Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
В свою очередь, жандармский штаб-офицер по Виленской губернии полковник А.М. Лосев в донесении высшему начальству приоткрывал завесу над «кухней» миссионерства в Быстрице: «[По распоряжению Хованского] чрез местных жандармских унтер-офицеров была проведена мысль, что они (крестьяне. – М.Д.) всего более могут доказать благодарность своему Государю-благодетелю принятием той веры, которую он сам исповедует…». «Странно, что уездн[ый] начальник уполномочен объявлять о том, что может быть приятно Государю», – прокомментировал это сообщение один из высших чинов III Отделения [1127] . В том, однако, и состояло дело, что Хованского никто на это не уполномочивал: нижестоящие чиновники в Виленском генерал-губернаторстве были смелее своего начальства в проповеди православия «именем Правительства» и даже императора.
1127
ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 39. 1864 г. Д. 82. Л. 28 об. – 29, 31 (записка Лосева управляющему II
Из виленских русификаторов наиболее ценным откровением об организации «присоединения» в Быстрице одарил историков А.П. Стороженко, в 1866 году выдвинувшийся на роль фактического руководителя кампании обращений. Его идея фикс (ниже разбираемая подробнее, с учетом практических последствий) заключалась в устройстве обращений силами ксендзов, готовых или специально вынуждаемых властями к принятию православного священнического сана. Одним из этих парадоксальных кандидатов в миссионеры был не кто иной, как Сульжинский, которого после быстрицкого скандала не лишили ни свободы, ни сана. Возражая губернатору Панютину, изумленному столь странным выбором, Стороженко в секретном письме генерал-губернатору Э.Т. Баранову доказывал, что для задуманного им предприятия вовсе не годятся благочестивые и почитаемые паствой ксендзы. Нужны, напротив, такие, как Сульжинский: «Нарекание на Сульжинского Р[имско]-к[атолического] духовенства (в безнравственности. – М.Д.) было совершенно основательно. Чтобы вызвать снисхождение военного начальника при следствии, он много способствовал к обращению прихожан в православие, так что дело ясное затемнили до такой степени, что по суду Сульжинский не был обвинен» [1128] .
1128
LVIA. F. 378. BS. 1864. B. 1331a. L. 63, 61 ap. (записка «Возражения на записку виленского губернатора от 17 ноября 1867 года», представлена при письме от 30 ноября 1867 г.). Подтверждение того, что дело «затемнили», находим в письме Кауфмана П.А. Шувалову от 25 августа 1866 г., где говорится, что Сульжинский был смещен с должности настоятеля «за предание земле тела задушенного ребенка» (ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 39. 1864 г. Д. 82. Л. 59). Интересно, что эта версия повторяет навет Сульжинского на родителей ребенка.
Свидетельство Стороженко соотносится – в части фактов, но не их оценки – с фрагментом записки А. Киркора от мая 1866 года, посвященной обличению произвола и злоупотреблений крайних русификаторов в администрации Кауфмана. Не называя имени Сульжинского, Киркор описывал его назначение в Быстрицу как стратагему, которую обратители желали применить и к другим приходам:
…предполагая занять какой-либо приход, прежде всего удаляют оттуда настоятеля, а взамен его присылают другого ксендза, готового на всякие уступки. Так, напр., в таких случаях употребляли одного ксендза тринитария, который за пьянство приговорен был епархиальным начальством к покаянию, с воспрещением совершать Св. Литургию. Новоприезжий ксендз, не пользующийся доверием своих прихожан, а часто внушающий даже к себе презрение за порочное поведение, разумеется, не может служить препятствием миссионерской деятельности военного начальника… [1129]
1129
РГИА. Ф. 908. Оп. 1. Д. 271. Л. 18.
Если бы не признание Стороженко, у нас были бы основания заподозрить Киркора в приписывании нечестивым миссионерам «демонической» изворотливости. Разумеется, нет оснований полагать, что вымогательство денег за похороны входило в план, заранее согласованный между военным начальником Хованским и ксендзом Сульжинским. Но вполне вероятно, что некий план подталкивания прихожан к православию самим ксендзом существовал, как вероятным до скандала со взяткой было и иное развитие сценария – не удаление проштрафившегося пособника, а возведение его в настоятели нового православного прихода. Именно это вскоре произошло в соседней Подберезской (Подбржеской) волости, где католический священник Стрелецкий, в православии нареченный Иоанном, в те же самые месяцы лучше справился с возложенной на него задачей перетягивания собственной паствы в православие. В марте 1866 года он был присоединен к православию в торжественной обстановке в Виленском соборе [1130] . Вскоре его бывший католический приход закрыли, а вместо него учредили приход православный: на тот момент против 1400 «присоединившихся» насчитывалось около 3800 остающихся в католицизме.
1130
Там же. Ф. 797. Оп. 36. Отд. 4. Д. 56. Л. 4–4 об. (отношение митр. Иосифа обер-прокурору Св. Синода Д.А. Толстому от 24 марта 1866 г.).
