Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
В ряде случаев обратители становились свидетелями внутридеревенских и внутрисемейных конфликтов, вызванных несогласием женщин с решением о переходе в православие, которое, добровольно ли, под нажимом ли, принимали мужчины. Попытка обращения в Сельцах Гродненской губернии в 1864 году привела к тому, что явившиеся на сход крестьянки «начали тут же бить своих мужей за перемену религии» [1188] . Бурной оказалась и реакция женщин в Волмянской волости (Минский уезд) осенью 1866 года, где при сборе подписок полицейский чиновник поколотил нескольких крестьян. Согласно жандармскому рапорту, более двухсот крестьян-домохозяев, с которых удалось взять подписки, «были оставлены для ночлега при Волмянском волостном правлении и отпущены только после исповеди и Св. причастия потому, что местный священник, зная фанатизм тамошних женщин, боялся, чтобы они не отклонили своих мужей от присоединения к православию» [1189] . А в жалобе, составленной от имени крестьян местным шляхтичем и описывающей меры принуждения не без драматических преувеличений (ниже мы рассмотрим ее как пример нарратива о жестокостях обратителей), женщины изображены горячими защитницами веры, как бы даже в укор уступчивым и робким мужьям: «[Нам] объявили, что все присоединяются к православию, и погнали нас всех насильно в церковь, где гвалтом (здесь: силой, польск. gwaltem. – М.Д.) принудили принять причастие. Когда нас гнали в церковь, наши жены и дети выбежали против нас с воплями и проклятьями, но их к нам не допустили, отогнав назад…» Наперекор тезису обратителей о равнодушии крестьян-католиков к содержанию вероучения, в жалобе заявлено представление о том, что без убеждения в истинности новой веры исполнение формальных ритуалов ничего не значит: «…хотя нас принудили принять причастие в церкви, но мы не понимаем, дабы это значило уже переменить нашу веру» [1190] . Как правило, сцены женского возмущения лишь укрепляли предубеждение православных чиновников против католицизма как конфессии, поощряющей в женщине
1188
ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 39. Д. 82. Л. 4–5 об.
1189
LVIA. F. 378. Ap. 219. B. 125. L. 35–36 (рапорт подполковника Штейна Баранову от 3 октября 1867 г.).
1190
Ibid. BS. 1866. B. 1291. L. 10–10 ap. (прошение пяти крестьян предводителю дворянства Минского уезда Л.А. Ваньковичу от 11 октября 1866 г.).
Примитивность «подписочного» способа регистрации обращения, конечно, открывала широкое поле чиновничьим злоупотреблениям и фальсификациям. Подписку можно было заполучить посредством угроз, других методов морального нажима или даже обмана неграмотных крестьян [1191] . По данным из цитировавшегося выше меморандума Потапова, в списки присоединенных к православию иногда включались лица, находившиеся в «неизвестной отлучке» [1192] , – ради завышенных цифр в реляциях. Например, по той же Волмянской волости первоначальные рапорты жандармского уездного начальника сообщали о 1050 присоединившихся. На основании этих рапортов немедленно закрыли католический приход. Только спустя год, когда цифра «присоединенных» уже красовалась в отчетных ведомостях, губернское жандармское управление признало, что православие в действительности приняли 250 мужчин-домохозяев, а остальные члены их семейств, общим числом 1093 души, распределены католическим духовенством по соседним приходам [1193] .
1191
Сталюнас Д. Роль имперской власти. С. 329, прим. 101.
1192
LVIA. F. 378. Ap. 216. B. 354. L. 2.
1193
Ibid. Ap. 219. B. 125. L. 34, 36.
Вместе с тем даже при таком произволе институт подписки предоставлял фиктивно «присоединенным» кое-какую возможность правовой защиты. Показательна, хотя и далеко не типична, история крестьянина Молодечненской волости Вилейского уезда (Виленская губерния) Михаила Горошко. Согласно его жалобе, поданной в 1870 году генерал-губернатору, в 1867-м мировой посредник, нагрянув в село, грубо приказал нескольким крестьянам-католикам перейти в православие. Горошко претерпел «даже телесные наказания» «за то, что я с моим семейством, будучи от дедов, прадедов римско-католического исповедания и действительно понимая оную (sic. – М.Д.), не согласился на принятие Православной веры». Преследования вынудили его бросить хозяйство и провести несколько месяцев в бегах. Дождавшись затишья в миссионерской деятельности посредника, он вернулся домой и продолжал посещать костел и исповедоваться у ксендза. Однако в 1869 году местный православный священник категорически потребовал от ксендза исключить Горошко из списка католических прихожан, ссылаясь на якобы полученную от него ранее подписку о присоединении к православию. После этого католический священник закрыл перед ним двери костела и даже отказал в крещении ребенка.
