в концептуальном отношении книгу М. Вишницера «Гёттингенский университет и развитие либеральных идей в России первой четверти XIX в.» [62] , ошибки которой на новом этапе немецкой историографии были исправлены Р. Лауером, написавшем ряд статей о представителях той же гёттингенской студенческой среды — А. И. Тургеневе, А. С. Кайсарове и др. [63] Назовем и несколько работ (как с немецкой, так и с российской стороны), характеризующих мировоззрение русских студентов в Берлинском университете 1830—1840-х гг., которое привлекало внимание исследователей жизни и творчества Т. Н. Грановского, Н. В. Станкевича, И. С. Тургенева [64] . Недавно вышедший труд Ф. А. Петрова дополняет эти исследования, анализируя биографии будущих профессоров российских университетов, учившихся в Берлине и других немецких городах одновременно с Грановским и Станкевичем, и показывая влияние представителей немецкой науки на их дальнейшую ученую деятельность [65] .
61
Истрин В. М. Русские студенты в Гёттингене в 1802—04 гг. (по материалам архива братьев Туршеневых) // ЖМНП. 1910. № 7. С. 80—144; Тарасов Е. И. Русские «гёттингенцы» первой четверти XIX века и влияние их на развитие либерализма в России // Голос минувшего. 1914, N2 7. С. 197–215.
62
Wischnitzer М. Die Universit"at G"ottingen und die Entwaldung der liberalen Ideen in Russland im ersten Viertel des 19. Jh. Berlin, 1907.
63
Lauer R. A. S. Kaisarov in G"ottingen. Zu den russischen Beziehungen der Universit"at G"ottingen am Anfang des 19. Jahrhunderts // G"ottunger Jahrbuch, 1971. S. 131–149; Lauer R. Die Beziehungen der G"ottinger Universit"at zu Russland // G"ottinger Jahrbuch. 1973- S. 219–241; Lauer R. Wilhelm von Freygang — ein Peterburger in G"ottingen // Die Welt der Slaven. 1973. S. 254–268.
64
Левандовский А. А. Т. Н. Грановский и его время. М., 1989; I. S. Turgenew und Deutschland. Berlin, 1965; Манн Ю. В. Николай Станкевич и его друзья в Берлине // Zeitschrift f"ur Slavistik. 1987. Bd. 32. № 4. S. 510–519; Carli G. Russische Reisende und Studiosi in Berlin. Mitte bis Ende der 30er Jahre des 19. Jahrhunderts // Zeitschrift f"ur Slavistik. 1987. Bd. 32. № 4. S. 539–545.
65
Петров Ф. A. Формирование системы университетского образования в России. Т. 4. Российские университеты и люди 1840-х гг. Ч. l: Профессура. М., 2003.
Надо сказать, что далеко не все работы в освещении учебы русских студентов за границей строго следуют биографическому жанру. Так, современные историки показывают новые подходы к данной теме с точки зрения интеллектуальной истории [66] , истории образовательных путешествий по Европе [67] 7, дворянской благотворительности как одной из движущих сторон студенческих поездок [68] .
В отдельную группу работ следует отнести составлявшиеся историками указатели по русским студентам в отдельных немецких университетах. На необходимость появления таких указателей впервые обратил внимание еще в 1950-е гг. П. Н. Берков в одной из ранних работ по истории русско-немецких культурных связей XVIII в. [69] . Его поддержал затем такой крупный исследователь этой темы как Э. Амбургер, посвятивший целую главу своей известной монографии о русско-немецких отношениях обзору студенческих поездок из России в немецкие университеты, хотя, к сожалению, без всякой претензии на полноту [70] . За последние полвека в зарубежной историографии появилось несколько таких указателей,
66
Berelowitsch W. A. Ja. Polenow `a l’universit'e de Strasbourg (1762–1766): l’identit'e naissante d’un intellectuel // Cahiers du Monde Russe. Vol. 43 (2002). Nr. 2–3. P. 295–320.
67
Бекасова A. В. Из истории русско-голландских научных связей в XVIII веке // Науковедение. 2001. № 1. С. 159–170.
68
Демская A.A. История одного забытого завещания // Памятники культуры: Новые открытия: Ежегодник РАН 1990. М., 1992. С. 34–48.
69
Berkov Р. N. Deutsch-russische kulturelle Beziehungen im 18. Jahrhundert // Die deutsch-russische Begegnung und Leonard Euler. Beitr"age zu den Beziehungen der deutschen und der russischen Wissenschaft und Kultur im 18. Jahrhundert. Berlin, 1958. S. 80.
70
Amburger E. Beitr"age zur Geschichte der deutsch-russischen kulturellen Beziehungen. Giessen, 1961. S. 214–232.
71
HansN. Russian Students at Leyden in the 18th Century // The Slavonic Review. Vol. 35 (1956/57). P. 551–562; Mohrmann H. Studien "uber russisch-deutsche Begegnungen in der Wirtschaftwissenschaft (1750–1825). Berlin, 1959. S. 120–130; Voss 7. Les 'etudiants de l’Empire russe `a l’universit'e de Strasbourg au XVIII si`ecle // Deutsch-russische Beziehungen im 18. Jahrhundert. Kultur, Wissenschaft und Diplomatie / Hrsg. von K. Grau, S. Karp, J. Voss. Wiesbaden, 1997. S. 351–371. В отечественной историографии матрикулы немецких университетов как исторический источник в предыдущие десятилетия практически не использовались. Плодотворность обращения к ним, однако, показала совсем недавняя книга, посвященная российским связям с Кёнигсбергским университетом: Костяшов Ю.В., Кретинин Г. В. Петровское начало: Кёнигсбергский университет и российское просвещение в XVIII в. Калининград, 1999 (к ее тексту приложен биографический указатель русских студентов в Кёнигсберге в XVIII веке, составленный по матрикулам).
