Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
С этой точки зрения попытка ввести русский язык в стенах католических храмов, при всех деструктивных последствиях (да и, пожалуй, бесплодности по части ассимиляции католиков-белорусов [2095] ), положительно отразилась на постепенном переосмыслении принципов конфессиональной политики. Дорого давшееся понимание, что такое, казалось бы, «внешнее» новшество, как смена языка молитв и гимнов – даже не литургии! – есть чувствительное вмешательство в религиозную жизнь, готовило почву для отказа от упрощенных просветительских рецептов «рационализации» религиозности подданных.
2095
В недавней публикации П. Терешкович высказал предположение о том, что, несмотря на технический провал русскоязычной службы в костеле в белорусских губерниях, в более широком смысле кампания деполонизации католицизма, как и политика массовых обращений в православие, способствовала большей «пластичности» конфессиональной и этнической самоидентификации местного населения и, в конечном счете, сокращению к концу XIX века численности людей с польской самоидентификацией (Терешкович П. Пограничье как судьба: Метаморфозы идентичности в восточноевропейском пограничье // Ab Imperio. 2009. № 1. С. 216–220). Вероятно, более или менее вынужденный отказ от польскости в пользу (русско-)белорусского самоопределения мог быть в каких-то случаях последствием «маленького культуркампфа» Сенчиковского (хотя, в отличие Терешковича, мне вовсе не кажутся очевидными
Глава 11
Пренебрегая иудаизмом: тихий поворот к сегрегации евреев
Как мы видели в главе 9, сформулированный П.А. Бессоновым проект обучения евреев самими евреями на русском языке, призванный усовершенствовать «уваровскую» систему сепаратного образования, не ставился открыто под сомнение в местной бюрократии по крайней мере до 1867 года. Однако уже в 1866-м в виленской администрации наметился новый поворот в еврейской политике – в сторону отмены сепаратных еврейских школ. Побуждением к такой реформе стало теперь не просветительское стремление к секуляризации еврейского образования, заявившее о себе в 1850-х годах, например, в предложениях Н.И. Пирогова, а усиление юдофобской тенденции к сегрегации евреев. Отказ виленских властей от системы отдельных школ становится понятнее, если принять во внимание, что перемены в воззрениях на «еврейский вопрос» конца 1850-х – первой половины 1860-х ни в коей мере не задели корней культурного и эмоционального отчуждения чиновников, да и далеко не только их одних, от еврейского населения и от иудаизма. Стереотипность представлений о еврейской обособленности и инакости делала позицию властей в отношении самого принципа отдельности образования подверженной воздействию субъективных и иррациональных факторов.
Планы отмены уваровской системы: «оневежествление» или дальнейшее просвещение евреев?
В сущности, к началу 1867 года руководство ВУО уже не имело позитивной программы сохранения отдельных училищ, и если оно готово было повременить с постановкой вопроса об их отмене, то в основном по соображениям бюрократической рутины. Прошения виленских и ковенских миснагедов несколько продлили этот период неопределенности – бюрократам казалось неудобным обнаружить свое нерасположение к существующим учебным заведениям именно в тот момент, когда те подвергались нападкам со стороны «фанатиков» (при всем отличии их мотивов и целей от чиновничьих). Тем не менее вскоре после отклонения прошений миснагедов Корнилов и его сотрудники дали почувствовать маскилам условность оказанной им поддержки. В мае 1867 года редактор «Виленского вестника» Де Пуле со слов преподавателя раввинского училища Шерешевского сообщал в частном письме: «Евреи очень смущены отношением округа к раввинскому училищу, который (округ. – М.Д.) мстит училищу презрением за сочувственное отношение Вестника к евреям» [2096] .
2096
ОПИ ГИМ. Ф. 56. Д. 515. Л. 60 об. (письмо Де Пуле Бессонову от 13 мая 1867 г.).
