Русский американец
Шрифт:
– - В ту пору ничего я, сударь, не знал и не ведал...
– - А теперь знаешь?.. Ну так веди меня скорее к Надежде Васильевне; у меня есть письмо ей от мужа.
– - И Тольский показал запечатанное письмо, на котором рукою Смельцова было написано, кому это письмо адресовано.
Иван Иванович узнал почерк своего барина и проводил Тольского до наружной двери, ведшей в мезонин. На стук дворецкого вышла Лукерья и спросила:
– - Что надо?
– - Доложи барыне, Надежде Васильевне, что ее желают видеть вот они, у них от барина есть к барыне письмо. Поняла?
– - проговорил
Немало удивилась и Надежда Васильевна, увидев перед собою неожиданного гостя, и еще более удивилась, когда Тольский вручил ей письмо от мужа.
В течение всей своей затворнической жизни ни одного письма не получала бедная женщина от Викентия Михайловича, которого она считала для себя чужим: с ним все было порвано. И вдруг он написал ей письмо, в котором так заботливо и учтиво советовал ей, "ввиду грозящей Москве опасности от французов скорее собраться и выехать из города", который, наверное, будет взят врагами и предан огню и мечу.
– - Куда же я должна выехать?
– - прерывая чтение, спросила Надежда Васильевна.
– - Самым безопасным местом является Петербург; туда не посмеют французы со своим Наполеоном показать нос.
– - Я думаю, что и в Москву их не допустят.
– - Кто знает! Я слышал, что главнокомандующий, князь Кутузов, на совете в Филях решил сдать Москву без боя.
– - Пустое! Москву народ любит и едва ли отдаст ее в руки завоевателей.
– - В Москве слишком мало осталось жителей, и защищать ее теперь некому.
– - Боже, что же мне делать, что делать?
– - Последовать примеру многих. Это только вам и осталось. Викентий Михайлович поручил мне способствовать вашему скорому выезду. У меня есть порядочная сумма денег, которую по поручению Викентия Михайловича я должен передать вам на путевые расходы.
– - Когда же я должна выехать?
– - Чем скорее, тем лучше... Не дольше, как часа через два. Пожалуй, завтра будет поздно: опасность близка.
– - Стало быть, надо скорее распорядиться, чтобы наняли лошадей?
– - Едва ли это возможно: все находившиеся в Москве извозчики и ямщики разобраны, ни одной лошади нельзя достать ни за какие деньги.
– - Боже мой, что мне делать?
– - Придется выйти из Москвы пешком, а по дороге можно будет отыскать подводу. Об этом я похлопочу.
– - Спасибо вам!.. Я хотела бы спросить вас, как вы познакомились с Викентием Михайловичем, но, кажется, теперь не время, надо спешить... Но скажу вам: с неохотой я расстаюсь с Москвой, нарушая свое затворничество; я давно живу здесь, никуда не выходя.
– - Я сам хорошо знаю это. Ведь года три назад я был жильцом этого дома.
– - Как! Неужели?.. Как же ваша фамилия?
– - Федор Тольский, к вашим услугам.
– - Тольский... Припоминаю... Вы были последним жильцом... Так это вы хотели раскрыть мою тайну и проникнуть в мезонин?
– - Каюсь, я... Я хотел поближе познакомиться с неземным существом, обитавшим в мезонине; хотя это существо и прекрасно, но оно наводило страх и ужас на всех моих дворовых.
– - Если вы спросите, для чего я это делала, я отвечу: мне хотелось полнейшего безмолвия...
– - И я, конечно, был самым беспокойным. Не так ли, сударыня?
– - Да, скажу вам откровенно, вы были неспокойнее всех. Простите за правду!
– - Меня, сударыня, прошу простить, что я осмелился нарушить ваш покой.
– - И Тольский элегантно поклонился Надежде Васильевне.
День кончался, и Смельцова стала торопиться в путь; с нею отправились дворецкий и две ее служанки. Сторож Василий на этот раз изменил своему старому приятелю и остался стеречь барский дом.
Стало темнеть, когда Надежда Васильевна в сопровождении Тольского, Кудряша, дворецкого и служанок вышла со двора дома своего мужа. Все они направились по дороге к Тверской заставе.
Между тем незадолго до этого Алеша Намекин, проводив сестру и невесту, поспешил с письмом своего отца к главнокомандующему русской армией князю Михаилу Илларионовичу Кутузову.
Престарелый вождь шел с войсками от Бородина к Москве. В деревне Фили, находившейся в шести верстах от Дорогомиловской заставы, он остановился в большой избе крестьянина Андрея Севастьянова. Там состоялся генеральный военный совет, на котором было решено оставить Москву без боя.
Мнения генералов на совете были различны: одни -- немногие -- говорили, что надо, жалея армию, отступить от Москвы без сражения, другие, напротив, горячо уверяли, что сражение около Москвы необходимо. Долго и терпеливо главнокомандующий слушал различные советы и проекты, которые почти все шли вразрез с его мнением, но, наконец, встал и громко произнес исторические слова:
– - Властью, врученною мне моим государем и отечеством, приказываю отступление.
Произнеся это, престарелый вождь грузно опустился на скамью и понурил свою седую голову -- видно, очень тяжело было ему произносить эти слова.
За несколько минут до генерального совета князь Кутузов принял молодого Намекина, который предварительно попросил адъютанта передать главнокомандующему письмо своего отца.
Не без робости и волнения переступил Алексей Михайлович порог избы, которая служила местом пребывания Кутузова. Он застал князя сидевшим за простым дощатым столом, заваленным планами и картами. Главнокомандующий ласково посмотрел на вошедшего Намекина одним своим глазом и проговорил:
– - Здравствуй, голубчик! Как тебя звать?
– - Алексеем, ваша светлость, -- низко кланяясь, ответил молодой Намекин.
– - Сын Михаила Семеновича Намекина? Знаю, голубчик, твоего родителя... Мой старый сослуживец и приятель... Михайло Намекин был отличный служака, аккуратный, исполнительный. Что же, и ты, голубчик, задумал по стопам отца идти?
– - Помилуйте, ваша светлость, уж где мне...
– - А тебе сколько лет?
– - Двадцать пять.
– - Да, да... поотстал ты, голубчик, -- в твои-то годы твой родитель был чуть ли не в полковничьем чине... Но не в том дело... И ты похвалы достоин за то, что в такую тяжелую минуту не хочешь нежничать, дома на печи сидя... Мы таким служакам, голубчик, рады. Куда же тебя назначить?.. Хочешь состоять при мне?