Согласно официальной версии, Стрелецкий был прямо-таки идеальным миссионером: «…еще в звании латинского ксендза, несмотря на двусмысленное свое положение, безбоязненно содействовал обращению к Православию своих прежних прихожан, разъезжая по селам и домам, увещевая, наставляя, убеждая и привлекая их к истинной Православной церкви; так что посланные туда православные священники в течение одного месяца присоединили сих прихожан более тысячи трехсот человек». Жандармский рапорт об успехах Стрелецкого, в целом столь же хвалебный, все-таки напоминал о прозе мирской жизни: переходу Стрелецкого, писал осведомленный Лосев, «способствовал его родной дядя, старый заслуженный полковник, [который]
1131
ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 39. 1864 г. Д. 82. Л. 32.
Стрелецкий был серьезной ставкой виленских миссионеров, надеявшихся, что по той же модели могут быть организованы обращения во многих других приходах. Инициатива расширения кампании шла снизу. В мае 1866 года Н.Н. Хованский в довольно требовательном тоне – невзирая на огромную субординационную дистанцию между генерал-губернатором и уездным военным начальником – напомнил Кауфману о необходимости поддержать миссионерский пыл Стрелецкого:
Перед его присоединением с разрешения Вашего Высокопревосходительства я объявил ему, что он ничего не потеряет из бывшего своего содержания, духовное начальство обещало его представить к кресту… Прошло два месяца, и о. Иоанн не видит исполнения ни одного обещания, между прочим я знаю наверно, что нашлись бы ему последователи, но кто же согласится потерять более половины своего содержания… [1132]
1132
LVIA. F. 378. BS. 1866. B. 1208. L. 1 ap. (рапорт Хованского Кауфману от 29 мая 1866 г.).
Кауфман внял призыву. В августе того же года он предложил обер-прокурору Синода Д.А. Толстому ходатайствовать перед императором о назначении Стрелецкому, сверх штатного оклада в 300 рублей серебром, пожизненной пенсии в таком же размере. Генерал-губернатор пояснял, что в бытность ксендзом его протеже получал 400 рублей казенного жалованья и имел до 1000 рублей дохода с прихожан – теперь же он, являя пример священнического бескорыстия, наперекор молве католиков о стяжательстве «попов»-схизматиков, отказался от взимания треб с паствы (полагаясь, как мы знаем, на обещание Хованского – но об этом Кауфман в Синод не писал). Из черновика отношения Кауфмана Толстому был вычеркнут аргумент, слишком уж открыто выдающий связь нужд Стрелецкого с перспективой продолжения массовых обращений: правительственное поощрение усердному экс-ксендзу благотворно повлияло бы на «других римско-католических священников, которые высказывают наклонность к переходу в православие» [1133] .
1133
В терминах Хованского – несомненно, горячо верующего человека – эта мысль выражена так: без удовлетворения насущных нужд «дело само по себе Святое, Истинное не может идти вперед и самые ревностные деятели… потеряют энергию, у них опустятся руки» (Ibid. L. 2).
В Петербурге эту связь уловили. Министр финансов М.Х. Рейтерн, к которому обратился Д.А. Толстой, не только отказал в назначении пенсии Стрелецкому за неимением в Государственном казначействе свободных средств, но и прочитал обер-прокурору короткое назидание: это «неудобно в том отношении, что может подать повод к мысли, что Православная церковь привлекает к себе не истиною своей, а материальными выгодами, которые предоставляются присоединяющимся к ней». Едва ли ригоризм лютеранина Рейтерна мог встретить понимание у виленских миссионеров-прагматиков. В конце концов, спустя год после принятия бывшим ксендзом православия, Синод выделил Стрелецкому пожизненное пособие в 300 рублей серебром в год «на счет капитала духовенства Западного края» [1134] .
1134
LVIA. F. 378. BS. 1866. B. 1137. L. 16 (отношение Кауфмана Толстому от 29 августа 1866 г.); РГИА. Ф. 797. Оп. 36. Отд. 4. Д. 56. Л. 18–18 об., 20–22 (отношение Рейтерна Толстому от 14 ноября 1866 г. и выписка из определения Св. Синода от февраля 1867 г.).
Показания противников массовых обращений о миссионерстве Стрелецкого составляют полный контраст идиллической картине, которую рисовали виленские власти. Вновь обратимся к записке Киркора: «Более всего рассказов о Подбржеском приходе. Настоятель оного, ксендз Стржелецкий, изъявил желание принять православие вместе со всеми своими прихожанами; на деле, однако, оказалось, что весьма немногие из прихожан сочувствовали этому желанию. Здесь-то потребовалось особенных усилий, чтобы поддержать достоинство заявления кс. Стржелецкого». «Анатомия» массового обращения описывается Киркором в подробностях, казалось бы, не оставляющих камня на камне от деклараций о сознательной смене веры:
[Военный начальник] является сам, поит крестьян водкой, подавая лично пример, уговаривает, целует, упрашивает, сулит золотые горы и, конечно, всегда найдет охотников получить 5 р. с. за изъявленное желание перейти в православие. Потом уезжает, предоставляя действовать полицейским чинам. Пьянство принимается в основу совращений. Давшие подписку являются деятельными сотрудниками. Непокорных же… стараются обратить на путь истины разными понудительными мерами, по возможности избегая телесных внушений, но более действуя на воображение. Так, напр., запирают на ночь в комнату, где обыкновенно ставят покойников; обливают холодной водой и сажают на ночь в ледник… и т. п. отеческие внушения [1135] .
1135
РГИА. Ф. 908. Оп. 1. Д. 271. Л. 18 об., 18.