И все же одну сводную работу в зарубежной историографии стоит выделить особо — это указатель Д. Олянчина, посвященный «русско-украинским» студентам в немецких школах [72] . Автор привел несколько сотен имен таких студентов, не ограничившись только университетами, но исследовав списки всех немецких училищ, включая коллегии и гимназии, с XVI по XVIII столетие, причем (сходно с нашим подходом) добавил к ним и Лейденский университет. Интересуясь, главным образом, малороссами, выделяемыми им согласно критерию самоиндентификации страны, который описан нами выше, автор обращал внимание на всех тех, кто писал о себе как Ruthenus, Uthuanus и Ucraino-Polonus и т. п. (при этом, впрочем, опуская все немецкие фамилии). Кроме того, автор часто включал в указатель и великорусских студентов и что особенно ценно, работал не только с опубликованными, но и с неопубликованными, хранящимися в университетских архивах матрикулами. Проверка списков Олянчина по материалам университетских архивов в Галле и Иене в ходе выполнения нашего исследования доказала высокое качество их составления, хотя и в них выявились отдельные пропуски и ошибки.
72
Oljancyn D. Aus Kultur- und Geistleben der Ukraine. Schule und Bildung. Anhang Reussische-ukrainische Studenten im Abendlande (Verzeichnisse aus dem 16. bis 18. Jahrhundert) // Kyrios. Vierteljahresschrift f"ur Kirchen- und Geistesgeschichte Osteuropas. Bd. 2. K"onigsberg; Berlin, 1937. S. 265–278,350—366.
Несмотря на указанные достижения по составлению сводных данных о русском студенчестве в Германии XVIII — первой половины XIX в., одна из новейших работ, посвященных социальной истории высшей школы в России, фундаментальная монография Т. Маурер вновь обозначила эту проблему в ряду наиболее актуальных и нерешенных [73] . Автор опять-таки отмечала, что попытки ее решения предпринимались лишь в отношении отдельных университетов или областей, но единая картина до сих пор не создана, так что даже среди традиционных в историографии упоминаний наиболее часто посещаемых русскими немецких университетов встречаются на деле ничем не обоснованные названия (Маурер здесь имеет в виду приводимый Амбургером в качестве такового Тюбингенский университет). Как нам представляется, собранный в настоящем исследовании материал позволяет, наконец, восполнить все эти пробелы.
73
Maurer Т. Hochschullehrer im Zarenreich. Ein Beitrag zur Sozial- und Bildungsgeschichte. K"oln; Weimar; Wien, 1998. S. 90–91.
Статистика посещаемости русскими студентами немецких университетов в XVIII — первой половине XIX в.
В завершении вводного раздела книги представлены по необходимости сухие, но очень важные для понимания дальнейшего материала статистические сведения о пребывании русских студентов в немецких университетах, извлеченные нами из только что обсуждавшихся первоисточников — университетских матрикул.
Русские студенты были обнаружены нами в матрикулах двадцати двух немецких университетов (подробное обсуждение того, как следует понимать для исследуемого периода понятие «немецкий университет» см. в главе 1). Их общее количество за период с 1698 по 1849 гг. составило 926 человек, в том числе с 1698 по 1810 гг. — 637 человек, а с 1811 по 1849 гг. — 289 человек (полные студенческие списки, собранные в ходе нашего исследования, приведены в Приложении 1). Приведенное разделение при анализе статистических данных по двум периодам вытекает из различия двух эпох в истории немецких университетов — «доклассической» и «классической», что подробно раскрыто в главе 1. Границей между эпохами служит основание в 1810 г. Берлинского университета, и это, как уже упоминалось выше, совпадает с определенным рубежом в истории российского студенчества и университетского образования в России в целом (см. главу 5).
Обнаруженное число русских студентов в Германии, конечно, не сопоставимо со студенческим потоком из Прибалтики, исчисляющимся многими тысячами человек, но тем не менее, значительно, особенно в сопоставлении с посещаемостью российской высшей школы в тот же период — можно заметить, что, скажем, общее количество студентов, учившихся в Московском университете за XVIII век, примерно соответствует числу студентов той же эпохи за границей. Таким образом, уже одно это позволяет сделать вывод о весьма существенном вкладе немецких университетов в образование русского общества.
Чтобы детализировать этот вклад, разделим всю совокупность студентов на три группы, достаточно четко в ней выделяющиеся: 1) «великороссы», т. е. студенты из центральной России, 2) студенты из южных и западных губерний России и 3) российские немцы. К первой группе относятся уроженцы Москвы, Петербурга, центральных губерний России и Сибири, вторая в подавляющем большинстве состоит из жителей левобережной Украины — Киева, Полтавской, Черниговской и Харьковской губерний, поэтому они для краткости будут называться «малороссами» (хотя в этой группе есть и некоторое количество жителей Белоруссии!), наконец, в третью группу отнесены все русские студенты с немецкими фамилиями, свидетельствующими об их происхождении из семей российских немцев.
Выделить такие группы, прежде всего, позволил материал самих источников, где, с одной стороны, бросаются в глаза два центра, откуда студенты ехали в Германию — это центральная Россия и левобережная Украина, а с другой, заметны особенности в университетских предпочтениях, которыми обладали российские немцы. Чтобы подкрепить эти соображения, достаточно указать на очевидные различия, которые в XVIII — начале XIX в. сохранялись между этими социальными группами русского общества, особенно в сфере образования. На Украине школьная культура развивалась уже с XVII века, в центральной России этот процесс запаздывал, а российские немцы стремились сохранить в своем новом отечестве те традиции образования, к которым привыкли в Европе.