В ответ на запрос Потапова Литовская православная консистория летом 1871 года разъяснила, что еще в 1866-м специальная комиссия по проверке приходских списков признала Горошко с семейством «подлежащим возврату в Православие», т. е. «латинизантом». Возможно, тем бы дело и кончилось, если бы консистория не попыталась усилить свою аргументацию, заявив, что местный священник самолично получил от Горошко подписку о присоединении. При этом, правда, консистория вынужденно признала, что «в делах ее о присоединившихся по Вилейскому уезду за 1866 и 1867 годы… подписки Михаила Горошки, по тщательном рассмотрении, не оказалось». Узнал ли Горошко о такой оговорке в рапорте консистории или нет, но в своей жалобе, вскоре посланной в Синод, он умалчивал о своем «латинизантстве» и упирал на то, что никогда не выдавал никакой подписки. Синод распорядился пересмотреть дело, и члены Литовской консистории, еще раз безрезультатно порывшись в архиве, в феврале 1872 года дали задний ход: «[Так как] документальных доказательств, каковыми могли бы быть подписка Горошки на присоединение к Православию, метрическая выпись о его присоединении, а также запись по исповедным книгам о бытии его у Исповеди и Причастия Святых Таин в Православной церкви, в деле не имеется, Консистория полагает: прекратить преследование его, Горошки, за совращение в латинство, предоставив ему свободу исповедовать римско-католическую религию» [1194] . Воздавая должное консистории за ее добросовестный (в данном случае) подход [1195] , надо отметить, что удаче Горошко способствовала и позиция генерал-губернатора Потапова, стремившегося смягчить последствия принудительного обращения хотя бы для какого-то числа жалобщиков.
1194
Ibid. BS. 1869. B. 877. L. 79–80, 60–61 ap., 94–97. Как ясно из дела, отложившегося в фонде Управления Виленской католической епархии, православный священник требовал «возвращения» в православие, помимо Горошко, еще около 200 его односельчан. В жалобах, подававшихся ими и католическим, и православным духовным властям, говорилось: после запрета посещать соседний с их селом костел «[мы] живем с малым различием от животных» – без совершения таинств, а хуже всего, что стало невозможным христианское погребение и «грешное тело в образованной стране предается земле без всяких священных обрядов, наподобие индейских дикарей…» (LVIA. F. 694. Ap. 1. B. 2259. L. 367–367 ap., 381).
1195
О позднейших (единичных) случаях, когда Литовская православная консистория прекращала преследование католиков, почему-либо давших подписки о переходе в православие, но затем отказавшихся исповедоваться и причащаться в православном храме и доказавших приверженность католичеству, см.: Коялович М. Свислочская смута (Разъяснения по делу крестьянина Малиновского на основании документов). СПб., 1880. С. 34.
Сопровождавшие сбор подписок фальсификации стоит охарактеризовать подробнее для учета того влияния, которое они могли иметь на итоговую статистику массовых обращений. Организаторы и участники кампании ничуть не смущались измерять успех своей деятельности «валовыми» показателями: триумфальные телеграммы об обращениях содержали впечатляющие круглые цифры, которые в сочетании с выспренней риторикой, возможно, прочитывались как аллюзия на библейский стих о слове апостола Петра в Иерусалиме на Пятидесятницу: «…охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч» (Деян 2: 41). Сравним телеграмму Стороженко генерал-губернатору Баранову (который немедленно доложил ее императору) от 14 сентября 1867 года из Слуцкого уезда Минской губернии: «Ляховицкая церковь освящена. …Присоединивши более тысячи, с прежними 2500, торжество выше всякого ожидания. Народ процессией прибыл из ближайших приходов…» [1196] . Символическая значимость статистики обращений и ее связь с амбициями обратителей ясно усматриваются из приватного панегирика, который был послан К.П. Кауфману после его отставки доверенным сотрудником подполковником В.В. Комаровым: «…как очевидный свидетель говорю Вашему Превосходительству – Вы были весьма популярны в России. Михаил Николаевич Муравьев подавил мятеж вооруженною рукою, но к переустройству края он не приступал. …Под Вашим покровительством перешло в православие до 100 тысяч человек…» [1197] .
