Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Шрифт:
Рассмотрим подробнее происхождение участников выделенных групп за периоды 1698–1810 гг. (табл. la) и 1811–1849 гг. (табл. 1б):
Таблица 1a [74]
Социальный состав названных групп в количественном и процентном отношении показан в таблицах 2а и 26.
Проанализируем некоторые данные из этих таблиц. В XVIII — начале XIX в. большую часть студентов составляли «великороссы», т. е. уроженцы Москвы, Петербурга и центральных российских губерний, и это вполне объяснимо тем, что данная группа покрывает существенно
74
Названия и границы губерний (за исключением Сибирской) приведены нами на начало XIX в. Для более раннего периода они употребляются не в смысле реально существовавших административных единиц, но лишь для обозначения конкретной территории.
Довольно высокая доля российских немцев в таблицах la и 2а (более одной трети от общей численности студентов) — свидетельствует, во-первых, о не прекращавшейся в течение всего XVIII века связи этой социальной группы с Германией, а во-вторых, о том, что первоначально именно российские немцы «задавали тон» в студенческих поездках из России в Европу. «Малороссы» в XVIII — начале XIX в. представлены преимущественно выходцами с земель, которые покрывают три губернии левобережной Украины (Полтавская, Черниговская и Харьковская), и в этом смысле их «плотность» на такой сравнительно небольшой территории весьма высока. Студенты из белорусских земель и правобережной Украины (Подолии) представлены здесь лишь единичными случаями.
Также весьма красноречив социальный состав каждой из групп. В первых двух из них преобладает дворянство, причем в составе «великорусского» дворянства особенно много титулованных фамилий. Среди них — 38 князей (Голицыны, Юсуповы, Куракины, Долгорукие, Трубецкие, Вяземские и проч.), 19 графов (Разумовские, Апраксины, Мусины-Пушкины, Румянцевы, Шереметьевы и др.) и 6 баронов. У студентов из малороссийского дворянства, напротив, титулованные фамилии почти не встречаются (впрочем, в этих губерниях их практически не было: в собранные данные лишь в самом начале XIX века попали два брата, графы Потоцкие из семьи магнатов Подольской губернии). Среди российских немцев присутствуют 5 баронов и 2 графа остзейского происхождения, осевших в Петербурге (Сивере и Ливен).
Преобладание в XVIII в. среди студентов дворян и наличие среди них представителей самых родовитых фамилий легко объяснимо и говорит как о высоком престиже немецких университетов среди русской аристократии, так и высокой стоимости такого образования, которое могли себе позволить лишь состоятельные семьи. Тем интереснее отметить существенную долю в общем потоке выходцев из недворянской среды: это были сыновья духовенства, казачества, мелких чиновников, даже солдатские дети. Среди «великороссов» они составляют, по меньшей мере, одну пятую часть, а если принять во внимание, что большинство фамилий, сословный статус которых не удалось точно установить, можно отнести к людям недворянского происхождения, то эта доля превысит одну треть. Одним из первых русских студентов в Германии из недворян был, конечно, М. В. Ломоносов (1736 г.), но появились они уже в петровское время — к ним относилась целая группа «подьячих детей», направленная учиться в Кёнигсбергский университет в 1717 г. (см. главу 2). Интересно, что и среди малороссов доля недворян столь же высока, а если учесть, что в этой группе у значительного количества студентов не удается точно установить сословное происхождение, то относительная доля недворян здесь может даже достичь половины. В группе же российских немцев, для социального статуса которых в XVIII в. обладание дворянством нехарактерно, студенты-дворяне вообще составляют меньшинство. Таким образом, в целом, весьма высокий процент русских студентов происходил из непривилегированных сословий, представители которых в той же, если не в большей степени, чем дворяне, демонстрировали тягу к европейскому образованию и научным знаниям. Всё это свидетельствует о значительной социальной мобильности русского общества XVIII в., возможности быстрого усвоения в нем новых идей и ценностей, а также стремлении определенной его части изменить свое социальное положение, в том числе и путем получения университетского образования за границей.
Из просмотра поименного списка студентов, недворянское происхождение которых твердо установлено источниками, становится ясно, что большинство из них ездили учиться за государственный счет. Организацией таких командировок занимались, в основном, три учреждения: Петербургская академия наук, а со второй половины XVIII века также Московский университет и Медицинская коллегия, готовившая преподавателей для петербургских и московских военных госпиталей (позже — медико-хирургических академий). Кроме того, бывали и крупные единовременные поездки, организованные «по случаю». Две из них связаны с именем Екатерины II — это посылка 12 дворянских юношей в Лейпцигский университет в 1767 г., а также командирование годом раньше в Лейден и Гёттинген ю студентов из числа лучших учеников российских духовных училищ для обучения богословию в расчете на открытие в будущем богословского факультета Московского университета (еще несколько студентов тогда же были направлены в Англию — см. главу 4). Наконец, командировка сразу для и студентов была организована в 1808–1809 гг. из Петербургского педагогического института, где таким способом планировали подготовить профессоров для будущего Петербургского университета. Всего в поездках за государственный счет вплоть до 1810 г. участвовало по нашим подсчетам 123 человека, т. е. практически каждый пятый выезжавший тогда за границу студент, из которых, по крайней мере, 73 принадлежали к недворянским сословиям.
