Русский американец
Шрифт:
– - Это Тольский.
– - Как, тот Тольский, который дрался с тобою на дуэли? Да не может быть...
– - Ну вот еще... Я узнал его.
Намекин не ошибся: на улице стоял и смотрел на проходившее войско Тольский.
Проводив Надежду Васильевну до первой деревни, он за хорошую цену нанял для нее и ее дворовых лошадей до Петербурга, а сам вернулся в Москву и, нисколько не опасаясь французов, поселился со своим неизменным Кудряшом в прежней квартире, на Остоженке, в доме Смельцова.
– - Здравствуйте, Намекин. За прошлое прошу на меня не сердиться. Теперь не время нам враждовать друг с другом.
Намекин готов был в такую минуту забыть все обиды и протянул бы Тольскому руку примирения, но теперь не мог отставать от свиты; поэтому он лишь поклонился Тольскому и посмотрел на него дружелюбно.
Между тем в это же время к Кутузову подъехал граф Растопчин и, отдавая ему честь, спросил:
– - Ваша светлость, могу ли я узнать, куда вы изволите направить нашу армию, по какой дороге?
Престарелый вождь ничего не ответил, а только сердито посмотрел на Растопчина: он не любил ни с кем делиться своими мыслями.
Растопчин понял это и, желая поправить свою ошибку, заискивающе спросил:
– - Распоряжений от вашей светлости не будет?
– - Никаких, граф, -- коротко ответил ему князь Кутузов.
Они разъехались. Князь Кутузов поехал к Спасской заставе, а Растопчин поспешил в свой дом, чтобы сделать некоторые нужные распоряжения и скорее выбыть из Москвы.
Едва наша армия оставила первопрестольную, как французы стали входить в нее.
Наш арьергард остановился на рязанской дороге, невдалеке от Москвы. Был поздний вечер. Вдруг в вечерней тишине раздался оглушительный грохот и на небосклоне показалось страшное зарево. Это взорвались банки с комиссариатскими вещами под Симоновым монастырем и загорелся винный двор в Замоскворечье.
Престарелый главнокомандующий, привстав на дрожках, печально смотрел на начавшийся пожар Москвы.
Ему сказали, что Москва уже занята неприятелем.
– - Что ж? Это -- последнее торжество их, -- спокойно произнес князь Кутузов и повел нашу армию далее.
За нею спешили уйти и москвичи. Остались очень немногие, и в числе их Тольский. Он с нетерпением ждал прихода ополченцев, собранных Смельцовым из своих крепостных. Однако это ополчение опоздало: проникнуть теперь в Москву, находившуюся во власти Наполеона, ему было довольно трудно, почти невозможно, так как у всех застав находились французские солдаты, которые никого не впускали и не выпускали.
Во всем доме Смельцова оставались только двое -- сам Тольский и его слуга Иван Кудряш, а во дворе, в маленьком флигеле, находился старик
Второго сентября, в день, когда Москва занята была французами, к сторожу в каморку вошел Тольский и, застав Василия за чтением, спросил:
– - Что, старик, читаешь?
– - Отходную себе...
– - Разве ты собираешься умирать?
– - Собираюсь, сударь!
– - Разве ты болен?
– - Всем я, сударь, здоров, только душа у меня болит смертельно.
– - Тебе жаль Москву?
– - И Москву жаль, и весь наш народ. Россия гибнет...
– - А ты забыл, старик, присловье: "Велик Бог земли Русской". Москва, может, и погибнет, но Русь будет спасена. У нас есть опытный вождь и храбрые, могучие солдаты. Наконец, весь народ вооружится против завоевателей. На защиту родной земли восстанет всяк, и горе тогда будет нашим врагам.
Едва Тольский проговорил эти слова, как быстро отворилась дверь и в каморку сторожа вбежал Иван Кудряш; бледный и сильно взволнованный, он дрожащим голосом произнес:
– - Беда, сударь, большая беда!
– - Что, что случилось?
– - в один голос спросили Тольский и сторож Василий.
– - Французы у наших ворот; я в окно увидал.
Как бы в подтверждение слов Кудряша в запертые ворота послышался громкий стук.
– - Это они, оглашенные... Вот когда наступает мой страшный, смертный час, -- упавшим голосом проговорил сторож.
– - Ну, до твоего смертного часа еще далеко; французские солдаты не дикари, они мирных граждан не трогают. Ступай, отопри ворота, а я спрошу у незваных и непрошеных гостей, что им надо. Не бойся, тебя я в обиду не дам. Иди же, отпирай!
– - Слушаю, мне что же.
– - И сторож пошел к воротам.
Когда на дворе появились французы, Тольский вышел к ним и обратился к офицеру с таким вопросом:
– - Надеюсь, господин офицер, мирных жителей вы не лишите свободы?
– - О да... Разумеется... Мы воюем только с солдатами! Этот дом ваш?
– - Да, мой, -- несколько подумав, ответил Тольский.
– - Ваш дом мы должны занять под квартиру нашего генерала.
– - В Москве, господин офицер, кроме моего дома много других. Где же я стану жить?
– - Живите, где хотите... Только этот дом завтра будет занят генералом Пелисье; я -- его адъютант -- остаюсь в доме сейчас же, мои солдаты -- тоже. Мы страшно проголодались, и вы, как радушный хозяин, угостите нас...
– - И угостил бы, да нечем; у меня ничего нет.