1196
LVIA. F. 378. BS. 1867. B. 1157. L. 34. Другие примеры: «Ввиду значительного числа присоединяющихся к Православию имею честь испрашивать распоряжения о высылке 5000 крестиков»; «Около Несвижа в уездах Новогрудском и Слуцком в последние дни присоединилось к Православию свыше 4000 человек» (Ibid. 1864. B. 1331a. L. 19, 21 – телеграммы минского губернатора Шелгунова Кауфману от 16 и 20 августа 1866 г.).
1197
РГИА. Ф. 954. Оп. 1. Д. 40. Л. 1 (письмо от 10 октября 1866 г.).
Разумеется, в официальных рапортах подобные гиперболы, допустимые в частном письме, отсутствовали. Но кумулятивный эффект многочисленных более «скромных» завышений помог приблизиться к фиктивной 100-тысячной отметке. Самым безобидным ухищрением обратителей, анекдотически роднящим их с Павлом Ивановичем Чичиковым, было включение в число присоединившихся покойных «латинизантов», чьи имена просто брались из старых консисторских списков лиц, «подлежащих к возвращению в православие». Позднее об этом посмертном «обращении» с негодованием писал А.Л. Потапов [1198] . Использовался также прием двойного счета: некоторые обратители представляли порознь две ведомости: сначала по давшим подписки, а затем – по исповедовавшимся и причастившимся. Неопределенность понятия о самом моменте бесповоротного присоединения к православию играла на руку составителям этих ведомостей. Так, в конце 1867 года Стороженко получил от настоятеля новообразованного Ляховичского православного прихода отца Антония Гирдвойна, еще недавно католического священника (появлявшегося выше на этих страницах под именем Анзельм), списки перешедших в православие с начала 1866 года. Список за 1866 год включал 120 мужчин и 54 женщины, за 1867-й – 1399 мужчин и 1429 женщин, итого 3002 души. При внимательном сличении имен и фамилий (которое отнюдь не являлось целью Стороженко, только радовавшегося росту показателей миссионерских достижений) открывается, что по ряду деревень одни и те же мужчины посчитаны дважды. Те, которые вошли в ведомость 1866 года в качестве давших подписку, вновь вносились в ведомость 1867-го по факту посещения православного храма
1198
LVIA. F. 378. Ap. 121. B. 625. L. 33 ap. – 34 (всеподданнейший отчет генерал-губернатора Потапова за 1868–1870 гг.).
1199
Например, по деревне Потаповичи среди крестьян, числящихся в ведомости 1866 года без домочадцев, а в ведомости 1867-го – вместе с ними, были указаны: Константин Михайлов Хмарук (с женой Францишкой Ивановной и пятью детьми), Михаил Адамов Слива (с женой Розалией Сильвестровной и тремя детьми), Иван Леонов Слива (с женой Екатериной Ивановной и двумя сыновьями), Иван Мартынов Дземид (с матерью Феклой Николаевной), Петр Матвеев Ромейко (с женой Екатериной Осиповной и тремя детьми); по деревне Конюхи: Петр Осипов Ромейко (с женой и четырьмя детьми), Гавриил Иванов Лойко (с женой и восемью детьми) и т. д. (LVIA. F. 378. BS. 1867. B. 1157. L. 107–108, 66–67 ap., 107 ap., 72 ap.).
Более смелый опыт «округления» Стороженко и Гирдвойн предприняли на пару в феврале 1868 года, под влиянием слухов – достоверных – об углубляющемся недовольстве МВД и III Отделения методами и последствиями массовых обращений. Казалось, что новые, внушающие оптимизм цифры еще смогут переломить настрой в высших сферах. В те дни помыслы Стороженко, полностью связавшего свою карьеру с исходом кампании, сосредоточились на Медведичском католическом приходе (Слуцкий уезд), где дело обращения шло далеко не так гладко, как ожидалось. Задумав прибегнуть в Медведичах к ставшему уже рутинным средству – явочным порядком переделать приходской костел в православный храм, – Гирдвойн и местный мировой посредник учинили в буквальном смысле слова подлог. Они подстроили подачу медведичскими крестьянами соответствующего прошения [1200] , о чем немедленно было донесено Стороженко: «…крестьяне прихода Медведицкого, кроме прежде которые в числе [с]выше восьмисот присоединились, февраля 5 дня подали прошение господину Минскому губернатору в числе обоего пола 1128 душ о том, чтобы костел их переделан был на православный храм» [1201] . Стороженко тут же известил генерал-губернатора Баранова: в Медведичском приходе «присоединилось к Православию 1128 душ обоего пола», что вместе с ранее перешедшими дает итог в 2000 душ [1202] . Как видим, умолчание Гирдвойна о пресловутых индивидуальных подписках не помешало Стороженко разом зачислить в православные большую группу католиков – на том основании, что они якобы добровольно просят о закрытии своего костела.