К осени 1867 года Корнилов «дозрел» до заявления – конечно, в бюрократических формах – своего несогласия с сохранением отдельных училищ. Отправной точкой послужил упомянутый выше циркуляр генерал-губернатора Э.Т. Баранова от августа 1867 года о предстоящем полном административном слиянии христианского и еврейского населения в сельской местности. Вскоре после этого, в сентябре, Корнилов в докладе Баранову по второстепенному вопросу (о предложении членов виленской Комиссии по еврейским делам Герштейна и Леванды ввести в виленской Талмуд-торе обучение ремеслам) выступил за отмену свечного сбора – особого налога с евреев, который шел на содержание отдельных училищ. При чтении доклада трудно отделаться от впечатления, что высокопоставленным бюрократом руководили не столько соображения государственной пользы или принципиальные националистические убеждения, сколько раздражение, вызывавшееся видимостью благосостояния евреев. В общих чертах зная историю свечного сбора, он тем не менее изображал его какой-то уловкой, придуманной евреями для просвещения своих детей за счет соседей христиан:
Христианские обыватели так бедны, что во многих местностях не в состоянии выдавать незначительных пособий на приличное содержание своих приходских училищ… Казенные еврейские училища обеспечены лучше приходских училищ, ибо собираемый с евреев свечной сбор идет только на еврейские учебные заведения. Между тем, справедливо желать, чтобы еврейские общества, живущие на русской земле, промышляющие корпоративной эксплоатацией крестьянского труда и монополирующие в городах и местечках, – принимали по крайней мере хотя некоторое участие в содержании начальных училищ, где обучаются дети тех сословий, которых евреи эксплоатируют и трудами которых пользуются и наживаются.
Короче говоря, свечной сбор на самом деле оплачивался трудами крестьян, попавших в кабалу к евреям. А потому привлечение евреев к оплате расходов на общие учебные заведения «гораздо полезнее, чем поддержание сепаратных еврейских училищ» [2097] .
Спустя два месяца Корнилов развил эту тему в пространном представлении Баранову (от 11 ноября), где речь уже прямо шла об отмене отдельной системы образования для евреев. На первый план выставлялось плачевное положение большинства христианских приходских училищ, которые финансировались частично из казначейства, частично – местными городскими и сельскими обществами. Именно в том месте доклада, где логическая структура текста требовала объяснения, почему же местные общества столь часто уклоняются от уплаты сбора на эти училища, Корнилов вкрадчивым тоном рассказчика, дающего ключ к сюжетной разгадке, начинал излагать: «В то время как приходские училища… находятся… в самом бедственном положении, в тех же городках и местечках существуют… особые еврейские казенные училища… и школы русской грамоты, которые по материальному своему обеспечению сравнительно гораздо лучше приходских…». По подсчетам Корнилова, каждое из примерно 100 приходских училищ обеспечивалось ежегодной суммой в 460 рублей, а каждое из 48 еврейских начальных училищ (считая вместе училища 1-го разряда и школы русской грамоты) – почти в 1100 рублей. Вывод был прост: упразднив свечной сбор, ввести общий училищный налог, распределяемый между христианами и евреями соразмерно благосостоянию. Корнилов не сомневался в том, что в каждом городе и местечке можно открыть «одно или несколько хороших приходских училищ», если соединить в фискальном отношении «христианские общества с еврейскими, более их многолюдными и достаточными» (в чем у него тоже не имелось сомнения) [2098] .
2097
РО РНБ. Ф. 377. Ед. хр. 185. Л. 2 об. – 3 об. (доклад Корнилова Баранову
2098
Корнилов И.П. Русское дело в Северо-Западном крае. С. 294–298 (представление Баранову от 11 ноября 1867 г.).
Несмотря на приведенные тут же формальные калькуляции, этот прогноз в основе своей был умозрительным и недобросовестным: Корнилов совершенно не касался вопроса о том, как же смогут сохранить свои благосостояние и платежеспособность проживающие в селах евреи после их подчинения волостям без наделения землей – а именно это предлагалось во вдохновлявшем его циркуляре Баранова [2099] . Попечителя ВУО занимала не столько поддержка приходских училищ, сколько решение проблемы еврейской «замкнутости». По его словам, свечной сбор вкупе с коробочным «поддерживают и укрепляют отдельность и силу еврейских корпораций и возвышают в среде их кредит и власть еврейских старшин». Голос Брафмана четко различим в этих строках, а еще более в замечании о том, что свечной сбор «для большинства евреев весьма тягостен», ибо при его взыскании «бедные семейства продают последнее свое достояние», а часть собранной суммы непременно оседает в руках «старшин», «на поддержание исключительно еврейских интересов».
2099
В отличие от Корнилова, некоторые губернаторы, которым позднее был прислан на рассмотрение составленный Брафманом полный проект причисления евреев к сельским обществам, трезво судили о неизбежных последствиях его реализации, в том числе и в сфере образования. Например, минский губернатор писал: «Евреи не будут пользоваться общими больницами, так как они должны соблюдать кошер, не будут пользоваться общими школами, которые имеют вероисповедный характер… а между тем их общественное имущество перейдет в общинное достояние» (LVIA. F. 378. BS. 1869. B. 40. L. 353 ap. – 354).
