Русско-турецкая война 1686–1700 годов

Гуськов Андрей Геннадьевич

В царских грамотах, рассылавшихся воеводам на местах, «огурщикам», которые не поставят хлеб в феврале, грозили батогами. Воеводы в городах, получив царские грамоты, рассылали по уездам для контроля сбора «хлеба» подьячих и служилых людей. Где-то в середине февраля 1687 г. в очередных посланиях из столицы приказывалось должников, до сих пор не сдавших «хлеб», «в торговые дни бить батоги нещадно и учиня наказанье давать на крепкие поруки, что им поставить припасы в феврале месяце» [196] .

196

РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1067. Л. 10–16. Обобщение сделано на примере Шацка (две отписки шацкого воеводы А. Ханыкова).

Инциденты, которые при этом происходили, можно рассмотреть на примере Переяславля-Рязанского. Уже в апреле 1687 г. тамошний воевода Лаврентий Усов жаловался в Москву, что он неоднократно посылал в уезд площадных подьячих и служилых людей «для справки и записки» так называемых отписей о платеже запросного и стрелецкого хлеба (судя по всему, выдавались в пункте назначения, в данном случае в Хотмыжске, куда обложенное податью население должно было доставлять «хлеб» самостоятельно) и сбора «сказок» о том, «которым помещиком и вотчинником» велено быть на государевой службе либо разрешено остаться дома. Однако население («уездные люди») крайне неохотно выполняло эти распоряжения: «прикащики и старосты и крестьяне сказок о том (о службе помещиков и вотчинников. — Авт.) не дают и в плотеже тех хлебных запасов отписки для справки и записки в Переяславль Рязанской апреля по 9-е число…

многие не едут, толко в том платеже с отписми уездных людей объявилось самое малое число». Более того, когда площадной подьячий Сенька Сарыков со служилыми людьми приехал с вышеозначенными целями в село Строевское помещика Петра Михайлова, местный староста Сенька Андреев и крестьяне царскому указу «учинились не послушны и собрався многолюдством и з дубьем за ними посылными людьми гонялись и хотели бить, в платеже стрелецкого хлеба сказак им не дали, что тот хлеб послан ли в Хатмышской и отписей в том платеже не кладут». Л. Усов жаловался, что ему не хватает людей для исполнения царских распоряжений («переяславских многих служилых людей посылать мне холопу вашему некого»), так как их в Переяславле-Рязанском «самое малое число» — половина местных стрельцов на службе в Астрахани, пушкари и приставы «ныне посланы» на службу в Крымский поход, а остальные стрельцы и пушкари все в «россылках за… великих государей денежною казною до Москвы и в розные городы в праважатых и в уезд для высылки ратных людей на… великих государей службу в полки и для иных… великих государей многих дел из розных приказов». Воевода предупреждал, что уже жаловался на нехватку людей неоднократно, и просил не подвергать его опале за медленный сбор «хлеба» и задержку с отправкой в полки ратных людей [197] . В Москве не обратили внимания на жалобы Усова касательно нехватки служилых людей, выслав ему грамоту с приказом арестовать старосту С. Андреева и «за то ослушанье в торговой день при многих людех… у съезжей избы бить батоги нещадно и вкинуть в тюрму, покамест отписи положат» [198] .

197

РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1067. Л. 127–128.

198

Там же. Л. 129–130.

Запасы начали поступать в намеченные пункты в конце 1686 — начале следующего года. Ф. Давыдов, впрочем, сообщал, что к 26 ноября в Брянске «не объевился не один человек». У Д. Баранчеева на 6 января в Сумах с запасами было не лучше: привезли лишь 184 четверти с осьминой ржаной муки, круп — 35 четвертей с четвериком, столько же толокна, сухарей — 35 четвертей с осьминой [199] .

13 февраля на Постельном крыльце был объявлен царский указ. В нем со ссылкой на посланных для приема провианта стольников сообщалось, что на данный момент в Смоленске, Брянске, Ахтырке, Сумах, Хотмыжске «хлебных запасов в привозе… самое малое число». В свою очередь, городовые воеводы жаловались, что во многих уездах крестьяне «чинятца непослушны, с тем хлебом по указным местам не едут». В связи с этим правительство делало выговор дворянству, что оно не исполнило требование послать в свои поместья и вотчины письма с требованием сбора и доставки окладного хлеба: «И вы о том в поместья свои и вотчины знатно, что не писали и людей своих с письмами не посылали, их великих государей указу учнились ослушны ж». Землевладельцам, которые не заплатят запросный хлеб в феврале, грозили изъятием поместий и вотчин, их приказчикам — торговой казнью и сибирской ссылкой [200] .

