Русский американец

Дмитриев Дмитрий Савватиевич

Обратное плавание "Светланы" в Европу было довольно продолжительным. Капитан не спешил, и поэтому корабль шел тихо, часто останавливаясь у берегов.

Между тем Тольский считал дни, часы и минуты. Время тянулось медленно и казалось ему целой вечностью.

– - Куда вы так спешите?
– - как-то спросил капитан Тольского, надоедавшего ему своими вопросами относительно прибытия в Европу.

– - А вы, капитан, разве не спешите? Разве у вас никого нет близких?.. Разве вас никто не ждет?

– - Из близких у меня всего одна старушка матушка,

она, пожалуй, ждет меня.

– - А жены у вас нет?

– - Нет, не обзавелся еще...

– - Почему же, капитан?

– - А потому, что нам, морякам, амурными делами заниматься недосуг... Это вот вам, от нечего делать, можно такими пустяками баловаться, а по-моему, жена -- лишний балласт...

– - А разве любовь, капитан, пустяки? Неужели вы никогда не любили?

– - Отстаньте, господин Тольский! К чему эти неуместные вопросы!.. Я уже вышел из таких лет, когда можно увлекаться прекрасным полом.

– - Простите, капитан, если мои вопросы вы находите неуместными. Пожалуйста, не сердитесь на меня!

– - Да с чего вы взяли, что я стану сердиться на вас? Хотите, я вас порадую?

– - Чем, капитан?

– - Еще недели полторы-две -- и мы будем у берегов Европы -- в Норвегии.

– - О, как я рад, как рад!

– - Что? Видно, соскучились по родине?

– - Страшно соскучился!.. И знаете ли, господин капитан, если бы вы не взяли меня на свой корабль, я убил бы себя. Честное слово!.. Вы спасли мне жизнь, и я вечно буду у вас в долгу, -- с чувством произнес Тольский, крепко пожимая Игнатову руку.
– - Я просто не знаю, как и чем мне благодарить вас.

– - Сочтемся на том свете, господин Тольский.

Наконец, "Светлана" бросила якорь у берегов Норвегии.

Здесь капитан решил провести дня два-три и потом идти далее в Россию.

Тольский захватил с собою Кудряша и Гусака и отправился в столицу Норвегии, Христианию. Там в одной из гостиниц он дня на два взял себе небольшое помещение, состоявшее из двух комнат и передней; в одной комнате поместился сам он, в другой -- его спутники.

Днем Тольский осматривал достопримечательности Христиании и вернулся в гостиницу усталым, измученным и голодным. Несколько отдохнув, он отправился поужинать в общий зал гостиницы, поместился за одним из столиков и спросил себе вино и закуску.

Рядом с ним, за другим столом, сидел довольно представительной наружности старик, одетый очень изысканно, по-парижски, с седой шевелюрой, и такими же усами. Очень умные, выразительные глаза внушали к старику невольное уважение. Взгляд у него был бодрый и смелый.

Старик читал газету. Чтение, очевидно, волновало его, и его лицо то бледнело, то краснело. Наконец он скомкал газету и бросил ее, тихо проговорив по-русски:

– - Боже, что теперь будет с моей бедной родиной...

Старик закрыл руками лицо и так просидел несколько минут.

Тольский по выговору узнал в старике своего земляка русского и, чтобы еще более удостовериться в этом, спросил у него:

– - Дозвольте узнать... Вы русский?

– -

Да, русский. Кажется, и вы тоже?

– - Да, я -- коренной москвич... Очень рад познакомиться с вами.

– - Я тоже... Приятно встретиться на чужбине с земляком.

Тольский и старик пожали друг другу руки.

– - Скажите, с кем я имею честь?..
– - спросил у Тольского старик, посматривая на его довольно странный наряд: на нем одежда была полурусская-полунорвежская, приобретенная в Христиании.

Тольский назвал себя старику.

– - Как, вы русский дворянин? Почему же на вас такая странная одежда?
– - спросил у него старик.

– - Я охотно объяснил бы все, но на это надо много времени. История моей жизни довольно длинная...

– - И не трудитесь, господин Тольский. Я, право, не любопытен. Ну, я узнал, кто вы, теперь моя очередь сказать, кто я. Я тоже дворянин, по фамилии Смельцов, Викентий Михайлович; не живу, а прожигаю жизнь, скитаясь по чужим странам.

– - Смельцов... Ведь так вы сказали? Позвольте, позвольте... у вас нет ли дома в Москве?

– - Есть. А что?

– - Ваш дом находится на Остоженке, в переулке?

– - Совершенно верно... Вы почему знаете это?
– - удивляясь, спросил Викентий Михайлович.

– - Я жил в вашем доме.

– - Вот что! Стало быть, вы -- мой квартирант?

– - Да, только бывший. В вашем доме, Викентий Михайлович, происходили чрезвычайные, непостижимые явления.

– - Какие же?

– - Необъяснимые... В мезонине вашего дома, как говорят, поселилась нечистая сила; по ночам расхаживает какое-то привидение в образе молодой, красивой женщины, а также появляется там и подобие старой ведьмы.

– - Вы крайне удивляете меня! В моем доме привидения, ведьмы?.. И вы говорите серьезно?

– - Совершенно серьезно. Все это я сам видел, -- ответил Тольский.
– - Да и не один я, а также и мои люди. Я не раз хотел разгадать эту загадку, разведать, что за нечистая сила поселилась в мезонине, порывался войти туда... Простите, Викентий Михайлович, я даже приказал взломать дверь, ведшую в мезонин.

– - Ну и что же?
– - насупив седые брови, спросил Викентий Михайлович.

– - К сожалению, я не смог попасть туда: кроме обыкновенной деревянной двери, в мезонин преграждала путь другая, железная.

– - Вот что!.. Так вам и не удалось побывать в мезонине и познакомиться с непостижимыми явлениями?

– - Так и не удалось...

– - А очень хотелось? Любопытство донимало?.. Ну да оставим об этом говорить. Лучше поговорим о бедствии, которое угрожает нашей родине.

– - О каком бедствии? Разве России грозит опасность?

– - Большая!.. На днях Наполеон, этот новый Аттила, перешел со своими полчищами Неман и вступил в пределы русского царства.

Тихо проговорив эти слова, Викентий Михайлович печально опустил свою седую голову, а Тольский побледнел как смерть: известие точно обухом ударило его по голове -- он в душе был патриот и горячо любил свою родину.