Русский характер

Хамаганова Татьяна

Дай-то Боже, чтоб все было гоже.

Есть только миг

– Эвгения! – послышался тенорок соседа Володьки. – Эвгения! Выдь, чё скажу!

– Чего тебе? – отозвалась Женя, недовольная, что отрывают от дела.

– Ты куда запрятала свово благоверного? – входя во двор, спросил сосед.

– Куда, куда? В санаторий отправила, вот куда! – домывая последнюю ступеньку крыльца, ответила женщина.

Женя насильно отправила Михаила в санаторий. В последнее время он шибко страдал от болей в ногах. Колени болели. Своим нытьем довел жену до истерической нервозности. Та приняла решение потратиться на лечение мужика, хотя была бабой скуповатой. «Мишку

подлечить стоит. В хозяйстве еще пригодится, – решила она. – На будущий год надо не трех, а пяток свиней откормить, мясо продать и построить флигелек во дворе для сына Лёньки. Парню уже тридцать пятый год пошел, а он все холостякует. Появится свой уголок, может, девок каких будет приводить, возможно, они и сами попрут к нему. Парень-то что надо! И ростом, и лицом вышел, только вот вялый какой-то, мягкий чересчур, будто из воска вылепленный. А ведь, с другой стороны, упрется, заупрямится, как соседский козел, с места не сдвинешь. Вот паразиты, сели на мою шею! Один тугодум из хворей не вылазит, другой тугодум никак семьей не обзаведется. Но, опять-таки, они роднее родных, любит она их, как же без них-то?»

– Мужшина круглосуточно находился под бдением жены, а тут такая вольница! Голова не закружится от крамольных мыслей, а, Эвгения? – опустился сосед на корточки возле крыльца и закурил, готовясь к долгой беседе.

– Не можешь правильно выговорить мое имя, нечего его трепать! – отрезала Женя.

– Не кипятись, сударыня. Это же красивее, чем просто Евгения. Прислушайся только: Эв-гения! Звучит? Звучит.

– Володька, уйди подобру, а? Не до тебя мне!

– Ну, во-первых, не Володька, а Вольдемар, – смачно сплюнул сквозь щербинку сосед, – во-вторых, амбицию мою не тронь, не люблю.

– Иди ты, какой из тебя Вольдемар! – замахнулась тряпкой на него Женя.

– И пошто вы, женщины, такие мелкотравчатые, а? Не можете поддержать беседу, пофилософствовать про жизть нашу бренную. С таким именем, как Эвгения, ты должна думать только высоким слогом, так сказать, русского романса.

– Опять с утра пораньше надрался? Ишь, потянуло его на философию!

– Я не пьяный, а хмельной. Хмельной – не больной: проспится, протрезвеет.

– Тебе только бы пить да гулять, да дела не знать.

– Эвгения, ты на харю-то мою не гляди, ты в мою душу загляни, – хмыкнул мужик. – Душа – она завсегда загадочна, и, как бы это ловчее выразиться, много чего есть в ней.

– И чего такое там увижу? – смахнула прядь со лба женщина.

– Утонченные мысли.

– Утонченные мозги! Они у тебя давно расплавились от натуги.

– Женщины никогда не понимали нас, особей мужского пола, и вообче красоту бытия, – вздохнул Володька. – Сообрази маленько мозгой-то: внутри у каждого индивида должна быть своя шкала ценностей. Конкретно.

– Где уж нам, бабам, красоту-то разглядывать, когда хлопот невпроворот. Это ты у нас пожизненно освобожденный от дел мирских.

Володя, мужичок под хмельком, непонятно какой масти, очень любил вести разговоры на разные темы, за что бывал не единожды и прогнан, и бит, но душа его жаждала общения. Он любил философствовать, видимо, и сам тащился от собственных мыслей. А тумаки и шишки воспринимал как что-то неизбежное, особливо от баб. Но при этом себя очень уважал и считал, что весь остальной люд-народ не дорос до его умственных размышлений, потому он всех великодушно прощал и не обижался. Жил по принципу: если нечего делать, лучше погулять. С полной и несомненной верой доказывал человеку, что тот всю жизнь пахал и фигу заслужил, а он, не напрягаясь, сумел-таки удержать бытие рутинное в его самых основных ценностях. На вопрос, что это за ценности, разводил такую бодягу, что никто не мог въехать в его мозги, чем повергал собеседника в состояние легкой комы, а то и клинической смерти.