199

Там же. Л. 10–16.

200

РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 1095 об. — 1098.

После указа дело пошло активнее, уже в феврале Баранчеев сетовал (отписка подана в Разряд 8 марта), что «ныне государи… из городов всякие полковые казны Новгородцкого разряду многое число в привозе и городовые всякие росправные дела записать, государи, некому, подьячих нет, а сам грамоте не умею, а которой, государи, подьячей со мною с Москвы, и тот непрестанно у хлебнова приему сидит, и день, и ночь, а сумских, государи, жителей, хто б умел по рускому писать, нет не одново человека» [201] .

201

РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1067. Л. 9–9 об.

К февралю поступление припасов еще более активизировалось, что видно на примере Ахтырки. Воевода А. Левшин сообщал в конце февраля, что, приняв с 17 по 27 февраля запросный и стрелецкий хлеб с Комарицкой волости и Шацких дворцовых волостей, заполнил все имевшиеся на тот момент для хранения запасов помещения (три сарая, выделенных ахтырским слободским полковником И. Перекрестовым, два сарая, построенных заново): «хлебных и всяких ратных припасов класть стала негде и делать не в чем и некому, а белагородскоя, государи, казна множественная февраля в 23 день пришла и до конца меня погубила». Остро встала проблема с соломой для накрытия амбаров («и всего пущи на крышку соломы добытца негде»). Из-за «скудости великой… анбарной» Левшин разместил более 1 тыс. четвертей сухарей у себя на дворе, заполнив помещения до самого потолка («сверх потолков под крепкими крышками»). Прибывший к тому времени один из полковых воевод — В. А. Змеев, «видя… скудость анбаров», отдал под хранение продовольствия построенную его работниками конюшню, в которой Левшин разместил 1863 пуда 10,5 фунтов коровьего масла, а также «хлеб» из Шацких волостей. Пытаясь обеспечить подвоз соломы из ближайших к Ахтырке городов, Левшин писал в Белгород к воеводе М. А. Голицыну. В отписке на царское имя ахтырский воевода жаловался, что не может привлечь к работам и подводной повинности население близлежащих местечек (ахтырских казаков), которое «живет лготно», и просил соответствующего указа из Москвы. В то же время он отмечал, что «охтырчане… горадавые службы с роботы не сходят и подводы на обе стороны безпрестанно гоняют и уголь жгут и многия в целовалниках, и стоят на карауле, и от нестерпимыя государи работы почели горадовые службы бегать» [202] . Из Разряда о нехватке площадей для хранения припасов отписали В. В. Голицыну, поручив ему решать вопрос «по своему разсмотренью» [203] . 30 марта Левшин подал роспись собранных хлебных запасов прибывшему в Ахтырку главнокомандующему [204] . В итоге Левшин принял «на корм… ратным людем» около 27 тыс. четвертей хлеба, построив для их хранения семь сараев и три погреба, а также починив уже три имевшихся погреба. Помимо хлеба, воевода «многую казну, пушки, и зелье, и свинец, и ружье и всякие полковые припасы принял и устроил по местом и подводчиков отпустил, не замотчав». В июле 1687 г. Левшину была отправлена царская грамота с похвалой за то, что он не только принял и разместил провиант и иные припасы, вовремя отправил их в полк к Голицыну, но и организовал хранение тех, которые «остались за походом» («и то все свозил и собрал вместе, и устроил тот наряд в сараи, а припасы в новые погребы, а остаточные хлебные запасы отпустил в Китай» (городок на р. Орели. — Авт.), прислав в Разряд соответствующие книги [205] .

202

РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1067. Л. 20–22.

203

Там же. Л. 25–29. Об этом решении также был уведомлен А. Левшин.

204

РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 302 об. — 303.

205

РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1087. Л. 199–200.