Во втором из рассматриваемых периодов, который охватывает четыре десятилетия XIX в. (1811–1849 гг.) состав представленных групп претерпел существенные изменения. Как видно из сравнения таблиц la и 16, область происхождения студентов теперь охватывала более широкую территорию, чем в XVIII в.; к ней, в частности, добавились земли юга России (Бессарабская губ., Одесса). Среди общего числа студентов 61 % составили носители иностранных фамилий, прежде всего немецких (хотя встречаются двое дворян с молдавскими фамилиями из Бессарабии и, по крайней мере, один француз), а соответственно, 39 % относилось к русским фамилиям, среди которых уроженцы Украины и Белоруссии уже не образовывали весомую самостоятельную группу, но насчитывали всего несколько десятков человек. Заметное (почти в два
На это же указывает и анализ сословного показателя. Среди обладателей немецких фамилий было всего 2 барона, а среди русских был только один титулованный студент (А. А. Суворов, князь Италийский, граф Рымникский, внук полководца), да и в целом, дворянским происхождением в каждой из групп в таблице 2б обладало меньшинство студентов. Этот факт, как и практически полное исчезновение категории представителей студенчества из титулованных русских фамилий свидетельствовал о переходе общественных предпочтений в кругу дворянства с немецких университетов, как было в XVIII веке, на российские. Значительное же число недворян среди обладателей русских фамилий, как и в предыдущем столетии обязано своим появлением командировкам за государственный счет.
Рассмотрим теперь, каково распределение российского студенчества по немецким университетам для двух выбранных отрезков времени. Данные по периоду 1698–1810 гг. представляет следующая таблица.
Как следует из этой таблицы, в 20 матрикулах немецких университетов встречаются имена русских студентов в общем количестве 768 записей (из них, как было сказано, 637 уникальных имен). Количество записей больше числа имен, так как один и тот же студент мог несколько раз записываться в матрикулы разных университетов.
В шести крупных немецких университетах — Гёттингене, Галле, Кёнигсберге, Лейпциге, Страсбурге и Лейдене (последний, как будет объяснено в главе 1, являлся немецким по типу, хотя, конечно, не по государственной принадлежности) количество поступивших русских студентов составляет в сумме 597, т. е. около 78 % от общего их потока (см. диаграмму). На десять университетов, которые можно назвать значимыми для русско-немецких университетских контактов — помимо названных, это еще Виттенберг, Иена, Киль и Эрланген — приходится 93 % от всех студентов, поступавших в немецкие университеты. Остальные десять университетов, где зафиксировано пребывание студентов из России в XVIII — начале XIX века — Альтдорф, Вюрцбург, Гейдельберг, Гельмштедт, Гиссен, Марбург, Росток, Тюбинген, Франкфурт-на-Одере и Фрейбург — в сумме получают менее 7 % студентов.
Интересно сравнить эти данные с общими пропорциями посещаемости различных университетов Германии. К двум крупнейшим из них относились Галле и Иена, особенно в первой половине XVIII века, когда каждый из них насчитывал свыше 500 ежегодно поступавших студентов [75] . Между тем, Галле стоит лишь на шестом месте по посещаемости среди русских студентов (основная масса которых действительно приходится на первую половину века), а в Иене присутствие «великорусских» студентов практически не отмечено (единственное исключение — приезд туда Я. И. Карцева в ходе образовательной командировки выпускников Петербургского педагогического института в 1808 г.; также мало было в Иене и малороссов). В то же время, относительно малочисленный университет в Страсбурге (около 150 студентов в год) удерживает одно из лидирующих мест в нашем списке. Объяснение этому — в истории постепенной эволюции типа немецкого университета от средневековой корпорации навстречу идеям эпохи Просвещения (см. главу l). Иена и, в меньшей степени, Галле еще сохраняли много черт, принадлежавших к старому типу учебных заведений, тогда как открывшийся в 1737 г. Гёттингенский университет — лидер по числу русских студентов — во второй половине XVIII века стал не только одним из самых крупных (около 400 поступающих в год), но и передовых университетов Германии в том смысле, что обучение там максимально удовлетворяло социальным нуждам привилегированных сословий, с одной стороны, и подготовке студентов на самом высоком научном уровне, с другой. Этим объясняется популярность Гёттингена не только в России, но и в других странах Европы; можно сказать, что по своему назначению он с самого начала служил общеевропейским образцом высшего учебного заведения. В той же степени репутацию такого «университета Просвещения» получил в середине XVIII века и Страсбургский университет. К тому же, и в Гёттингене, и в Страсбурге у России существовали свои «сочувственники» — ученые среди университетских профессоров, готовые помогать обустройству там русских студентов, находившиеся в длительной переписке с Академией наук (или позже с Московским университетом). Именно поэтому Россия, как в смысле государственных учреждений, так и общественного мнения, с самого начала ориентирует свой выбор на наиболее передовые немецкие университеты. Примером здесь также может служить Эрланген — университет, основанный в середине XVIII века по примеру Гёттингена, но в гораздо меньших масштабах (не более юо студентов в год), который тем не менее привлек определенное число студентов из России, представлявших верхушку русского дворянства. С другой стороны, таблица за показывает, как может обмануть, например, часто повторяемое в теме русского студенчества за границей в связи с именем Ломоносова название Марбургского университета. Это, действительно, достойное учебное заведение принадлежало, тем не менее, к числу малых немецких университетов (от 50 до юо студентов в год), и Ломоносов попал туда в 1736 г. исключительно благодаря присутствию там знаменитого философа Христиана Вольфа (см. главу 3). Поэтому Ломоносов и его спутник Дмитрий Виноградов оказались единственными «великорусскими» студентами за весь рассматриваемый период: кроме них, еще одного жителя Минска с польской фамилией и четырех столичных немцев, выходцев из России в Марбурге за данный период больше не было.
75
Данные о посещаемости немецких университетов в XVIII веке основаны на классической работе: Eulenburg F. Die Frequenz der deutschen Universit"aten von ihrer Gr"undung bis zur Gegenwart. Leipzig, 1904. S. 294–299.