Русский американец
Шрифт:
По высочайшему приказу были вызваны в ряды нашей армии башкиры, татары, калмыки и другие инородцы. Забыты были различия веры, нравов и обычаев; все, как один человек, восстали для общего дела: побороть врага и освободить от него Русь. Завоевателям угрожала гибель.
XXVIII
Тольский и Кудряш вошли в Москву только за день до того, как древняя столица была отдана, после военного совета, происходившего в деревне Фили, во власть Наполеона. Москва была уже почти
В Москве было как-то особенно тихо, безмолвно и печально.
Эту тишину кое-где нарушал резкий, тоскливый вечерний звон.
Он как-то невольно заставлял до боли сжиматься сердца у проходивших по опустелым улицам Тольского и его слуги.
– - И так страшная тоска, а этот звон еще более усугубляет ее, -- со вздохом проговорил Федор Иванович, направляясь к Остоженке.
– - Охо-хо, невесело, сударь! Как будто хоронят близкого нам человека.
– - Москву хоронят, Ванька.
– - Что вы, сударь, изволите говорить?
– - с удивлением переспросил парень.
– - Как так?
– - А ты разве не слыхал, что говорили москвичи, покидавшие город, и о чем они плакали?
– - Да разве что поймешь в таком шуме и гаме?
– - А я кое-что разобрал. Говорили, что наша старушка Москва скоро попадет под власть врагов.
– - Как так? А я вот слышал, что под Москвою будет сражение, и весь народ станет не на жизнь, а на смерть биться с неприятелем.
– - Ты говоришь -- народ... А где он, где народ?
– - Мне один старик сказывал, что все с оружием пошли к Трехгорной заставе, навстречу французам; туда, видишь, и архиерей для всеобщего молебна выехал, и граф Растопчин.
– - Может быть, не знаю... этого я не слыхал...
Некоторое время барин и его слуга молчали. Тольский шел, понуря голову.
Кудряшу надоело молчать, и он обратился к своему барину с таким вопросом:
– - Куда, сударь, мы идем?
– - Идем мы, Ванька, на старую квартиру... Помнишь, на Остоженке, в переулке.
– - Это в том доме, где нечистая сила живет?
– - Вот и идем мы, Ванька, ту нечистую силу спасать от угрожающей ей опасности попасть в плен к французам, -- с улыбкой произнес Тольский.
Кудряш широко раскрыл глаза от удивления: он ничего не знал о том поручении, которое дал Тольскому Викентий Михайлович Смельцов относительно своей молодой жены.
– - Погоди, Ванька, все узнаешь.
Тольский и Кудряш наконец подошли к тому дому на Остоженке, где они жили. Ворота по обыкновению были закрыты наглухо.
Надежда Васильевна и в минуту опасности не думала покидать свое жилище. Хотя дворецкий Иван Иванович и сторож Василий не раз предупреждали ее и советовали выехать из Москвы, чтобы не попасть в плен к французам, хотя об этом же ее просили стряпуха Фекла и горничная Лукерья, она не
– - Куда я поеду? Да и зачем?.. Я не боюсь французов. Если я в течение пяти лет сумела прятаться от здешнего дворецкого и сторожа, то смогу укрыться и от французов.
– - А если французы проклятые подожгут дом? Тогда как быть, барыня?
– - возразила ей старая стряпуха.
– - Ведь они, окаянные, прямехонько к Москве идут.
– - И пусть себе идут, а все же их в Москву не пустят. Впрочем, ты, Фекла, и ты, Луша, можете идти, куда хотите; я вас не держу.
Однако обе эти женщины не покинули своей госпожи: Фекле идти было некуда, а Лукерья была предана Надежде Васильевне и не хотела оставить ее одну в такое тяжелое время.
Надежда Васильевна не изменила своего порядка жизни и почти никуда не выходила. Единственным местом ее прогулок были двор и небольшой садик. От дворецкого и сторожа она теперь уже не пряталась и даже изредка заходила в домик дворецкого побеседовать с Иваном Ивановичем, а также со сторожем Василием.
Оба они решили остаться в Москве, не покидать дома и своей госпожи. Их, очевидно, французы не страшили, но зато крайне напугало появление Тольского. Василий настолько растерялся, когда, на резкий звонок отперев калитку, лицом к лицу столкнулся с неспокойным жильцом, которого едва выжил со двора, что прямо-таки оцепенел. На него просто нашел столбняк: он не мог произнести ни слова.
– - Здорово, дед! Что, не узнал, удивлен?.. Веди меня к своей госпоже... Ну что ты таращишь глаза?.. Или не разумеешь, что я тебе говорю? Видно, с перепугу?.. Вот чудак!
– - воскликнул Тольский и обратился к Кудряшу: -- Эй, Ванька, пойдем!
Они вошли во двор. Там находился Иван Иванович. Его удивление и испуг при взгляде на Тольского также были безграничны.
– - Здорово, старина! Узнал?
– - спросил у него с улыбкой Тольский.
– - Никак и на тебя, любезнейший, нашел столбняк?
– - Признаюсь, сударь, нельзя не удивиться! Ведь вы к нам точно с неба изволили свалиться.
– - И то, почти с неба. Ровно три года не было меня в Москве.
– - Так... А теперь, сударь, дозвольте спросить, зачем снова пожаловали?
– - На тебя, старче, взглянуть; о здоровье твоем справиться... Ну да шутки в сторону; веди меня, старик, скорее к своей барыне Надежде Васильевне, в мезонин.
– - К какой-такой барыне?
– - с удивлением воскликнул Иван Иванович, как бы не понимая приказания.
– - Пожалуйста, старик, не притворяйся удивленным. Я говорю: веди меня к жене своего барина, Викентия Михайловича Смельцова.
– - Как, сударь? Разве вы знаете?!.
– - Да, как видишь, знаю, кто пугал меня разными привидениями и пришельцами с того света, когда я квартировал здесь. Эти шутки выделывала твоя барыня со своими прислужницами, и ты, старый шут, очень искусно притворялся, будто ничего не знаешь, не ведаешь о том...