Хотмыжский воевода Г. Елагин, готовивший запасы для войск Рязанского разряда, тоже получил царскую грамоту с милостивой похвалой за то, что «хлебные запасы

и всякие припасы принимал», сделав два больших сарая, «с великим радением и поспешением, и устроил все в пристойных местех и бережение к тем хлебным запасом и к всяким полковым припасом держал болшое», позаботившись и об «остаточных хлебных запасах» и «полковых припасах», которые войска не забрали с собой [206] .

206

Там же. Л. 201–203.

Не утомляя читателя цифрами нарядов, которые несколько раз менялись, приведем количественные данные тех запасов, которые в итоге удалось аккумулировать в пунктах сбора. В Смоленске к 25 июня 1687 г. было собрано 30 674 четверти муки, 9628 четвертей круп и толокна; в Брянске (в росписи дата не указана) — 20 341 четверть муки, 2618 четвертей круп и 2636 четвертей толокна; в Сумах (здесь и далее с пометой — «за расходом») на 10 апреля — 9403 четверти муки, 2934 четверти круп и толокна, 10 245 четвертей сухарей; в Ахтырке на 24 марта — 5124 четвертей муки, 2122 четверти овсяных круп, толченого проса и толокна, 15 428 четвертей сухарей; в Хотмыжске на 10 апреля — 9528 четвертей муки, 4719 четвертей круп и толокна, 9897 четвертей сухарей [207] . Всего в пяти городах, таким образом, было собрано более 135 тыс. четвертей хлебных запасов, то есть почти 11 тыс. т продовольствия! Следует подчеркнуть, что в целом заявленные валовые суммы нарядов были исполнены почти на 90 % (по последнему наряду планировалось собрать 155 911 четвертей с осьминой [208] ).

207

РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 1101–1104. Здесь опущены более мелкие единицы мер — осьмина, четверик и др., поэтому общие цифры могут отличаться на 1–2 четверти от тех, что указаны в источнике. Ср.: Belkin Stevens C. Soldiers on the Steppe. P. 111–116.

208

РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 1089 об.

Хлеб, собранный в Брянске и Смоленске, необходимо было водным путем отпустить в Киев и далее вниз по Днепру до Запорожья. Для этого 22 августа в Брянске было велено изготовить 150 стругов «болших и пространных» по 10 сажен в длину, полторы сажени в ширину, вместимостью на 200 четвертей хлеба каждый. Помимо этого, приказывалось починить струги, оставшиеся от прошлого киевского «стругового отпуска», а в случае если они не подлежат починке — «розбить и делать заново». Струговое дело, как и хлебное, было поручено стольнику Ф. Г. Давыдову. Повинность по постройке речных судов была возложена на близлежащие города, которые в связи с этим были освобождены от сдачи запросного хлеба. В итоге мастеровыми людьми из Белева было сделано 42 струга, из Болхова — 13, из Карачева — 17, из Орла — 19, из Кром — 6, из Брянска — 35, из Калуги — 20; всего 152 струга. 26 апреля из собранных в Брянске запасов было отправлено в Киев по Десне и Днепру на 127 стругах (дополнительно был послан один запасной) с головой брянских стрельцов В. Щеголевым 19 958 четвертей муки, 2607 четвертей круп, 2600 четвертей толокна — всего 25 145 четвертей. В Брянске осталось 24 струга, да 11 старых, которые «в починку не годятца» [209] . Из Смоленска караван из 177 стругов вышел почти на месяц позже — 25 мая. Он вез 23 446 четвертей муки, 5930 четвертей круп и толокна. 21 августа в Москве получили отписку из Смоленска, что «остаточные запасы» по 6 августа в Киев не отпущены, поскольку «людей, которым быть на стругах», недостаточно: из Москвы и других городов прислано 150 человек, из Новгорода — 71 солдат. В ответ послан царский указ расписать по 7 человек на 31 струг и отпустить суда в Киев «безо всякого мотчания» [210] .

209

Там же. Л. 1092 об. — 1093, 1102, 1116–1117.

210

Там же. Л. 1101 об. — 1102.

27 января по указу великих государей на жалованье 55 тыс. ратным людям Большого полка было послано 5625 пудов соли в Ахтырку из Орла. Соль по наряду из Приказа Большой казны была доставлена туда из Нижнего Новгорода «на болховских, на карачевских и на орловских… подводех» (281 шт.), которые были собраны «для полковых подъемов» [211] .

