Рута

Гончарова Элина

Двенадцать дней минуло с того, как король отбыл в Анхор проследить за строительством нового храма и подготовкой собранной там армии под командованием графа Дилона. Стоило только Трояну покинуть Вызиму, как королева тут же нарушила указ короля, запрещающий больше одной публичной казни в пять дней и начала свои кошмарные развлечения. Нельзя сказать, что король стал более мягким или менее подозрительным, просто последнее время на него навалилось очень много важных забот и проблем. Он даже забросил изобретение пыточных устройств, незаконченные чертежи, которых грудами валялись в его кабинете. К тому же, у него появилась навязчивая идея изменить о себе мнение народа, и помимо выискивания крамолы, занялся постройкой

храмов, устройством больниц и учредил три помилования в день. Королевские указы о помиловании стали настолько часто мешать королеве избавляться от неугодных людей, а графу Гинваэлу изводить измену, что оба метались в бессильной злобе, изливая, ее по большей части, друг на друга.

Почему эти двое с первого взгляда возненавидели друг друга? Ответить сложно. Возможно, в силу схожести натур, ревнивых, подозрительных и властных. Каждый пакостил друг другу изощренно и жестоко. Двор разделился на два лагеря. В этом противостоянии сторонники графа гибли публично на эшафоте, а сторонники королевы в тайных застенках сыскной конторы, которой управлял Нобижон.

Единственное в чем они имели согласие, так это в ненависти к графу Дилону. Но тот будучи главнокомандующим темерской армией, постоянно находился в разъездах и имел непоколебимое расположение и веру короля. Об это доверие разбивались почти все интриги и козни, творимые вместе и по-отдельности королевой Инептиной и графом Гинваэл. Поэтому Хлой никогда не принимал участия в этой мышиной возне, а только высмеивал бесполезные нападки. А если вдруг случалось, что интересы трех самых близких людей короля пересекались, то Дилон всегда выходил победителем. Всегда! И если Нобижон тихо пыхтел, то королева билась в ярости, которая выливалась в такую жестокость и кровожадность, что даже Троян содрогался и чувствовал неловкость за свою жену.

Так было когда во время казни одного заговорщика, Тина с диким хохотом выскочила на эшафот, и вырвав из рук палача пику, выколола глаза несчастному, к стати, не в чем не повинному парню.

Молва тут же разнесла о бешеном нраве королевы, и как это часто бывает, пожалела короля, списав все творимые безобразия и жестокости на его беспощадную супругу и графа Гинваэла, пыточное подземелье, которого наводило страх на всю страну. Троян всячески старался поддерживать это заблуждение, изображая из себя доброго и славного короля при коварной королеве и безжалостном сподручнике. Поэтому перед дворцом всегда толпились простые люди с прошениями к монарху, о заступничестве и помиловании. Естественно они до королевских глаз не доходили, а оседали в сыскной конторе, поставляя графу новых подозреваемых. Единственное, что король получал в избытке это доносы об изменах своей супруги и о заговорах графа. Получал и отправлял в печь, не читая.

Не трудно себе представить, каково же было удивление придворных, заметивших в это утро Нобижона в королевском замке, да еще и у самых дверей покоев королевы. Эта новость молниеносно разнеслась среди вельмож и вскоре все сбежались в приемную Инептины, дабы не пропустить ничего из готовящегося представления. Вскоре зал наполнился придворными до отказа, все перешептывались и с интересом и страхом рассматривали ужасного графа.

Нобижона сопровождали десять человек его личной охраны, это ни сколько не насторожило и не удивило присутствующих, так как граф никогда не расставался со своим эскортом. Когда королева появилась в дверях, ни Нобижон, ни его охрана не склонились в поклонах, как это сделали все остальные.

— Чем обязана? — резко спросила Тина, захлебываясь от гнева.

— Указ короля! — ехидно улыбнувшись, граф протянул ей свиток.

