Русский американец
Шрифт:
На другой же день из Клина видно было огромное зарево -- это горела Москва, занятая французами.
Мария Михайловна и Настя, а также их дворовые с замиранием сердца смотрели на это багровое зарево, закрывшее весь небосклон. Слезы лились у них из глаз. Вдруг Мария Михайловна сказала:
– - Настя, милая!.. Знаете что? Я хочу вернуться в Москву.
– - Что вы говорите, Мария Михайловна?
– - с удивлением и испугом воскликнула Настя.
– - Вы хотите вернуться в Москву? Но вы подвергнете себя
– - А разве мой отец, брат и все те, кто остались в Москве, не подвергаются ей? Если мне суждено умереть, то я умру там.
– - Но вы больны.
– - Что значит моя болезнь в сравнении с тем несчастьем, которое обрушилось на бедных москвичей да и на весь русский народ!
– - Да, да, вы правы, дорогая!.. Мы должны быть около своих!.. И я поеду с вами, -- сказала Настя.
– - Но это невозможно, Настя, невозможно! Нет, нет, моя милая, я не решусь взять вас с собой; вы -- невеста моего брата; что скажет он, если с вами случится какое-нибудь несчастье?
Однако сколько ни возражала Мария Михайловна Насте, она наконец была принуждена согласиться и только уговаривала ее для безопасности переодеться в мужской костюм.
И вот скоро красавица Настя превратилась в мальчика, одетого в красную рубашку, сапоги и русский кафтан.
Прошло два дня. Мария Михайловна несколько оправилась от недомогания и вместе со своими дворовыми, Настей и нянькой Маврой выехала из Клина в Москву.
Был поздний сентябрьский вечер, когда они, не доезжая до города, остановились в небольшой деревушке, покинутой своими жителями. Изо всей опустелой деревни обитаема была одна только изба; об этом можно было судить по тому, что в ней виднелся огонек. У отпертых ворот этой избенки и встали наши путешественницы.
Мария Михайловна в сопровождении Насти и старого преданного лакея Ипатыча вошла в хибарку; тут они увидели следующее. За столом, на котором лежала открытая большая книга, сидел дряхлый старик, седой как лунь, в белой холщовой рубахе; тускло горела тоненькая восковая свечка. Занятый чтением, он, как видно, не заметил неожиданно вошедших к нему гостей и продолжал склоняться над книгою.
– - Здравствуй, дедушка; прости, что мы ненадолго потревожим тебя, -- проговорила Мария Михайловна.
Старик вздрогнул и испуганно поднял на нее свои давно потухшие глаза.
– - Кто вы? Что надо?
– - спросил он у них дрожащим голосом.
– - Мы устали с дороги и просим у тебя, дедушка, приюта.
– - А вы куда едете?
– - В Москву, дедушка.
– - Москвы теперь нет, слышь, нет Москвы. Одно только место осталось, а Москва сгорела, да и хорошо, хорошо!
– - Ты, дедушка, говоришь, хорошо, что Москва сгорела?
– - с удивлением спросила у старика Мария Михайловна.
– - Да, да, хорошо! Я сам поджигал дома, ходил по Москве
– - У меня там свой дом и отец; может, он нуждается в моей помощи -- вот я и еду. А ты, дедушка, один во всей деревне остался? Где же другие жители?
– - В лесу, в лесу нашли они себе приют; там укрылись от супостатов.
Едва старик проговорил эти слова, как послышались отдаленные голоса и конский топот.
– - Что это значит? Уж не французы ли?
– - с испугом воскликнули Мария Михайловна и Настя.
– - Французы сюда не пойдут, им взять здесь нечего. Не бойтесь!
– - спокойно промолвил старик и вышел из избы.
Голоса и конский топот становились все слышнее и слышнее.
– - Мы погибли, это -- французы!
– - упавшим голосом сказала Настя.
– - Чего вы испугались? Не надо, Настя, и в минуту опасности терять присутствие духа. Не забывайте: в Боге все наше спасение.
Громкий говор послышался у самой избы; по разговору нетрудно было догадаться, что это были не французы, а русские.
– - Кто у тебя, старик?
– - громко спрашивал чей-то голос.
– - Барыня какая-то со своими слугами. Видно, знатная: людей с ней много, -- ответил голос, очевидно, принадлежавший старику, хозяину избы, где остановились наши путешественницы.
– - А вот мы сейчас узнаем, что это за знатная барыня!
Быстро отворилась дверь, и в избу вошел Тольский, одетый ополченцем; этот наряд очень шел к его статной, рослой фигуре.
При взгляде на него Настя как-то невольно вскрикнула и тут же выдала себя: несмотря на ее мужскую одежду, Тольский сразу узнал Настю.
"Какое сходство!.. Это она", -- подумал он и, обращаясь к Марии Михайловне, вежливо проговорил:
– - Кого я имею честь видеть здесь в такое время?
– - Я -- дочь генерала Михаила Семеновича Намекина.
– - Генерала Намекина?.. Алеша... Алексей Михайлович -- не брат ли ваш, сударыня?
– - Да, он мой брат.
– - Возможно ли? Какая встреча!
– - Вы знаете моего брата?
– - спросила у Тольского Мария Михайловна.
– - Знаю ли я вашего брата? Да он был мой лучший друг и приятель!
– - Кто же вы?
– - О, вы удивитесь, если я скажу вам, кто я. Да, впрочем, вам и говорить нечего: спросите об этом у вашего молодого спутника, -- с улыбкой промолвил Тольский, показывая на Настю.
– - Этот хорошенький мальчик знает, кто я и что я.
Настя растерянно прошептала:
– - Нет я... я не знаю.
– - Неужели вы не узнали меня? А я вот сразу узнал вас, несмотря на ваш необычный наряд.