– Может, мне за тобой

приударить, пока Михаэла дома нету, а? А чё, я мужшина хошь куды! Не смотри, что ростом не вышел, зато в корень ушел по самое пожалте.

– Ха! Осчастливил! За такие предложения Мишка мой даст в торец, три дня тебя со стены соскабливать будут.

– Суетно живете, от того и злые все. Про душу забыли, про Бога…

– Кто б говорил-то! Душа… Где ж она, интересно, расположена у тебя? В каком таком месте? – усмехнулась женщина.

– Понимашь чё, Эвгения, широта восприятия прекрасного зависит от качества души человека, чуешь? В данный момент моя душа витает во Вселенной. Вот ты, женщина, кажный день драишь крыльцо, вместо того чтоб хотя бы иногда полюбоваться облаками кучевыми на небесах, а то и звездами на небосклоне. Какое удовольствие получаешь от этих бессмысленных телодвижений, уткнувшись носом в доски? Мне это очень интересно знать. Оттого что крыльцо неделю простоит немытым, рухнет под тяжестью грязи? Что изменится в твоей жизни? Вообче в стране, в мире? Надо смотреть не под ноги, а за горизонт! Так я думаю.

– Уйди, Володька, от греха подальше, пока не огрела тебя мокрой тряпкой! Надоел ты мне своей болтовней, – опять замахнулась на него женщина. Женя, широкая в плечах, с крупными бедрами и ступнями, но неожиданно мелкими чертами лица, деликатностью не страдала, могла свободно пустить кулаки в дело, если что не устраивало ее.

– Грубая ты, Эвгения. Я о смысле жизни, а ты меня тряпкой. В свои сорок семь лет я шибко разуверился в людях. Гармонии в жизни нету. Ты зачем мужа отправила в санаторий, в этот рассадник непорочных дев? Напьется минералки, получит пару-тройку сеансов массажа, и разум его будет испорчен похотью, вожделением. Уразумей мозгой-то.

– Сказанул тоже, – хохотнула женщина. – Какая баба на него глянет? Он же еле по ступенькам поднимается, коленки трещат – за версту слыхать. На черта ему этот секс окаянный? Не до жиру, быть бы живу!

– Глупая женщина, в каком веке ты живешь? Наш век – это век коротких встреч, недолговечных увлечений и шибко быстрых разлук. Будешь в ярости ножовку искать.

– Это еще зачем?

– Наставит он тебе развесистые рога, распиливать придется, а то бошку-то оттянет назад, – серьезно промолвил Володька.

– Лжешь, однако?

– Учти, я никогда не лгу, иногда просто недоговариваю. Несмотря на хрусткие коленки, твой мужик статный, породистый, а бабы таких любят. Острейшая нехватка мужшин по причине пьянства и алкоголизма превращает женщин в акул вампиризма. Им без разницы, больной али там увечный. Лишь бы достоинства было в избытке. А у твоего оно вызывает уважение.

– Слухай, сосед, дуй отседова, а! Не кипяти мои мозги! Без тебя тошно!

– Путаны расставили силки свои от Москвы до самых до окраин, имей в виду! – Володька, удовлетворенный беседой, неторопливо поднялся с корточек. Он принадлежал к тем натурам, которым недостаточно просто жить, а необходимо знать, для чего другие живут. Это же как есть вызывает нездоровый интерес.

– Путаны! Слово-то какое поганое, говори ужо как есть – проститутки, а то попрятались за иностранными словами и думают, что благородными стали. Грехи свои не попрячешь от Бога, как бы красиво ни обзывалися, – проворчала женщина.

– Вот ты тут права стопроцентно! – обрадовался новой теме Володя, собравшись было уходить. – Я абсолютно с тобой согласный. Глянь, чё удумали, убийцу киллером назвали, а этих, как их, грабителей – рэкетирами. Путана, киллер, рэкетир – звучат непонятно, прямо скажем, загадочно, усекаешь? А пацанва необразованная видит в этих словах дух романтики, думает, что это такие деньжастые специальности. Девки мечтают путанами стать, а парни, которые похитрее, в рэкетиры идуть, а которым ума не дадено – в киллеры, вот до чего мы дожили! Перестройка, язви ее!