1200
Обстоятельства очень скоро раскрылись: часть прихожан обратилась в том же феврале в МВД с жалобой о том, что на волостном сходе мировой посредник потребовал от них подписать некий «акт», не разъяснив его содержания, и при первых признаках несогласия отобрал у сельских старост «штемпеля, которые и приложил к акту». Управляющий МВД кн. А.Б. Лобанов-Ростовский немедленно послал запрос об этом происшествии виленскому генерал-губернатору. В ответе, полученном уже не от Баранова, а от сменившего его в марте 1868 года А.Л. Потапова, сообщалось, что по этому делу наряжено жандармское дознание (РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 935. Л. 3–4, 6–7 об. – отношение Лобанова-Ростовского Баранову от 27 февраля 1868 г. и Потапова – А.Е. Тимашеву от 27 мая 1868 г.).
1201
LVIA. F. 378. BS. 1864. B. 1331a. L. 79 (рапорт Гирдвойна от 6 февраля 1868 г.). Гирдвойн, неважно владевший русским языком и писавший с курьезными ошибками, в том же рапорте выражался так: «[Медведица] нам вгордле стала», т. е., видимо, как кость в горле. Это классический случай «самоисполняющегося пророчества»: впоследствии, в 1870-х годах, католики уцелевшего Медведичского прихода будут особенно упорно противиться введению русского языка в дополнительное костельное богослужение, подозревая в этой мере новый подступ к обращению их в православие. В 1879 году ксендз И. Юргевич, один из участников кампании по русификации богослужения (нам предстоит еще познакомиться с ним поближе), так мотивировал свой отказ от назначения настоятелем Медведичского костела: «…прихожане патриоты польские, на нововведение под никаким видом несогласны и готовы умертвить настоятеля, сочувствующего русскому направлению» (РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 3083. Л. 132–132 об.). Когда еще позднее, в 1886 году, Медведичский приход объединенными усилиями минских губернатора и православного епископа, при активной поддержке обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева, был все-таки закрыт (разумеется, как особенно «вредный» для окрестных православных, «присоединенных» в 1865–1866 годах), с передачей костела православному духовенству, прихожане – почти исключительно крестьяне – «умерщвлять» никого не стали, но без всякого участия католического клира организовали оборону этого невзрачного, по их бедности давно не чиненного деревянного храма и принялись слать одну за другой жалобы императору, императрице, министру внутренних дел и т. д. Власти ни в Петербурге, ни в Минске не желали применять военную силу против крестьян, но не допускали и пересмотра принятого решения; упорства, вполне понятного в свете памятных событий 1860-х годов, было не занимать и католикам в Медведичах, которые отказывались передать ключи от здания и охраняли церковную утварь, так что костел простоял «ничьим» почти двадцать лет, до 1905 года, после чего был все-таки возвращен прихожанам. Эта поразительная история вызвала отклики в прессе (Там же. Д. 935. Л. 29–221; Д. 936. Л. 94–96 об., 106–110; Санкт-Петербургские ведомости. 1896. 28 апреля; Русь. 1905. № 222. 17 сентября. С. 5; Глинка С. Усердие не по разуму // Новое время. 1905. № 10624. 29 сентября. Я благодарю Ирину Вибе за помощь в изучении материалов одного из названных архивных дел).
1202
LVIA. F. 378. BS. 1864. B. 1331a. L. 78–78 ар., 92 (письмо Стороженко Николаю Андреевичу [Деревицкому]. Курсив мой). Резолюция Баранова на предложении Стороженко закрыть костел в Медведичах – «Пока отложить» – была сигналом о грядущем свертывании кампании: ранее он безотказно и незамедлительно утверждал ходатайства Стороженко об упразднении костелов и целых приходов.