23 февраля было указано отпустить с Сытного дворца на жалованье ратным людям рыбий жир, рыбий кавардак, сушеные снетки и коровье масло. В Сумы со стряпчим Афанасием Буториным и подводчиком Федором Мальгиным было послано 449 пудов 3 четверти рыбьего кавардаку, 1007 пудов 30 гривенок «з деревом» рыбьего жира, 664 пуда снетков; в Ахтырку со стряпчим Михаилом Кашинцевым — 961 пуд снетков («куплены в Осташкове»). Подьячие Большой таможни Герасим Богданов повез 1863 пуда 10,5 фунта «з деревом» коровьего масла в Ахтырку, а Иван Невежин — столько же в Сумы. По отпискам воевод весь ценный груз был принят в пунктах назначения сполна. Дополнительно в Севске велено было изготовить 1 тыс. ведер сбитню и 1 тыс. ведер уксусу, для чего туда из Москвы, из Приказа Большого дворца, было послано 10 пудов перца и солод, а также деньги на покупку хмеля, «всякой посуды» и 200 ведер вина (для сбитня). 200 пудов меда на те же цели велено было собрать «с рыльских и з севских дворцовых бортных ухожаев». Севский воевода Неплюев рапортовал, что «збитню и уксусу указное число зделано сполна» [212] .

211

Там же. Л. 1110.

212

РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 1113–1115.

Помимо хлеба и другого продовольствия, в места сбора разрядных полков шли и другие запасы, в частности деготь и пенька, причем в немалых количествах. Во второй половине марта 1687 г. в города Белгородского разряда — Болховец, Боровлю, Верхососенск, Добрый, Карпов, Коротояк, Краснополье, Мирополье, Олешню, Ольшанск, Салтов, Сокольск, Суджу, Усерд, Усмань, Хотмыжск — были направлены грамоты В. В. Голицына, подкрепленные чуть позднее царскими указами из Разряда за подписью дьяка И. Ляпунова, с распоряжениями о высылке под Ахтырку дегтю и пеньки «против прежних таких же полковых зборов, как збирано в прошлых годех по наряду ис Курска и из Белгорода с прибавкою». Норма сбора дегтя составляла примерно одно ведро с десяти дворов (в случае Коротояка оно было семивершковое, в остальных — восьмивершковое). Касательно пеньки нормативы были разные, доходя до пуда пеньки также с десяти дворов. Жители указанных городов должны были «устроить» деготь в бочки и доставить его на подводах в лагерь за свой счет. В соответствии с этими указаниями в течение апреля в Большой полк Голицына было направлено из Коротояка 73 ведра дегтю и 50 пудов пеньки; при этом воевода Иван Большой Кульбакин жаловался, что в Коротояке своего дегтя не было и жители купили его «с великою нуждою в Землянску, на селце на Воронежи, на Усмони и в ыных розных городех самою дорогою ценою по полтине и алтын по двадцати ведро». Из Сокольска прислали 50 ведер дегтю и 50 пудов пеньки; из Суджи — только 19 с половиной ведер дегтю; из Доброго — 80 ведер дегтю и 80 пудов пеньки («конапати»), при этом с 206 дворов деготь (20 ведер) «не взято», поскольку «тех дворов жители городовые службы» уже были по царскому указу отправлены с подводами «и со всякими путевыми припасы» в полк А. С. Шеина; из Усмани — 94 ведра и три четверти дегтю и 47 пудов 16 гривенок пеньки; из Усерда — 39 с половиной ведер дегтя, из Олешни — две бочки по двадцать ведер; из Болховца — 37 ведер дегтя, пеньки — 10 пудов 20 гривенок; из Салтова — 16 ведер дегтя, из Краснополья — 10 ведер [213] . Всего с указанных городов в Большой полк было доставлено почти 423 ведра дегтя и более 237 пудов пеньки. Воеводой Харькова В. Сухотиным было выслано в Большой полк 133 ведра дегтя, да «поскони» (холст из волокна конопли) 50 пудов [214] .

213

РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1087. Л. 59–71, 73–79; РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 1144–1149.

214

РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Ч. 2. Д. 1087. Л. 72а—72б.