Русский полицейский рассказ (сборник)

Кудрявцев Дмитрий

– Эге – вот оно что! – И он толкнул дверь, которая оказалась незапертою. Дверь отворилась, и он чуть было не упал от облака дыма, захватившего у него дыхание: коридор был полон дыма.

Схватив свечу из рук еврея, Яхонтов, слегка нагибаясь, быстро пошел по обнаруженному за дверью узенькому коридору, приведшему его снова к двери, которая оказалась запертою.

«Вот оно где!» молнией пронеслось у него в голове. Он постучал.

– Отворите!

За дверью послышались торопливые шаги и топот.

– Слышите – отворите!

– А

вы кто такой? – раздался грубый взволнованный голос.

– Я – пристав!

– А, пристав – ну получай! – И в то же время, вместе с грохотом выстрела, там, за дверью, что-то больно и сильно ударило Яхонтова в грудь, да с такою силою, что он сразу откинулся назад и, кем-то поддержанный, свалился на холодный кирпичный пол. Он терял сознание, но его слух улавливал трескотню выстрелов, треск сломанной двери, озлобленные, бешеные крики, а потом все заволокло каким-то красным туманом…

Когда он пришел в себя, то первое, что бросилось ему в глаза, было тревожное, осунувшееся личико Веры, склонявшейся над ним. Оно вспыхнуло такою радостью, таким счастьем, что Яхонтов и сам улыбнулся, хотел что-то сказать, но маленькая горячая ручка легла ему на губы, и он услыхал:

– Молчи, молчи! Ни одного словечка, тебе нельзя совсем говорить! Молчи, молчи!

И она радостно прильнула губами к его горячему лбу.

Надо ли говорить, что молодые силы взяли верх и выздоровление Степана Ивановича пошло быстро вперед.

Прошло два года. И снова Святая ночь, Рождественская, накинула свой звездный покров на застывшую землю. Отдыхает она, кормилица, под теплым, пушистым белым одеялом, и не страшен ей Старик Мороз со своими жгучими ласками. Бродит Старина по полям да лесам, забирается то в трущобы невылазные, то в города веселые, каменные, и везде себе старик дело находит…

На большой улице одного из уездных городов ярко светятся два окна в одном из домов, несмотря на поздний час. На дверях этого дома имеется дощечка с надписью: «Степан Иванович Яхонтов», а если вы спросите у обывателей – где живет исправник, то вам укажут на этот домик.

А вот и он, наш старый знакомец. Правда, он сильно возмужал за это время, и печать утомления положило на него пережитое тяжелое время, но он все-таки бодро и весело глядит вперед.

Он сидит за столом и просматривает газеты. Тут же и жена, превратившаяся из худощавой бледной фигурки в красивую полную женщину.

Она что-то вяжет.

Но вот она оставляет работу и долго, ласково смотрит на мужа.

– Степа?

– А? – отзывается тот.

– А ты помнишь, какой сегодня день?

– Помню, Верочка – разве такие дни забываются, – укоризненно говорит он.

– А что он тебе напоминает?

– Он мне напоминает русскую пословицу, – шутливо говорит Яхонтов.

– Какую?

– «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Лев Хорват

Страшная

ночь

Из воспоминаний уездного исправника

Решив переменить службу, я перешел в полицию и был назначен становым приставом в один из уездов Х-й губернии.

Стан мне пришлось принимать от своего предместника Александра Степановича Ф-а, назначенного там же помощником исправника. Еще нестарый человек, он производил тяжелое впечатление своею глухотою и какою-то болезненною нервностью. И вот, познакомившись с ним ближе, я узнал, какою ужасною ценою он купил свое повышение по службе и орден Св. Станислава 3-й степени.

Это было задолго до «освободительного» движения, до появления всяких «товарищей» и «бомб», но как правдивое сказание всего того, что приходится переживать нашему брату – мелкому труженику, я и приведу этот рассказ.

Пусть он послужит моим товарищам по службе добрым предостережением в их постоянных ночных скитаниях и въяве докажет им, как велико к нам милосердие Божье.

Вот что передал мне Александр Степанович:

– Прожил я, батюшка мой, 35 лет, лет 15 уже служу в полиции, не раз жизнь моя висела на волоске, не раз я вспоминал и «папу», и «маму» и молился, да ведь как! Но такого ужаса, как я пережил в ночь на 30 ноября прошлого года, такого трепета смертельной тоски мне еще никогда не приходилось переживать, да я и врагу своему не пожелаю. Воистину чудо Божье явлено было надо мною!

И он перекрестился широким крестом.

– 29 ноября, как сейчас помню, получил я с нарочным от урядника донесение о «трупе». Труп-то, положим, был не важный и, как доносил урядник: «от безмерного употребления алкоголических напитков», – но к делу я всегда относился добросовестно и, несмотря на то что жена собиралась подарить меня первенцем, появления которого ждали с часу на час, решил ехать немедленно, чтобы поскорее сбыть с плеч это дело.

Знаете ли вы наши черноземные дороги в осеннюю распутицу? Наверное, слыхали о них, а если нет – я только скажу, что 30 верст до с. Щ-го я на тройке добрых лошадей ехал 8 часов. На мое счастье, повалил снег, да такой хороший, густой да мокрый, ну, думаю себе, слава Богу, к ночи подморозит и первопуток будет.

Пока разделался с «пьяным» трупом, пока закусил у гостеприимного батюшки о. Севериана, а снег все валит да валит, и к вечеру – дорога хоть куда.

Ладно. Подали сани.

Оделся я, как всегда – тепло: надел пальто, сверху бурку с рукавами да капюшоном, подвязался поясом, укрылся меховым одеялом и – пошел.

Ночь, как назло, выдалась темная – зги не видать. Хорошо, что выпал снежок, – как будто светлее при нем стало, а тут еще поднялся ветер, да такой холодный, пронзительный – продувает, да и только. Уж я и так и сяк, нет – ничего не помогает. Наконец приспособился, сел почти спиною к ямщику и задремал.