Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
На основании рапорта Михалевича Коцебу рекомендовал Барща к назначению викарным где-либо в западных губерниях, при условии надзора со стороны старших священников и обязательства совершать дополнительное богослужение по-русски (вообще перевод католических священников из Царства Польского в империю и наоборот практиковался в исключительных случаях). В МВД, конечно, понимали, что главным мотивом русификаторского рвения «американского» ксендза могло быть элементарное стремление выслужиться, погоня за фортуной. Однако нехватка кадров, нужных для расширения минской кампании, ощущалась столь остро, а добровольцы были и в самом деле такими редкими птицами, что вчерашнего монастырского сидельца в феврале 1877 года принял в Петербурге сам товарищ министра Л.С. Маков. Как ясно из письма Макова Сиверсу, Барщ и здесь мигом прошел тест на фанатизм: «Физиономия внушает доверие, образ мыслей верный и не фанатический, злобы и желчи против преследовавшего его епархиального начальства незаметно; напротив, в этом отношении видна сдержанность и кротость; знание русского языка весьма слабое». Последнее обстоятельство, кажется, менее всего смущало бюрократов, курировавших русификацию костела. В докладе министру Сиверс предлагал назначить Барща викарным в Игуменский костел, замечая, что кандидат «дает повод надеяться, что скоро выучится» русскому языку [2009] . Назначение (официально от имени управляющего епархией Жилинского) состоялось уже в марте того же года.
2009
Там
В Игумене Барщ сдержал обещание не употреблять польский язык в службе и при требах. Можно догадываться, что русские тексты молитв он произносил с ошибками и сильным акцентом, но едва ли чистый и беглый выговор предотвратил бы грядущий конфликт с паствой. При личной встрече Барщ снискал симпатию Сенчиковского, который очень скоро выхлопотал ему производство в настоятели в том же приходе. Сенчиковский заступился за него и при первой крупной неприятности с паствой: в мае 1877 года Барщ отказался совершать погребение почтенного прихожанина на том основании, что тот не исповедался на Пасху. Многих прихожан это возмутило. Визитатор же подтвердил соответствие поступка Барща букве канонического права, предупредив его, впрочем, чтобы в будущем он по этой части был уступчивее, «так как мера эта в западном крае неприменима». Поладил Барщ и со своим непосредственным начальником, игуменским деканом М. Олехновичем. От того не укрылось, что Барщ находится в раздоре со многими из своей паствы, но такого рода напряженность была более чем обычной в «русских» приходах. Олехнович не шел дальше иронических замечаний о «рассеянности» Барща, сбивчивости его речи (при том что между собой они говорили по-польски), о привычке посреди разговора вскакивать и пускаться в бег по комнате: «…ксендзу Барщу вредит излишнее питье баварского пива или, быть может, трудно ему отвыкнуть от индейских манер» [2010] .
2010
Там же. Л. 140, 165.
Карьера «прогрессивного человека» оборвалась в сентябре 1877 года, когда прихожане обвинили его в содомии. Четверо юношей, в возрасте от 15 до 22 лет, показали, не скупясь на детали, что каждого из них по отдельности Барщ под разными предлогами зазывал к себе домой (младшего – «на крыжовник») и там после недолгого «ухаживанья» пытался изнасиловать [2011] . Ксендза арестовали, началось следствие.
Совершал или не совершал Барщ инкриминированные ему деяния (или, точнее, покушения на них), не так уж важно для настоящего исследования. Историку в подобных случаях вообще трудно судить о виновности или невиновности в юридических терминах. Для католиков в Российской империи, не избалованных возможностями легального протеста против государственного вмешательства в религиозную жизнь, опорочивание неугодного ксендза служило одним из немногих доступных способов самозащиты, следовательно, вероятность фабрикации доносов надо признать высокой [2012] . Но интереснее попытаться выявить культурный контекст данного казуса, смысл, вкладываемый в обвинение, как и то влияние, которое обвинение и ответные оправдания оказывали на восприятие бюрократами злополучного священника и персонифицируемой им группы в католическом духовенстве [2013] .
2011
Там же. Л. 141 и сл.
2012
За пределами настоящего исследования остается вопрос о статусе (возможно, менявшемся) педерастии в иерархии претензий католиков к своим священникам во второй половине XIX века. Замечу лишь, что в попытках дискредитировать католическое духовенство западных губерний в 1860-х годах местные администраторы часто разыгрывали карту нарушения целибата; тема же «мужеложства», насколько мне известно, в дискурсе о ксендзах тогда не возникала. В жалобах прихожан на ксендзов-русификаторов в 1870-х годах встречаем обвинения как в мужеложстве, так и в сожительстве с женщинами.
