Ряд волшебных изменений милого лица
Шрифт:
– Так что за тема?
– продолжал Стасик.
– Как стать артистом? Об этом нам пишут тысячи юных дарований, мечтающих о карьере кинозвездочки, театральной кометки? Об этом, об этом, не отпирайся, - настаивал Стасик, хотя Ленка и не помышляла отпираться.
– Но я изменил бы вопрос, а значит, и тему. Я бы спросил: зачем становиться артистом? Я задал бы этот вопрос шибко грамотным, умеющим писать письма - научили на свою голову!
– и ответил бы им: _незачем_!
Ленка, знающая Стасика ничуть не хуже Натальи, а кое в чем даже получше, голову прозакладывала: Стасик говорил всерьез.
И, к слову, тех, кто придумывает передачи для молодежи, в коих всерьез пытается ответить на "вопрос века": "Как стать актером?"
Ленка, как пишут в газетах, целиком и полностью была согласна со Стасиком, но он побывал в аварии, а она - нет, он сошел с ума, как утверждает мамуля, биясь о телефонную трубку, а Ленка - не сошла, увы! Ленка не могла себе позволить увести телепередачу от намеченного Мананой русла. Будучи грубоватой и прямой, она все же не обладала легкой наглостью Стасика и берегла свою репутацию "серьезной" актрисы. И еще она хорошо относилась к Манане. Поэтому Ленка сказала:
– Ты не совсем прав, Стасик. Далеко не всех, кто пишет такие письма, стоит осуждать, - когда надо, Ленка умела держать речь без обычных "на черта", "фуфло" или "до лампочки", умела строить фразу литературно грамотно, стройно и даже куртуазно.
– Есть среди них наивные, не ведающие про тяготы нашей работы, а есть действительно влюбленные в театр, есть способные. Ты согласен?
Манана в аппаратной облегченно перевела дух.
Не рано ли?..
– Ничуть!
– не согласился Стасик.
– Не могу согласиться. Все, кто _пишет_, - потенциально бездарны. Исключений нет! Возможно, они будут хорошими инженерами, слесарями, они станут славно рожать детей и гениально жарить блинчики, но актеров из них не выйдет никогда. Ни-ко-гда! Ну-ка скажи, птица, ты в юности мечтала об актерской карьере?
– Ну, - привычно бросила Ленка, нечаянно подпадая под тон, заданный Стасиком, под тон, явно не подходящий для официальной телепередачи, даже на минутку - с этим "ну"!
– становясь обыкновенной, а не экранной Ленкой умной и интеллигентной дамой-эмансипе.
– Баранки гну, - автоматически ответил Стасик, но, вспомнив, где находится, поднял лицо к окну аппаратной и крикнул невидимой из студии Манане: - Вырежи потом, ладно?
– И продолжил: - А письма любимым актерам писала? На "Мосфильм" писала? На Шаболовку, на тогдашний телецентр, писала?
– Нет, конечно, - засмеялась Ленка.
– Мне некогда было.
– А чем ты, интересно знать, занималась?
– В школе училась. В Щукинское готовилась.
– С первого захода попала?
– С первого.
– А те, кто пишет, на предварительном туре отваливают, как в море корабли. И ладушки: туда им и дорога! Может, писать перестанут, гра-фо-ма-ны... О чем мы здесь говорим, Ленка? Ты не хуже меня знаешь, как эти дураки и дуры - дур, правда, гораздо больше!
– портят нам жизнь. Как они нас караулят,
– Стоп!
– прогремел в студии командирский бас Мананы.
– Ну-ка, родненькие, подождите", я сейчас спущусь, разберемся...
Осветители вырубили свет. Стало значительно темнее и прохладнее.
Ленка встала из нагретого кресла, прошлась по жесткому коверону, расстеленному на подиуме перед молчащими камерами, остановилась перед Стасиком:
– Ты, брат, спятил?
– Сговорились вы все, да?
– возмутился Стасик.
– В чем я не прав, в чем?
– Ты забыл, где находишься?
– Я прекрасно помню, где нахожусь. Но я, прости меня, не понимаю, почему я должен говорить не то, что думаю, а то, что нужно Манане и ее начальству.
– Потому что ты в данный конкретный момент работаешь на Манану и ее начальство.
– Тяжелая, с толстыми ногами-тумбами, Манана ходила по студии в мягких растоптанных тапочках, вот и подкралась неслышно, хотя не ставила перед собой такой цели. Скорее, она бы сейчас охотно выполнила недосказанное последнее желание Стасика - про автомат, только прицелилась бы как раз в Стасика с Ленкой, а вовсе не в тех телеабонентов, что вызвали к жизни описываемую передачу.
– Стае, я тебя не узнаю.
– Сумасшедший, да?
– Нет, дорогой, ты не сумасшедший, ты хуже: ты провокатор. Ты зачем про автомат сказал? Ты хочешь, чтоб меня уволили? Ты говорил, что все бездарны, - я молчала. Ты говорил, что они дуры, - я не вмешивалась. Я все писала! Ты со мной не первый раз работаешь. Нам с тобой хорошо было: ты меня понимал, я тебя понимала.
– Манана, родившаяся и выросшая в Москве, говорящая безо всякого намека на акцент, когда волновалась, строила фразы так, что они выглядели этаким подстрочником-переводом на русский.
– Я тебя просила: Стасик, дорогой, поговори о работе актера, расскажи о том, какая она очень трудная, объясни, что слава - ерунда, тактично поговори, как с детьми, не обижай их. А ты что?
– А я, Мананочка, не Песталоцци и не Макаренко. У меня иная специальность. И когда я сижу на приемных в институте, я от бездарей не скрываю, что они бездари.
Подала голос Ленка:
– Стасик, не заносись, я слыхала, как ты заливаешь. "Девушка, вам надо подумать о другой профессии, вы молоды, вы красивы, у вас все впереди, а у нас в вузе слишком высокие требования..." Ну и так далее. Поешь, как соловушка, только в ушко не целуешь. Хотя, может, и целуешь. Потом... Да с таким подходом любая поверит, что ее стезя не театральная.
– Я так говорил?
– удивился Стасик.
– Точно так.
– Тогда я тоже бездарь. И трус. Но больше трусом не буду. Не нравится, что я сказал, - стирай, Манана. Я в твоей передаче не участвую. Я врать не хочу. Пока!
– И пошел из студии.
– Догони его, - быстро сказала Манана Ленке.
– Мне он не нравится. Всегда такой нормальный, а сейчас... Догони, успокой. Я позвоню.
Ленка кивнула, чмокнула Манану в усы и помчалась за Стасиком, пока он не пропал, не растворился в бесконечных и запутанных, как лабиринт, коридорах телецентра.