Изложенные выше наблюдения побуждают, как представляется, осторожно относиться и к данным о числе обратившихся в официальных сводных ведомостях. В особом деле об обращениях, отложившемся в архивном фонде генерал-губернаторской канцелярии, имеется черновая ведомость о переходах католиков в православие в пяти губерниях края (без Могилевской) за период 1863–1867 годов, где, как кажется, сведен весь корпус донесений с мест за эти годы. Указанное в ней общее число обращенных – 73 788 душ (около 35 600 – в Минской губернии, 18 770 – Виленской, 16 270 – Гродненской, 2700 – Витебской и 460 – в Ковенской). Пик кампании пришелся на 1866 год – 47 573 душ. Результат 1867 года заметно меньше – 11 547 [1203] . Весьма затруднительно, однако, определить средний процент завышения в отчетах обратителей, тогда как сам факт завышения, сознательного ли, случайного ли, сомнению не подлежит. Помимо «мертвых душ» и людей, посчитанных дважды, из общего итога надо вычесть ту небольшую долю лиц, чье «присоединение» местные власти были вынуждены в конце 1860-х – 1870-х годах признать фиктивным или ошибочно зарегистрированным. (Примером как раз может служить реляция Стороженко о тысяче с лишним медведичских просителей, оставшихся затем католиками.) Изучение конфессиональной ситуации на приходском уровне, с привлечением материалов из консисторских архивов, позволит уточнить представление о масштабе и результатах кампании массовых обращений. Однако надо помнить, что сама по себе общая цифра «присоединенных», даже заново выведенная с учетом разнородных «приписок», мало о чем скажет, если не иметь в виду, какая часть из этих людей и их потомства принимала, а какая отвергала (и какими именно способами) новую конфессиональную идентичность. Политика навязывания и приписывания конфессиональной идентичности, конечно, имела свой предел и в социальной реальности, и в сознании бюрократов.
1203
Ibid. L. 172 ap. – 173. Ведомости, составленные в Ревизионной комиссии по отдельно взятой Виленской губернии за 1863–1867 годы, содержат несколько меньшие показатели, чем данная сводная ведомость (Ibid. 1866. B. 2279. L. 54 ap. – 66, 99–108). В приведенных Д. Сталюнасом официальных данных с включением Могилевской губернии указана цифра 74 976 душ (Сталюнас Д. Роль имперской власти. С. 310).
Миссионерское насилие и репутация бюрократов
К середине 1866 года мнение о насилии и принуждении как главном инструменте кампании массовых обращений получило широкое распространение в разных слоях местного общества и проникло в высшие бюрократические сферы Петербурга. Приписки и подтасовки в отчетных ведомостях выглядели незначительными проступками на фоне того, чт'o рассказывалось о деяниях обратителей их критиками – противниками или жертвами. К уже приведенным выше можно добавить целую серию колоритных описаний и зарисовок. Ограничусь цитированием тех из них, которые возводили на обратителей наиболее тяжкие обвинения и были перлюстрированы III Отделением. Подобные отзывы о русификаторах исходили отнюдь не только от поляков и католиков, но и от представителей православной части местного образованного общества. В апреле 1866 года анонимный корреспондент редактора газеты «Весть» Н.Н. Юматова, отрекомендовавшийся «русским помещиком» Слонимского уезда (Гродненская губерния) и «из православных православным», обрушивался на местного активиста массовых обращений – мирового посредника П.М. Щербова (Щербу):
…новобранцы приходят в церковь с распухшими и окровавленными рожами, как несомненными доказательствами их добровольного воссоединения с Православною Церковию!.. Один 16-летний мальчик не выдержал подобных евангелических увещаний и после нескольких дней страдания – помер! Этот славный деятель есть – гвардии офицер Щ.! …Для любопытных присовокуплю: обыкновенная dosis этого духовного увещания доходит до 200 казачьих нагаек! …При упомянутом крещении нагайкою казаки исполняют обязанность кумов, а господин мировой посредник, гвардейский офицер Щер… собственноручно исполняет обряд крещения. Ура! Да здравствуют цивилизаторы Западного Русского края и ревностные апостолы Православия!!!! Бедная Православная вера, что имеет подобных апостолов! [1204]
1204
ГАРФ. Ф. 109. Секр. архив. Оп. 2. Д. 710. Л. 25 (перлюстрация письма от 29 апреля 1866 г.).