2013
Примером культурно-исторического анализа обвинений духовенства (а именно русского православного епископа в Сан-Франциско) в педерастии в XIX веке является работа Т. Эммонса: Emmons T. Alleged Sex and Threatened Violence. Doctor Russel, Bishop Vladimir, and the Russians in San Francisco, 1887–1892. Stanford, 1997.
Сначала высшие чины МВД поставили на Барще крест. Не то чтобы они начисто исключали вероятность его невиновности. Скорее, они полагали, что, даже оправданный, Барщ станет живым напоминанием о скандале и поводом к дискредитирующим слухам. Маков просил минского губернатора договориться с губернским прокурором о том, чтобы «прекратить… дальнейшее направление этого дела в уголовном порядке» – как ввиду «услуг, оказанных ксендзом Барщем мере введения русского языка в римско-католическое богослужение», так и потому, что «оглашение означенных позорных действий ксендза, сочувствующего видам Правительства, не могло бы не отразиться невыгодно на самой мере введения русского языка и на других духовных лицах, действующих в том направлении». Прокурора следовало заверить, что заключение в монастырь станет для Барща достойным наказанием. Так как в западных губерниях новые судебные учреждения (кроме мировых судей) и порядок следствия и судопроизводства не были введены, такая патриархальная договоренность оставалась еще в норме вещей.
Иной взгляд на случившееся отстаивал Сенчиковский. Барщ ему написал, что мнимые пострадавшие выше ростом и «на вид» явно сильнее его, применить к ним насилие он не смог бы физически [2014] . Визитатор предпринял энергичную попытку реабилитации подчиненного, обратившись напрямую к Макову. Аргументом более убедительным, чем сравнение роста и физической силы, он находил ссылку на происшедшую незадолго перед тем ссору между Барщем и его органистом К. Швейковским. Вообще, органисты в трактовке Сенчиковского служили одним из главных инструментов «польской интриги», орудием противодействия русскоязычной службе. Учитывая, что переход с польского на русский, с заучиванием наизусть новых текстов, являлся для органистов трудностью профессионального свойства, их неприятие реформы было естественным, но у Сенчиковского оно становилось звеном в его конспирологии, рисующей картину сплоченного польского натиска на «русское дело» [2015] . Это, кстати сказать, помогало ему обеспечивать казенные субсидии учрежденной им в Минске, под личным надзором, школе органистов, призванной воспитать новое, преданное «русскому делу» поколение помощников духовенства.
2014
РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 284. Л. 142–142 об. (письмо Макова Чарыкову от 13 сентября 1877 г.), 160–161 (письмо Барща Сенчиковскому).
2015
«Органиста, польского интриганта, визитатор удаляет сам и доносит об этом начальству», – таков был пункт ранней версии инструкции визитаторам 1876 года, составленной Сенчиковским (Там же. Д. 3082. Л. 5 об).
Ссора Барща со Швейковским получила политическое значение: органист будто бы не раз позволял себе исполнять польские песнопения и даже светские патриотические гимны, вынуждая
2016
Там же. Л. 156–157 (письмо Сенчиковского Макову от 23 сентября 1877 г.). Незадолго до того, 18 сентября, Сенчиковский писал о том же губернатору: «Страшно, но необходимо начать вопрос о несчастном ксендзе Барще, который, могу ручаться, сделался жертвою подстрекательства и сильной интриги. …[Надо] помочь горю, которое нас всех, служащих на русском языке, до того убило и обескуражило, что мы стыдимся пройти через город, и как ксендз Олехнович выразился: “Мы мучимся хуже, чем в пекле”. Это для нас – ужасная неприятность, а для врагов – великая радость» (Жиркевич А.В. Из-за русского языка. Ч. 1. С. 382. Жиркевич публикует текст письма без каких-либо пояснений об обстоятельствах, его вызвавших).
2017
Напомню, что еще в 1872 году на Сенчиковского поступил донос с таким же обвинением, повлекший за собой специальное расследование епархиального начальства, причем следователем был И. Юргевич, в 1876 году ставший вторым визитатором (РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 3083. Л. 38 об. [упоминание этого факта в прошении Юргевича министру внутренних дел от 19 января 1879 г.]). Сенчиковский был оправдан, но доносы поступали и позднее.