Сделав знак одному из придворных, передать ей документ, она зло уставилась на Нобижона. Вельможа учтиво, заискивающе улыбаясь принял свиток из рук графа и передал его королеве. Пробежав

написанное глазами, Тина покрылась бурыми пятнами. Открыв рот и выпучив глаза так, словно они вот-вот выскочат, она стала похожа на большую пучеглазую рыбину. Ее дурацкий вид так развеселил графа, что он не смог удержаться от смеха.

— Прошу, ваше величество, следовать за мной, — посмеиваясь проговорил он.

— Я никуда не пойду! — закричала королева, к которой наконец вернулся дар речи.

— Указ коро…

— Мне плевать! Я сказала: не-пой-ду!

— Тогда мне придется применить силу.

— Стража! — завопила Инептина.

На ее зов в зал ворвалось с десятка полтора стражников.

— Указ короля!

Граф выхватил из рук королевы свиток и протянул его начальнику стражи.

— …закрыть королеву в башне до моего возвращения… из развлечений, только книги и прялка… переписку запретить… — прочитал стражник.

— Я приказываю арестовать графа Гинваэл! — грозно приказала королева.

— Но… указ… — растерянно залопотал стражник, переводя оторопелый взгляд от Тины к графу.

— Выполняйте приказ короля, — посоветовал Нобижон, продолжая ухмыляться.

Тяжело вздохнув, начальник стражи с отвращением глянул на мерзкую ухмылку графа, виновато посмотрел на королеву.

— Прошу прощения, но я вынужден повиноваться приказу короля.

Все придворные в страхе молчали. Тина обвела их мрачным, не обещающим ничего хорошего взглядом. Одни отворачивались, другие с побледневшими лицами глядели в пол, третьи деланно равнодушно разглядывали картины. Ни кто не посмел вступиться за нее даже словом! А ведь многих она возвысила и вытащила из грязи. Вот она преданность шакалов!

— Карету мне! — скомандовала королева. — Я еду в башню.

— Все уже готово, ваше величество.

Спустившись во двор Инептина обнаружила у крыльца не свою золоченую карету, а черный открытый возок, для высокородных преступников. Скрипя зубами и стараясь не смотреть на довольную физиономию Нобижона, она вскарабкалась на позорный воз и гордо вскинув голову, приказала кучеру:

— Трогай!

Воз с грохотом, покачиваясь двинулся к главной площади Вызимы, хоть башня Плача, в которую по обыкновению короли затачивали своих непокорных или надоевших наложниц и жен, находилась в другой стороне в трехстах шахах от дворца.

«Ему мало закрыть меня в башне! Ему надо опозорить меня перед всем тимерским быдлом! — думала Тина, зелённая от злобы и бессилия. — Ну ничего. Я потерплю… тем слаще будет месть. Я сама вырву ему сердце и заставлю сожрать… Нет! Это слишком быстро! Он не заслужил такой легкой смерти. Тогда загоню под ногти…»

— Куда везете ее величество? — выкрикнул, кто-то из вмиг собравшейся вокруг возка толпы.

— В башню. Указ короля! — ответил посмеиваясь, сопровождающий ее верхом Нобижон.

Толпа загудела, заволновалась, а потом закричала на разные голоса:

— Наконец-то, наш король сладил с этой чертовой бабой!

— Давно пора! А то ж совсем оборзела, шлюха Аэдирнская!

— Небось Демавенд, специально ее нам подсунул, что б на плахе извела всю Темерию под корень! У сучье отродье! Будешь теперь мышами, да тараканами управлять. Их говорят в башне тьма-тьмущая.

— Ха! Мож какая мыша научит никчемную бабу плодиться!

— Вот-вот, а то по балам, да эшафотам скачет, лучше б королю наследника родила! Не баба, а дырявое корыто!

Под смех и улюлюканье толпы, добрались до башни Плача. Граф нарочито вежливо поклонился, но помогать спуститься с приступка не стал, жестом запретив делать это стражникам. Кое-как совладав с пышным платьем, королева спрыгнула на землю, и не успел Нобижон еще до конца разогнуться, отвесила ему звонкую оплеуху. Толпа взорвалась таким диким восторгом и начала напирать, что оставаться дальше на улице, становилось не безопасно.