Вооруженный «теорией кагала», Корнилов рассматривал отдельные училища для евреев в новой перспективе. В более ранних программных документах ВУО, трактовавших дилемму еврейского образования, по крайней мере делалась попытка оценить функциональность этих заведений в просветительских и педагогических терминах. Теперь же Корнилов трактовал училища, неразрывно с институтом свечного сбора, как составную часть скрытого от властей механизма социального господства внутри еврейства. С этой точки зрения, прежние заявления об их пользе для обрусения евреев теряли силу: «…эти училища, как предназначенные исключительно для евреев, способствуют обособлению их от христианской среды с самого детства…» [2100] .
2100
Корнилов И.П. Русское дело в Северо-Западном крае. С. 295, 296.
С учетом прежних заявлений самого Корнилова и его сотрудников вызывает серьезные сомнения тот оптимизм, с которым он в ноябре 1867 года заговорил о готовности и охоте евреев к обучению не в отдельных, а общих заведениях, включая гимназии. (Подчеркну, что речь идет о воззрениях бюрократов, а не о действительных предпочтениях тех или иных групп еврейского населения.) Указывая на вновь предоставленные некоторым категориям евреев преимущества и «сильное поднятие русского духа» в Западном крае, он уверял, что «евреи, без сомнения, еще не масса, но весьма многие, ясно видят всю необходимость русского для себя образования» и «вовсе не чуждаются обучения в общих училищах вместе с христианскими детьми». Выставив в подтверждение этого цифры [2101] , Корнилов заключал: «Нет никакого сомнения, что с закрытием отдельных еврейских училищ число учащихся евреев и евреек в общих училищах… должно будет значительно увеличиться» [2102] .
2101
В средних учебных заведениях ВУО училось на тот момент около 390 евреев (из них в гимназиях – 263 против 2847 неевреев), а в приходских и сельских училищах – примерно 1000. Данные по гимназиям приводятся по чуть более поздней (начало 1868 года) сводной ведомости по ВУО: LVIA. F. 567. ap. 6. B. 1411. L. 49.
2102
Корнилов И.П. Русское дело в Северо-Западном крае. С. 300–301.
До этого, напомню, администраторы ВУО разделяли мнение, высказанное педагогическим советом раввинского училища в начале 1867 года, а именно что число еврейских учеников в гимназиях «ничтожно». Приведенные Корниловым точные данные не явились для ВУО откровением, но прежде считавшийся «ничтожным» показатель расценивался теперь как знак обнадеживающего старта [2103] . Конечно, надо учесть, что в картину вводился новый фактор – проектируемое закрытие отдельных училищ. Но действительно ли оценка динамики притока еврейских учеников в общие заведения была столь радикально переосмыслена? Есть основания предположить, что этот оптимистический прогноз не отражал действительных расчетов Корнилова и его советников и выполнял чисто служебную функцию – предупредить возражения со стороны тех, кому отмена отдельной системы образования показалась бы слишком внезапной. (К примеру, тот же Катков, последовательно критиковавший программу казенных еврейских училищ, ратовал за их сохранение до поры до времени, только без преподавания религиозных предметов.) Прежде всего, текст представления от 11 ноября разъедается внутренним логическим противоречием. Призывы к обучению евреев в общих средних и начальных заведениях, вместе с православными, диссонируют не только с юдофобскими отзвуками риторики, но и по крайней мере с одним конкретным пунктом предложений. Он свидетельствует о том, что для Корнилова по-прежнему непредставимым оставалось массовое вхождение евреев в образованную элиту, да и просто заметное еврейское присутствие в привычной городской жизни. Излагая план преобразования раввинского училища в специальное заведение для подготовки исключительно раввинов, попечитель обмолвился, что такое ограничение необходимо и потому, что «некоторые воспитанники, окончив курс в раввинском училище, поступают в университет и уже не возвращаются в местную еврейскую среду» [2104] .
2103
Немаловажным обстоятельством был выбор Корниловым ближайшего помощника при составлении (а, возможно, и предварительном обсуждении) поворотного доклада в ноябре 1867 года. Черновик документа составлен инспектором ВУО В.П. Кулиным, который, в отличие от своего коллеги, эксперта по еврейским делам Г.Э. Траутфеттера, не был сторонником сохранения отдельной системы еврейского образования (LVIA. F. 567. Ap. 6. B. 1690. L. 46–48 etc.).
2104
Корнилов И.П. Русское дело в Северо-Западном крае. С. 302.