Маков проявил интерес к подсказанной его протеже версии. В ноябре 1877 года он лично приказал минскому губернатору уволить Швейковского и не допускать впредь его назначения на должность органиста где бы то ни было в губернии. Барща же выпустили из тюрьмы на поруки. Хотя следствие по каким-то причинам не было замято, у МВД оставался шанс повлиять на решение суда. Этот план удался, но еще до этого история получила новый оборот. Кандидатура Швейковского не подошла на роль «польского интригана». Начальник Минского жандармского управления в январе 1878 года известил МВД, что уволенный органист не только всегда добросовестно исполнял свои обязанности, но и является одним из ценных агентов тайной полиции – специализируется на слежке за католическими священниками. Случайно застав Барща за попыткой гомосексуального сношения, Швейковский подвергся с его стороны гонению. Жандармский начальник ходатайствовал о разрешении Швейковскому продолжать службу органистом [2018] .
2018
Там же. Д. 284. Л. 172 (отношение Макова Чарыкову от 30 ноября 1877 г.), 189 (отношение Чарыкова Макову от 2 февраля 1878 г.). В ноябре 1878 года Швейковский был назначен органистом в один из «русских» костелов (Там же. Л. 208).
Эта новая версия также имела свою мифотворческую убедительность. Добровольное участие Барща в русификации костела представало иезуитской уловкой, а на первый план выступала трафаретная фигура ксендза, подлежащего неусыпному надзору. «Прогрессивный человек» вновь оборачивался темным авантюристом. Столкновение двух дискурсивных конструкций могло бы разрешить тщательное повторное расследование, но к тому моменту губернатор, действуя по указке МВД, уже направлял местную уголовную палату к оправдательному приговору, который и был вынесен, а через несколько дней в МВД узнали о заслугах Швейковского [2019] .
2019
С любопытными искажениями и домыслами история Барща рассказана в книжке Я. Пшибышевского – одном из опытов польского патриотического нарратива конца XIX века о защите костела на «кресах». Автор ошибочно называет местом службы Барща Новогрудок и, полностью умалчивая об обвинениях в гомосексуализме, сообщает, что «сразу после первой проповеди на русском языке» ксендза-авантюриста поймали и облили ему горячей смолой пенис, после чего он немедленно отказался от места и убрался назад в Америку (Przybyszewski J. Jezyk rosyjski w katolickim rytuale i w dodatkowem naboze'nstwie. S. 159–160). Выскажу очень осторожное предположение, что причиной умолчания могло быть не незнание деталей, а нежелание автора ссылаться на доносы прихожан. Что, в свою очередь, может свидетельствовать о сомнениях в справедливости этих доносов. Обратим внимание и на то, что героизирующая поэтика рассказа преподносит одну-единственную проповедь на русском как достаточное основание для столь сурового возмездия, которое одновременно уничтожает саму возможность возникновения (неупомянутой) темы гомосексуального совращения.
Барщ, однако, сам помог бюрократам выйти из затруднения. Еще в конце 1877 года, после освобождения на поруки, он предпринял (или инсценировал) попытку самоубийства. Вынутый подоспевшим слугой из петли, он божился, что кто-то хотел его задушить [2020] . Врач после некоторых колебаний признал его вменяемым, в каковом качестве он и был затем, пусть формально, предан суду. Однако Барщ тогда же заставил своих покровителей усомниться в этом диагнозе, начав забрасывать Макова многословными путаными посланиями (последнее из этих писем было получено в МВД в феврале 1878 года). Барщ уверял, что берется в самом скором времени, при массовой поддержке и даже по просьбе католического духовенства Царства Польского (годом раньше заточившего его в монастырь), ввести в костелах русскоязычное богослужение. Не заботясь о логике, он ставил знак равенства между народной религиозностью и политической лояльностью, а из последней выводил готовность жителей Царства Польского слушать в костелах службу даже на непонятном русском языке:
2020
РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 284. Л. 169–171.
Много католических ксендзов… в Царстве Польском просило меня заявить их желание Вашему Высокопревосходительству, что и они желают в римско-католических костелах употреблять русский язык при дополнительном Богослужении… Народ мог свыкнуться к латинскому языку в костелах, мог свыкнуться к явлениям, чудесам, мог свыкнуться к фанатизму, может свыкнуться и к русскому языку, который дает понятие возобновления новой приверженности к нашему монарху. …Где же можно в других государствах приискать настолько чувственно религиозных народных скопищ к чудотворным местам, крестам, иконам Спасителя Иисуса Христа, Матери Божией и других Святых… [2021]
2021
Там же. Л. 174, 178–178 об. При цитировании сохранены речевые особенности оригинала.