Русский флаг
Шрифт:
— Не отвечать! — кричал я, когда первые стрелы полетели в мой маленький отряд.
Мы укрылись за заранее подготовленными щитами и просто пережидали обстрел. Стрелы не пробивали массивную дощатую преграду, от чего можно было быть вполне уверенным, что в этот раз потерь ни убитыми, ни ранеными в отряде не случится.
— Коня мне! — прокричал я, когда непродолжительный и бесполезный обстрел закончился.
В зрительную трубу я видел, как в нашу сторону устремились более четырёх десятков всадников. Ещё более сотни остались стоять на месте. Очевидно, там предполагали,
Это они, конечно, опрометчиво поступают. Я уже видел возможности своих бойцов, чтобы не просто стоять в обороне, но даже в значительной степени потрепать башкир.
Да, в таком бою у меня были бы большие потери, но, учитывая тот опыт, который мы приобрели в первой стычке со степняками, все возможно. Когда мы поняли, как можно более эффективно использовать своё оружие, то стали еще грознее. Всё-таки лук со стрелами лишь не намного более дальнобойный, чем даже стрельба из гладкоствольных фузей.
А если пускать стрелы не наобум, а прицельно, то, как ни странно, такое оружие даже может быть на каких-то десять-двадцать метров более эффективным. В то время, как пуля была намного более смертоносна, чем наконечники стрел.
— Поручик Данилов, если мы погибнем, то вам предстоит вывести отряд и отправиться в Уфу! — отдал я последнее распоряжение.
После я лихо запрыгнул в седло на спине самого сильного и быстрого коня. Уже научился более-менее верховой езде, не позорюсь, это уж точно. Хотя и не лихой наездник. Рядом меня уже ожидал сержант Кашин.
И вправду опасное я затеял мероприятие. Прямо сейчас нас двоих могут просто расстрелять издали, прервав мой пока что столь славный жизненный путь. Но первая моя жизнь была отдана Родине. Во второй жизни я также служу России. Так что должен предпринять теперь этот поход, помогая моему государству в будущих свершениях.
— Сомнения прочь! Уходит в ночь отдельный… — вырвалось у меня, когда мы с Кашиным двинулись навстречу сорока обозлённым степным воинам.
Безумству храбрых поём мы песню!
— Вжух! Вжух! — засвистели стрелы, устремившись в нашу с Кашиным сторону.
Глава 10
Если бы предоставить всем народам на свете выбирать самые лучшие из всех обычаи и нравы, то каждый народ, внимательно рассмотрев их, выбрал бы свои собственные
Геродот
Башкирские земли
1 сентября 1734 года
Сеитбай Алкалин наблюдал за тем, как небольшой русский отряд ощетинился ружьями, прикрылся щитами, отбивая его атаку стрелами. Но русские не произвели ни одного выстрела в ответ — а могли это сделать.
Батыр Сеитбай неплохо знал европейское оружие. Более того, у него даже была зрительная труба, которую башкирский старейшина когда-то купил у одного из русских чиновников за очень большие деньги. И вот в неё он сейчас и наблюдал то действо, что разворачивалось в степи, на юге Ногайской дороги, в землях, принадлежавших ему, старейшине.
С самого начала,
По крайней мере, именно так виделись для них все действия Оренбургской экспедиции.
Имея в своём составе тысячи человек, экспедиция перемещалась практически целыми армиями. И как тут понять, что больше половины её участников — это учёные или даже строительные артели. Их только лишь охраняют русские полки, снующие туда-сюда, за новыми партиями естествоиспытателей, инженеров и их работников.
Впрочем, для Алкалина и этот ничего не изменил. Нечего ходить и изучать земли башкир. Для чего, что высматривать? Чтобы чтобы назначить подушный сбор, принести рекрутский набор и остальные «прелести» централизованного государства.
Потому все действия русских имели однозначную оценку: это порабощение башкирских народов. Разве нужно строить крепости и вводить большие контингенты войск на земли, если их считаешь своими? Значит, русским мало того, что башкиры присягнули на верность русскому престолу, что постоянно сдерживаются и, как казалось большинству башкирских предводителей, вяло реагируют на все русские бесчинства.
И когда тихой сапой шло освоение русскими башкирских земель, это не было так заметно. То казаки поставят какую-нибудь крепость, начиная вокруг неё обрабатывать землю, то русские помещики или заводчики придут с отрядами охочих людей и начинают выстраивать остроги посреди степи, забивая земли, через которые проходили кочевья башкир.
Так и ладно бы. Можно было бы и договориться. Но тогда нужно платить деньги тем князькам, на землях которых обосновываются представители земледельческой цивилизации. Но и не в монете звонкой дело. Нельзя вот так вот просто прийти без подарков, без договора, и начать обрабатывать земли!
— Байсак, возьми свою полусотню и атакуй этих русских! — отдавал приказ Сеитбай Алкалин. — Испугай их, чтобы они сдались. Это ближние воины русской императрицы. Она может быть недовольна их смертями, и пришлёт больше войск, чем мы ожидаем, если будут убиты её охранники, с которыми она, как женщина…
Алкалин не стал продолжать, но его воины дружно заржали, явно пытаясь конкурировать в этом со своими конями.
Вот что ещё недооценивали в Петербурге, это то, что правительницей в Российской империи является мало того что женщина, так еще и незамужняя, но живущая с мужчиной. Такой факт вызывал только презрение у кочевников-мусульман. Да и у всех, кто принял православие, тоже не вызывает восхищения. В том, чтобы быть подданным падшей женщины, мало чести — вот как считали многие.
Эти степные народы весьма охотно шли в подданство к Петру Великому — мужчине, который показал, что он достойный воин и правитель. А сейчас… Образ императрицы лишь умножал недовольство у башкир. Росло возмущение и у русских, но уже от действий степных народов.